Может когда-то она и была Лолитой, но не теперь

Когда открываю глаза, то замечаю, что солнце перекинулось на противоположную сторону дома. Уже вечер. Поднимаю голову, Орландо нет. Мама порхает над кастрюлями в кухне. Слышу заливистый смех во дворе. Подхожу к двери, чуть приоткрываю её. Холи сидит у бассейна в коротких джинсовых рваных шортах, узкой маечке. В бассейне плескается Джаред, а рядом с ним Орландо. Уже было дергаюсь к нему, он же слишком маленький! Утонет. Но замечаю, что на нём спасательный жилет и он сидит на надувном матрасе. Джаред поддерживает его. Я немного ревную.

– Так вот, это было очень странно. Он всегда вставлял в речь французские слова, и неизменно после каждой повествующей фразы он вставлял, это до жути противное: «Смекаешь»? И смотрел так, будто ждал какого-то невероятного ответа. «Мадмуазель Холи, когда Наполеон уходил из Франции, Жозефина заводила себе кучу любовников, la putain! Смекаешь»? – передразнивает кого-то Холи. Странно. Она никогда не рассказывала мне ничего подобного… Я злюсь. – Серьёзно? Назвал Жозефину шлюхой? – смеётся Джаред. – О! Это самое ласковое, чего была удостоена бедная императрица Богарне, – улыбается Холи. – Ну, ты смекаешь? – смеется. – А ты неплохо говоришь по-французски! – Только говорю, – отмахивается. – Давай. Я внимаю. Научи меня чему-нибудь! – Джаред держит плескающегося Орландо, и глазами полными обожания смотрит на Холи. – Например, ты можешь рассказать о себе, – начинает она и что-то минуту лепечет на французском. Он внимает каждому её слову, выглядит сейчас как мотылёк летящий на солнце. И выражение лица наиглупейшее. И всё равно в глазах эта чёртова похоть. Он хочет её. А теперь, когда она вдруг стала француженкой, он хочет её вдвойне. – Мама, а что такое шлюха? – неожиданно спрашивает Орландо. Джаред и Холи в один миг замирают. Ну всё! Это последняя капля! – Папа! Смотри, я плыву. Я совсем как ты! – Орландо первый замечает меня. – О! Папочка проснулся! – восклицает Джаред. – Иди ко мне, – вытаскиваю сына из воды. Он начинает выкручиваться, отталкивать меня, совсем не хочет вылезать. – Шеннон, оставь его! – вступается новоявленная мамочка. – Рот закрой! – рычу на неё. – Не хватало ещё, чтобы вы научили его другим ругательствам! – ухожу с Орландо в дом. Переодеваю его плачущего и просящего отпустить в бассейн. – Орли! – входит рыжая. – Мама, я хочу купаться! – выглядывает он из-за моей спины. Всхлипывает. – Родной мой! – тянет к нему руки. – Ушла! – рявкаю. – Шеннон, позволь мне. Я только успокою его, – не отступает. – Пошла вон я сказал! – рычу. – Папа не кричи! – рыдает мальчик. – Помолчи, заступник! – одёргиваю О Ти. – Шеннон, хватит! Ты делаешь ему больно! – убирает мои руки, закрывает его собой. – Уйди отсюда! – крепко сжимаю её запястья. – Уйди! Уйди! Уйди, мать твою. Ты бросила его! Тебя не было с ним три долбанных года! Ты не пыталась защитить его три года, лучше не начинай сейчас! – шиплю. Смотрю в её мокрые, красные глаза. – Он мой сын! Позволь мне самой решать, заступаться за него или нет! – твёрдым, стальным тоном отвечает мне она. – Да ты совсем с ума сошла, сука! – свирепею, бросаю её на кровать, замахиваюсь. – Папа нет! – визжит Орландо, и мне в голову, будто стрела прилетает. Я вижу его глаза полные слёз и ужас в глазах Холи. – Что у вас тут происходит? – залетает в комнату мама. За ней Джаред. Они видят картину. Холи забивается в угол между детской кроваткой и стеной, плачущий Орландо, я, озверевший, с красным от гнева лицом. – Забирай его, – приказывает мама Джареду. – Пойдём О Ти! Съездим за твоим любимым мороженым, – Джаред хватает его на руки. – А папа с мамой больше не будут кричать? – Не будут родной, – Констанс целует его в макушку и брат уходит с моим сыном. – А теперь, послушайте. Разберитесь со своим дерьмом! Я не хочу чтобы у моего внука пострадала психика из-за родителей – придурков! Или миритесь, или решайте вопрос с опекой в суде. И если я ещё хоть раз услышу вашу ругань, клянусь, я сама подам на вас в суд! – рычит мама, выходит, громко хлопая дверью.

