Моя. Я так решил
Шрифт:
А вот сейчас…
Приходится признать, что накрыло меня знатно. Так, как никогда не накрывало. Даже с Масей.
И вообще, теперь, по прошествии времени, со всей определенностью могу заявить, что те эмоции, которые испытывал с Масей, были больше эгоистическим желанием не отпускать от себя родного человека.
Нет, ну прикиньте сами: всю сознательную, можно сказать, жизнь она — рядом. Она — своя, самая близкая, самая понимающая, клевая, веселая. С ней и поржать, и погрустить, и рассказать все, что угодно. И в то же время слабая, девочка, ее можно защищать, можно легонько тискать
Когда Мася внезапно сделала финт ушами и нашла себе серьезные отношения, да не просто отношения, а замуж собралась, я взбесился. Все пытался доказать ей, что тот черт, которого она выбрала, ей вообще не подходит.
Я ясно видел, что не подходит! Что он — гасит ее, уничтожает ту веселую, искрящуюся девочку, с которой я дружу. Которую я люблю.
Я почему-то думал, что Мася сама увидит, насколько ее выбор — неправильный. Был уверен в этом. Потому — только обходные маневры предпринимал. Я же знал свою подружку — надавлю сильно и напролом — получу противодействие по лбу. С ней так нельзя, напролом.
Так и вышло. Мася сама разобралась со своей неудачной любовью.
И тут же нашла удачную.
Даже в двойном размере, чего я вообще никак не мог ожидать.
И вот тут меня закусило.
Если на ее жениха я плевал с высокой колокольни, то тут… Тут не плюнешь. Кот и Егерь, мои приятели, друзья, можно сказать, крутые спортсмены, крутые ребята… Если и желать кого-то в мужья моей Масе, то одного из них. И даже непонятно, кто лучше, не выберешь.
Мася и не стала выбирать. Обоих забрала.
А меня — выкинула на обочину.
Так мне тогда показалось.
Вот и снесло крышу.
Сейчас понимаю, что всего лишь ревность дикая, я же — тот еще собственник, как выяснилось. Такие вещи всегда выясняются внезапно. Вот думаешь, что ты — вообще не жадный парень, с женщинами — легко. С вещами — еще легче.
А потом кто-то пытается забрать твое. Даже не забрать. Посмотреть. Подумать, чтоб забрать. Мысль допустить.
И все.
Сразу опция “не жадный парень” прекращает свое действие, и вместо нее активизируется “бешеный собственник, грызущий горло за свое”.
Прямо мой вариант.
С непривычки закусило меня на целых два года. Потерянных, блять, года. Потому что только теперь понимаю, как сжигало меня это все, как сжирало до основания.
Появление Эвиты, моей белобрысой заразы, все расставило по местам.
Мне до сих пор дико жаль, что придурки Кот и Егерь забрали у меня Масю, но объективно понимаю, что ей с ними хорошо. И что никуда она от меня не делась. Что она — все такая же зажигалка, веселая и бешеная. Просто теперь она — мамаша, и свой огонь направляет в другое русло. И это правильно, в общем-то.
И теперь я понимаю, что значит — хотеть. Вот так, без всякого смысла, логики, запретов. Не знаю, что делал бы, если б Эвита оказалась замужней, с ребенком, счастливой со своим мужем женщиной…
Хотя, она бы не оказалась.
Счастливых женщин
не отправляют одних в самую криминальную жопу мира, не бросают там на съедение волкам. Какой бы ни был крутой этот ее недо-жених, он крупно лажанул.И она с ним несчастлива.
Иначе бы не пошла со мной в постель той жаркой аргентинской ночью.
Не отдавалась бы так жадно, словно в последний раз.
И сейчас бы рядом не сидела.
Ее женишок не решил проблему с ее сестрой, бросил ее в Аргентине… Я еще не знаю подробностей, но сто процентов, там какая-то жопа с его стороны.
И ее женишок не держал руку на пульсе, позволив каким-то утыркам прыгать по лестничной площадке своей женщины. Пугать ее.
Так что… Гуляй лесом, Игореша-мажорик.
Эвита — моя. Я так решил.
Глава 31
— Здесь медведи водятся?
Эвита задумчиво разглядывает немудрящий пейзаж вокруг избушки Маси.
— А как же, — коротко отвечаю я, открывая багажник и доставая свой рюкзак и сумку Эвы. — Пошли, познакомлю.
— Шутишь, надеюсь…
— Вообще нисколько!
Подхватываю ее за руку, веду за собой, по пути вытаскивая ключи.
Оглядываю хозяйство.
Нормально, сейчас чуть-чуть протопим, чтоб дом жилым ощущался, и все.
Дров — дофига, сам дом производит впечатление крепкого старичка, Мася за ним ухаживала, бабки вкидывала.
— Туалет, надеюсь, в доме?
— Все в доме, Эвита, можно и не выходить…
Не удержавшись, дергаю к себе ближе, веду носом по ее шее, мгновенно дурея от сладкого, влекущего такого аромата ее кожи.
— Можешь вообще голая тут ходить. И по дому, и не по дому… На километры — никого…
— Но… — Эвита вздрагивает, отчетливо давая понять, что далеко не железная, и мои прикосновения тоже ее заводят, — а как же дикие звери?
— Все дикие звери, что тут есть — сейчас рядом с тобой, — доходим до двери, трясущиеся пальцы едва попадают в замочную скважину, меня уже колотит от желания взять ее прямо тут, на крыльце, тупо нагнуть и разорвать эти свободные джинсы. Не нужны они ей будут! Вообще ни к чему! — Боишься?
— Нет, — она разворачивается неожиданно оказываясь ко мне лицом, упирается спиной в дверь, которую я все не могу открыть, смотрит неожиданно серьезно, так серьезно, что даже мой похотливый мозг генерирует идею о том, что это все сейчас не просто так происходит, все серьезно сейчас. — Нет. Тебя — не боюсь.
— И правильно делаешь, — отвечаю я единственное, что в данный момент имеет смысл отвечать, и вжимаюсь наконец-то в мягкие губы.
И, бля, да! Я — в нирване!
Никакоих мыслей, никаких вообще!
Оказывается, это так сладко — не думать! Позволить себе такую роскошь!
Рычу, бросая, ко всем херам, вещи, обхватываю ее, облапливаю, словно я — реально тот медведь из чащи, про которого она спрашивала.
Не сильно то я от него отличаюсь сейчас.
Тискаю жадно, как маньяк, дорвавшийся до жертвы, не прекращая целовать, и ощущаю, как Эвита — тает, течет, сходит с ума синхронно со мной.
Это — крутейший уровень безумия, совместного, самого жесткого, разрушающего и созидающего одновременно!