Мозг во сне. Что происходит с мозгом, пока мы спим
Шрифт:
Несмотря на то что корпорации изо всех сил пытаются сделать показателями статуса размер автомобиля или стоимость наручных часов, универсальной его шкалы не существует. При встрече с новым человеком и оценке вашей с ним относительной значимости вы можете опираться на такие параметры, как возраст, богатство, физическая сила, ум или обаяние. Вообще, показателем статуса может быть все что угодно; например, на некоторых островах Тихого океана им является вес человека. Если какой-то параметр представляется вам важным, то любое повышение или понижение соответствующего статуса вызывает интенсивную эмоциональную реакцию. Ради повышения или сохранения статуса люди иногда доходят до жутких крайностей. Этот принцип работает и на индивидуальном, и на групповом, и даже на государственном уровне. Желание повысить статус заставляет людей проявлять чудеса героизма и выносливости,
На пути вниз
Как и все прочие первичные нужды, реакция на угрозу статусу бывает намного сильнее, да и встречается чаще, чем любая другая. Простой разговор с человеком, которому вы приписываете более высокий статус, – к примеру, со своим руководителем – запускает реакцию на угрозу вашему собственному статусу и всегда вызывает такое чувство, как будто это может привести к ужасным последствиям. Может последовать даже физиологическая реакция, включая увеличение кортизола в крови и активный приток ресурсов к составляющим лимбической системы, возбуждение которой снижает ясность мышления. Колин во время телефонного совещания почувствовал угрозу своему статусу, потому что группа не признала его старшинства. Первые слова Эмили в этой сцене только ухудшили ситуацию: фраза «Зачем ты это сделал?» подразумевает, что собеседник был неправ. Кроме того, у Колина изначально с телефонным совещанием ассоциировалась угроза его статусу, так что почти любые слова Эмили были бы приняты в штыки. Интенсивность эмоциональной реакции Колина застала Эмили врасплох. Она вообще не задумывалась о том, что он может почувствовать угрозу своему статусу.
Наоми Эйзенбергер, ведущий социальный нейробиолог из UCLA, хотела разобраться в том, что происходит в мозге человека, когда он чувствует себя отверженным. Она разработала эксперимент, в ходе которого при помощи аппарата фМРТ исследовался мозг участника компьютерной игры Cyberball, отсылающей человека к нравам школьного двора. «Испытуемый считал, что играет по Интернету в игру с перебрасыванием мяча с двумя другими людьми, – объясняла Эйзенбергер во время беседы в своей лаборатории. – Он видел на экране собственную аватарку и аватарки партнеров. Затем, примерно в середине игры, когда три участника спокойно перекидывались мячом, испытуемый вдруг переставал его получать, и два других игрока начинали перебрасывать мяч друг другу, не обращая на него никакого внимания». Всякий раз, когда я рассказываю эту историю слушателям, по аудитории проносится ясно различимое «Ох!». Быть отверженным, считаться худшим из всех очень тяжело в любых обстоятельствах.
Этот эксперимент порождает у большинства людей самые сильные эмоции. Эйзенбергер говорит: «Мы обнаружили, что когда человека исключают из какого-то сообщества, можно заметить явную активность в верхней передней части поясной коры его мозга. Этот же нейронный участок задействуется при болевых ощущениях; именно он отвечает за тот компонент боли, который иногда называют “элементом страдания”. У тех, кто сильнее других чувствует себя отверженным, наблюдаются максимальные уровни активности в этой области». Быть исключенным из сообщества и отверженным физически больно. Ощущение того, что ты хуже других, активирует те же области мозга, что и физическая боль. Эксперимент Эйзенбергер показал, что социальная боль активирует пять разных областей, ответственных также за боль физическую. А раз мозг воспринимает оба типа боли одинаково, то социальная боль может вызывать не меньшие страдания, чем физическая. Вспомните о том, как у вас холодеет в животе, когда кто-то говорит: «Сказать, что я о тебе думаю?» Примерно так же человек ощущает себя ночью на улице, когда чувствует, что вот-вот кто-то подойдет и нападет сзади: может быть, в первом случае ощущение менее явное, но по существу это тот же страх. Открытие, сделанное Эйзенбергер, объясняет, почему Колин отреагировал на слова Эмили человеческим эквивалентом ситуации, когда пес скалит зубы и рычит: мозг считал, что кто-то собирается его ударить.