Опускаюсь на пол, зажимаю голову коленями. Сижу не двигаясь минут пять. Её всхлипы стихают. Слышу шорох. Да. Правильно. Уходи! Я слишком уязвим сейчас. Но она не уходит, поворот ключа в замочной скважине. Теплые ладони разводят в стороны мои колени, поднимаю голову, смотрю в её глаза.

– Прости меня, я не должна была перечить тебе, не должна была ставить под сомнение твой отцовский авторитет. Прости меня, – зажимает ладонями мои щёки, нежно касается губ. Они сладкие, и она пахнет сладко. Я схожу с ума. Я на грани животной ярости, неисчерпаемой любви и лютой ненависти. – Не надо, – нехотя отталкиваю её. – Прости меня, любимый. Прости! – целует шею, снимает с меня майку. Проводит влажными губами по груди, животу. Ладонь неустанно трёт меня между ног. – Не надо, – повторяю. Но слишком не уверенно. – Позволь мне, – расстёгивает ширинку, горячая ладонь проходит по отвердевшему органу. И когда её губы накрывают головку, я откидываю голову. Ни одной мысли, только ощущения. Невероятные. Я не думал, что это может случиться хоть когда-нибудь. Пальцы сами вплетаются в её волосы. Я не контролирую её движения, просто держу руки на её голове. Я помню её рот, осторожный. Нежный язык, плотно прилегающий к моей коже. Я на финишной прямой. – У вас всё в порядке? – стоит мама за дверью, я быстро отвечаю положительно, мама уходит. И в этот самый момент я кончаю. Резко осознаю, как я жалок. Ради собственного удовольствия снова позволил ей унизиться. Поднимаю её голову за волосы. Она смотрит на меня. С губы падает капелька чего-то. Хотя почему же чего-то? Я знаю. Это она и есть… Моя… Сильнее сжимаю её волосы. Как же я сейчас себя ненавижу! – Больше никогда так не делай! Ты мне противна! – морщусь, отбрасываю её голову, и рыжая падает на пол. Быстро встаю, застёгиваю ширинку, натягиваю майку. Бросаю на Холи взгляд. Она сидит, опустив голову. – Я сделаю, как ты скажешь, только прости меня, – шепчет. – Ты противна мне! – рявкаю, быстро выхожу из комнаты. На самом деле я противен сам себе. Я унизил её. В который раз. А может это праведное наказание? Я правильно делаю? Да! Буду так думать! – Мама, пусть О Ти останется сегодня у тебя. Только не подпускай к нему её! – Ты оставляешь сына мне? Я сама решу, подпускать к нему родную мать или нет! – шипит мама. – Делай что хочешь, – отмахиваюсь. – И, прости нас! – бросаю на прощанье, уезжаю.

====== Часть 80. Дуэль ======

Успокаиваюсь только, когда удаётся убить первую сотню орков. Выпиваю несколько банок пива. Желанное расслабление потихоньку накатывает на моё тело.

– Шен! – входит в дом Джаред. Что? Я говорил про расслабление? Забудь, Шеннон. Пришёл один из главных твоих раздражителей. – Что? – рычу. – Это я! – Да ну? Действительно ты? – поворачиваю голову. – Привез тебе поесть, – ставит на стол пакет. – Я тебе не рассказывал – я умею готовить, – снисходительно отворачиваюсь. – Это мама передала. – Что они делают? Как там Орландо? – мне безумно интересно. И я скучаю по сыну. – О Ти уже спит. Мама с Холи болтают на улице, кажется, пьют коньяк. – И рыжая пьёт? – раскрываю глаза. – О! Ещё как! Ну знаешь, побочный эффект лечения от маниакальных расстройств. – Пиво будешь? – предлагаю. – Да. Очень смешно! – кивает брат. – Лучше дай второй джойстик, – просит. Протягиваю ему второй, и убийство орков постепенно перетекает в убийство героя Джареда. – Эй, ты с ума сошёл? Нахрена убил? – Я случайно, – вру. Нет! Я целился именно в тебя! – Будь внимательней! Я набрал почти восемьсот очков! – Всё! Успокойся. Ты как маленький! Я набрал восемьсот очков, – передразниваю его. – Заткнись! – он наводит на меня электронную пушку и по экрану сползают куски моей электронной плоти. – Ты придурок? – ору. – Какого чёрта? – Оу… Ты чего? Может, сходишь на группу по управлению гневом? – Джаред отстраняется. – Я псих, по-твоему? – По-моему ты стал неуравновешенным. Где тот Шеннон, которого никакими усилиями не вытащишь на эмоции? – Сдох! – рявкаю. – Я заметил. Успокойся. Не повышай на меня голос! – Отвали! – бросаю джойстик на стол. Закуриваю прямо в кухне. – Эй, тут твой сын живёт. Не думаю, что ему полезно дышать этой дрянью! – Тебя никто не спрашивал! – улыбаюсь. – Смекаешь? – сверкаю глазами. – О! – кивает Джаред. – Так вот ты о чём! Я так и знал! Только не говори, что ревнуешь! – улыбается. – Больно ты мне сдался, – прыскаю. – Нет. Не меня. Её! Ты ревнуешь её ко мне, – щурит глаз. – Ничего тупее ты придумать не мог? – защищаюсь. – Ох, храбрец! – скрипит Джаред старческим голосом. – Я же вижу, как твои глаза метают молнии, когда я с ней болтаю, – чёрт! Он слишком хорошо меня знает! – А ты мог бы и постесняться так смотреть на неё. В глазах целые спальни похоти. Ты же её мысленно уже во все отверстия поимел! И это не сейчас началось, я заметил это в первый день вашего знакомства. И не строй из себя её друга, когда сам хочешь оттрахать! – сверлю брата глазами. – Ну прости! Не могу контролировать своё либидо! – улыбается. – Фу! Как ты можешь? Она мать моего ребёнка! – морщусь. – Вот и не забывай об этом! – рявкает. – Она мать твоего сына, и ты любил эту девушку! И сейчас любишь! Так что хватит над ней издеваться! Дай ей шанс, мать твою! И вынь голову из задницы, ты становишься придурком! – ругает он меня и уходит.

И когда это все стали такими умными? Провидцами? Хреновы учителя! Посмотрел бы я на вас, окажись вы на моём месте. Не уверен, братец, что ты бы сразу кинулся в объятия своей непутёвой жёнушки!

Утром приезжаю за О Ти.

– Он ещё спит, налей себе кофе, – машет мама в сторону кухни. Опять рисует свои лилии и петуньи. Вхожу в комнату к Орландо. Холи спит, свернувшись колачиком на диване. Сама безмятежность, само спокойствие и умиротворение. Прости за вчерашнее… – Доброго утра, – открывает глаза. – Я приехал за О Ти, – сообщаю. – Да, я знаю… Не за мной же, – тяжело выдыхает она и поворачивается ко мне спиной. Одеяло сползает и мне открывается татуировка под левой лопаткой. Это надпись. Я разбираю имя сына и своё имя. – Сделала тату? – шепчу, сажусь между кроватью и диваном. Она поворачивается ко мне, и наши лица сейчас друг напротив друга, на расстояние вытянутой руки. – Да, Шеннон, – кивает, прикрывая глаза. – Что там написано? – облизываю губы. – Я признаюсь сыну в любви и прошу у тебя прощения. На латыни, – отвечает она. – Тупость! – фыркаю. – Как скажешь. Тупость. Ты прав, – соглашается она со мной. – Да что с тобой? Так и будешь соглашаться со всеми оскорблениями? – повышаю голос, но потом снова перехожу на шёпот. Не хочу разбудить сына. – Я изменилась, – жмёт плечами. – Ты не изменилась! – качаю головой. – Я же вижу. Ты просто корчишь из себя тряпку! Но ты не такая, – качаю головой. – Просто будь собой. Орландо не нужна безвольная мать, – встаю, иду к двери, открываю. Почти выхожу. – Я не понравлюсь тебе… – шепчет мне в спину. – Но и такая ты нам не нужна, – тихонько закрываю за собой дверь. Она выходит следом. – Кофе, – прошу я. – Что? Кофе? Просто кофе и всё? Безо всяких там: свари, налей, пожалуйста? – поднимает рыжая брови. – Эмм… Свари, – развожу руками. – Пойдём, я покажу тебе, как включается кофеварка. Хотя… Ты уже большой мальчик, разберёшься сам, – кивает. – Эй, ты перегибаешь, – хватаю её за руку. – Перегнул ты. Вчера. Позволил мне отсосать тебе, и выбросил, как использованный презерватив, наполненный спермой. Я справилась с унижением, думаю, и ты с кофемашиной справишься, – кивает, выходит на улицу, убегает на пробежку. – Подлая сука! – рычу. – Шеннон, найди мне номер судьи! – строго просит Констанс. – Всё, мам. Не нужно судью! Больше не буду её обзывать! – отвечаю ей. – Учти, Шеннон! Я докажу, что Орландо не может жить ни с одним из родителей, что со мной ему лучше. И ты не посмеешь судиться с собственной матерью. И тогда вы сможете видеть ребёнка раз в месяц. По часу! – будто между прочего сообщает мама. – Ты страшный человек, мама! – раскрываю глаза. – Вот и не забывай об этом! – улыбается она. – Иди, приготовь страшному человеку чай! – выгоняет она меня. – Я люблю тебя, мам! – целую её в белую макушку.

Время тянется медленно. Мы с группой несколько раз выезжаем в короткие недельные туры. С Холи почти не видимся, но она всегда вежлива, молча выносит все мои колкости, претензии, обвинения в том, что она плохая мать, слишком мягкая, через чур уступчивая. Пытаюсь ей объяснить, что она в конец разбалует О Ти. Но она отвечает лишь счастливой улыбкой, и этими своими отговорками.

– Шеннон, ну как я могу ему отказать? Я не выдержу его сердитый или грустный взгляд. Каждая его улыбка, как глоток свежего воздуха для меня. Я уже лишила его своего присутствия в первые три года жизни. Не могу лишить его чего-то ещё. Даже в мелочах, – утирает слёзы. – Ну и плаксой же ты стала, – хмыкаю. – Ты оказываешь себе медвежью услугу. Ты дождёшься, рано или поздно он пошлёт тебя ко всем чертям. Тебе необходимо быть с ним построже, – киваю.

Я мудрый отец, чёрт возьми! Советую матери, как нужно воспитывать сына. Она молча соглашается. В конце концов я был отцом дольше, чем она была матерью.

Подцепила на своей йога-работе жуткий грипп, и вот уже неделю не видится с сыном.

– Папа, а где мама? Папа, а почему мама не выздоровела? Папа, а когда мама выздоровеет? Папа, а когда мы поедем к маме? Папа, а маме больно? Папа, а мы можем её навестить? Папа, а можно я отвезу ей ягодок? – и так до бесконечности…

Я закипаю от ревности. Когда я болею, он не приносит мне ягод, только смотрит на меня как на прокажённого и просит не обнимать, потому что я, видите ли, могу заразить его.

И чего он так к ней привязался? Она бросила его, а он любит её, кажется, сильнее, чем меня.

– Хочешь, поедем на пирс? Покатаемся на аттракционах? – предлагаю ему. – Нет, я хочу к маме! – Но мама болеет, Орландо! – повторяю в сотый раз. – Тогда я хочу болеть вместе с ней! – фыркает он. – Не говори глупостей, – отмахиваюсь. – Сам не говори! – Эй! Полегче! – предостерегаю его. – Сам полегче! – Орландо, ты сейчас возьмёшь тайм-аут! – наклоняюсь к нему. – Ты возьмёшь! – не отступает он. Упрямый ребёнок! – Ну-ка пойдём! – хватаю его за руку, ставлю в угол. Он громко сопит, верный признак – обиделся. Ну и пусть! Не будет переговариваться. Сажусь на диван, включаю детский канал. Специально прибавляю звук. – Не смей поворачиваться! – приказываю. Сопение становится ещё громче. Злится. Чёртов мамочкин характер. Ну ничего. Раз удалось перевоспитать её, перевоспитаю и тебя.

О! Вспомни мамочку…

– Да? – отвечаю на звонок. – Привет, – хрипит она. – Чего хотела? – Как Орли? – Не называй его так! Тысячу раз просил! – злюсь. – Как О Ти? – исправляется она. – Дай ему трубку. – Он не может говорить, он взял тайм-аут, – сообщаю. Слышу тихое дыхание прямо над моим ухом. – Встал обратно! – шиплю. – Ну папа! – психует он и возвращается в угол. – Стой, пока не разрешу тебе выйти! – я наигранно строг. – Ты слишком резок с ним, – кашляет Холи. – А ты слишком мягка. И не учи меня, как воспитывать сына. Я разбираюсь в этом больше тебя. И я не хочу, чтобы он вырос капризной истеричкой, как его мамочка, – фыркаю. – Хорошо. Я всё поняла. Передай, что я его люблю и очень соскучилась! – Нет! – отказываюсь. – Сама скажи! Орли! – зову. – Тьфу! О Ти! Придумала ребёнку идиотское имя! – рычу. – Мама зовёт тебя, – протягиваю телефон. – Мама, папа меня поругал, – ябеда. – Я брал тайм-аут. Не знаю за что, – жмёт плечами. – За то, что ты переговаривался со мной! – раскрываю глаза. – Папа говорит, что я с ним переговаривался. Нет, не переговаривался, мам, – качает головой. – Лгун! – показываю ему язык. Орландо улыбается мне. – Мамочка, когда ты поправишься? Я хочу к тебе! – начинает ныть. Она что-то долго ему говорит, он кивает ей. – И я люблю, – отдаёт мне телефон. Обходит диван, садится ко мне на колени. Крепко обнимает меня за шею. – Папочка, прости меня, пожалуйста! Я больше никогда не буду с тобой переговариваться, – шепчет мне на ухо. – Я буду хорошим мальчиком. Я тебя люблю, – последняя фраза звучит совсем таинственно. Улыбаюсь. – Я тебя тоже люблю, О Ти! – целую его в висок. – Это мама сказала мне так сказать, – буднично сообщает он, спрыгивает с моих коленей и садится в круг, которой выстроил из своих машин. Качаю головой. Из тебя ужасный шпион, сынок!

Вечером уезжаю с Антуаном и его женой Эни, которая везде с ним таскается, в клуб. В клуб моего старого знакомого Джонатана Рода. Сам хозяин не часто бывает здесь, но сегодня, кажется, решил отдохнуть.

– Шеннон! Дружище! Я сто лет тебя не видел! – крепко обнимает он меня. – Часто выбираться не получается… У меня теперь сын, и я стал примерным отцом! – хвалюсь. – Да, я слышал! – как-то очень счастливо улыбается Джонатан. – А как твои малышки? Младшей, небось, уже мужа подыскал? – Эмм… Да… Нет… – опускает глаза. – Мы с Пейдж развелись. Оказывается младшая дочь не от меня… – Что? – чуть не выплёвываю холодную Отвёртку. – Да, – кивает он. – Моя младшая дочь, оказалась дочерью моего друга и партнёра. Бывшего мужа твоей бывшей, – заворачивает он. – Что? – я совсем в шоке. – Так это Пейдж была любовницей Дага? – Ты знал и не рассказал мне? – раскрывает глаза Джон. – Я знал, что у него есть любовница, но я и предположить не мог, что это Пейдж… – опускаю глаза. Он не позволял Холи родить ребёнка, а другой женщине быстро сделал малыша… