Моя жизнь
Шрифт:
мокша (спасение), а пока оно не может само по себе быть предписанием, могут
быть другие предписания, необходимые для достижения мокши. Если поступки
стремящегося достичь состояния мокша или служителя не содержит в себе
скромности или самоотверженности, то не может быть и самого стремления к
мокше или служению. Служение без скромности есть эгоизм и самомнение.
В то время среди нас было около тринадцати тамилов. Пятеро тамильских
юношей последовали за мной из Южной Африки, а остальные прибыли из разных
уголков
Так был основан наш ашрам. Мы все ели за одним столом и старались жить
единой семьей.
Х. НА НАКОВАЛЬНЕ
Ашрам существовал всего лишь несколько месяцев, когда нам пришлось
выдержать испытание, какого я и не ожидал. Я получил от Амритлала Таккара
следующее письмо: "Скромная и честная семья неприкасаемых хочет поселиться в
вашем ашраме. Примете ли вы ее?"
Я был взволнован. Я не ожидал, что семья неприкасаемых да еще с
рекомендацией такого человека, как Таккар Бапа, так скоро выразит желание
попасть в ашрам. Я показал это письмо обитателям ашрама. Они благосклонно
отнеслись к пожеланию неприкасаемых.
Я ответил Амритлалу Таккару, что мы согласны принять рекомендуемую им
семью, если она будет подчиняться всем правилам ашрама.
Семья неприкасаемых состояла из Дадабхая, его жены Данибехн и их дочери
Лакшми, только начавшей ходить. Дадабхай работал учителем в Бомбее. Они
согласились подчиниться всем правилам и были приняты нами в ашрам.
Однако приезд неприкасаемых взбудоражил друзей, оказывавших помощь ашраму.
Первая трудность возникла из-за пользования колодцем, в котором брали воду и
для хозяина бунгало. Слуга его заявил, что вода, расплескивающаяся из нашего
ведра, может осквернить его. Он всячески стал поносить нас и досаждать
Дадабхаю. Я сказал, чтобы не обращали внимания на эти оскорбления и
продолжали брать воду из колодца, чего бы это ни стоило. Когда он увидел, что мы никак не отвечаем на его ругательства, ему стало стыдно и он оставил
нас в покое.
Нам перестали помогать деньгами. Приятель, спрашивавший меня, смогут ли
неприкасаемые выполнять правила ашрама, не подозревал о возможности таких
последствий.
Одновременно с прекращением денежной помощи появились слухи о возможном
общественном бойкоте ашрама. Мы были готовы ко всему. Я заявил товарищам по
ашраму, что мы не покинем Ахмадабада, даже если нас будут бойкотировать и
лишат самого необходимого. Мы скорей перейдем в квартал неприкасаемых и
будем жить на те средства, которые сумеем заработать физическим трудом.
Дело дошло до того, что в один прекрасный день Маганлал Ганди сообщил мне:
– Денег больше нет, и жить нам в следующем месяце не на что.
– Ну что ж, тогда переедем в квартал неприкасаемых, - спокойно ответил я.
Не впервые мне приходилось подвергаться подобному испытанию и всякий
раз всамую последнюю минуту бог приходил нам на помощь. Однажды утром, вскоре
после того как Маганлал предупредил меня о денежных затруднениях, кто-то из
детей прибежал ко мне и сказал, что на улице в автомобиле меня ждет какой-то
шет, который хочет поговорить со мной. Я вышел к нему.
– Я хотел бы оказать помощь ашраму, - сказал он.
– Примете ли вы ее?
– Безусловно, - сказал я.
– Признаюсь, что у нас как раз иссякли все
средства.
– Буду здесь завтра в это же время. Застану ли я вас?
– Да, - ответил я, и он уехал.
На другой день точно в назначенный час к нам подъехал автомобиль и
раздался гудок. Дети прибежали за мной. Шет отказался войти в дом. Я вышел к
нему, и он, вручив мне 13 тысяч рупий в банкнотах, уехал.
Я никогда не ожидал такой помощи. И каким оригинальным способом она была
оказана! Этот господин никогда раньше не бывал в ашраме. Насколько помню, я
только раз видел этого человека. Не заглядывая к нам, без всяких расспросов
он просто помог и уехал! Это был совершенно особый случаи в моей практике.
Оказанная помощь отсрочила наше переселение в квартал неприкасаемых. Мы были
вполне обеспечены на целый год.
Но буря разразилась в самом ашраме. В Южной Африке мои друзья из
неприкасаемых приходили ко мне, жили и ели со мной, однако здесь моей жене и
другим женщинам, видимо, пришлось не по душе принятие неприкасаемых в ашрам.
Мои глаза и уши без труда отмечали холодное, если не недоброжелательное
отношение к Данибехн. Денежные затруднения не причинили мне беспокойства, но
этого я вынести не мог. Данибехн была самой обыкновенной женщиной. У
Дадабхая образование было небольшое, но человек он был толковый. Я ценил его
терпение. Иногда он взрывался, но в целом я был доволен его выдержкой и
просил не обращать внимания на мелкие обиды. Он не только согласился, но и
убедил жену поступать так же.
Принятие семьи неприкасаемых явилось хорошим уроком для ашрама. С самого
начала мы заявили во всеуслышание, что ашрам не поощряет неприкасаемости.
Желавшие помогать ашраму таким образом получили от нас предостережение, и
работа ашрама в этом направлении была значительно упрощена. То
обстоятельство, что растущие с каждым днем расходы по ашраму покрывались
пожертвованиями, поступавшими главным образом от правоверных индусов, с
очевидностью указывает, что понятие неприкасаемости было подорвано в самой
своей основе. Есть немало и других доказательств, но тот факт, что
правоверные индусы, не колеблясь, помогали ашраму, где мы ели и пили вместе
с неприкасаемыми, не меньшее подтверждение этому.
Сожалею, что вынужден опустить здесь ряд подробностей, касающихся этого и