Поскольку падение статуса воспринимается очень болезненно, многие люди готовы идти на большие жертвы, только чтобы не попадать в условия, когда их общественное положение окажется под угрозой. Такое поведение, в частности, предусматривает уход от любых действий, в которых мозг не уверен; это, учитывая его особое отношение к новизне, иногда означает уход от всего необычного. А значит, может сильно
сказаться на качестве жизни. Здесь, если пользоваться терминами Гросса, против вас работает выбор ситуации.Из-за того, что реакция на угрозу статусу столь интенсивна, переоценка в подобной ситуации может оказаться очень сложной задачей – если, конечно, вы не сможете поймать (т. е. обозначить и переоценить) свои эмоции на раннем этапе, в первые несколько секунд, пока они еще не возобладали.
Реакция Колина на угрозу в этой ситуации – борьба. Он и сам в свою очередь нападает на статус Эмили, произнося резкую фразу: «Ты тоже далеко не идеальна!» Он ставит под сомнение и авторитет Эмили, напоминая ей, что она моложе него. Работа под руководством более молодого сотрудника может породить автоматическую реакцию на угрозу статусу – если сам человек не сумеет увидеть ситуацию с другой позиции (т. е. не проведет переоценку), к примеру, не решит, что ему интересно пообщаться с молодым поколением и побольше о нем узнать.
Но Колин не только борется; у него наблюдается и реакция убегания. Он, конечно, никуда не уходит физически, но ментально бежит, потому что не хочет думать. Если бы Колин сумел остановиться и взвесить ситуацию, то понял бы, возможно, что по телефону невозможно сказать все то же, что в личном разговоре.
Реакция на угрозу из-за воображаемой перспективы снижения статуса может зажить собственной жизнью и продержаться не один год. Люди, как правило, очень стараются не оказаться «неправыми», идет ли речь о простой опечатке в документе или о серьезной ошибке в оценке стратегических перспектив. Вспомните примеры крупных корпоративных слияний, обернувшихся неудачей, и руководителей, принимавших любые решения, только бы не брать на себя ответственность. Мы не любим быть неправыми, потому что неправота роняет наш статус, а это нервирует и воспринимается как опасность.
Если вы решили, что правы, значит, неправ другой – а это означает, что вы не будете прислушиваться к словам этого другого, и он тоже будет воспринимать вас как угрозу. Получается замкнутый круг. Лиза, упрямо настаивающая на том, что первый шаг к примирению должен сделать именно Колин, чувствует себя «правой». Колин, несомненно, думает то же самое. Быть «правым» для человека нередко важнее, чем… ну, чем почти все остальное; ради этого иногда жертвуют не только деньгами, но и отношениями, здоровьем, а то и самой жизнью.
Угроза статусу, помимо того, что иногда начинает существовать сама по себе, обладает еще одной особенностью: она очень легко возникает и порождает сильнейшее чувство опасности даже по самым пустяковым поводам. Скажем, вы встречаетесь с коллегой и он вдруг, впервые за все время вашей совместной работы, просит разрешения проследить за развитием одного из ваших проектов. Вы, скорее всего, воспримете его просьбу как угрозу своему статусу. «Он что, мне не доверяет? Хочет проконтролировать?» Реакция на угрозу может заставить вас сказать что-нибудь резкое, что плохо отразится на вашей же собственной карьере. Помните, что лимбическая система, будучи возбужденной, начинает формировать в мозге случайные связи и побуждает к пессимистическим мыслям. Даже простой разговор с руководителем рождает ощущение угрозы. А невинный вопрос «Как дела?», обращенный к подчиненному, вызывает более сильную эмоциональную реакцию, чем можно было ожидать.
Многие споры и конфликты на работе, как и вообще в жизни, имеют в своей основе вопросы статуса. Чем лучше у вас получается сразу же распознать такую угрозу и точно обозначить ее в реальном времени, тем проще будет провести переоценку и более адекватно отреагировать на событие. Во всем, что касается статуса, роль режиссера огромна. Но будьте осторожны и не пытайтесь объяснить окружающим, что происходит. Сказать кому-нибудь: «Все дело в угрозе статусу; это она заставляет тебя так поступать» – не самая лучшая мысль.
На пути вверх
Не так давно мне довелось брать интервью у знаменитой балерины, служившей когда-то в Лондонском королевском балете. Она рассказала, что, выступая в составе большого коллектива мирового класса, нередко чувствовала скуку и разочарование. Все изменилось с переходом в другую труппу в ее родном городе, хотя и не такую большую и менее известную, где моя героиня стала ведущей солисткой. Она объяснила: «Наконец-то я стала самой высокооплачиваемой танцовщицей! Лицом труппы, можно сказать. Стоит стать первой, и ни о какой скуке не может быть и речи. Все смотрят только на тебя, все пространство сцены – твое. Чувствуешь себя на коне!»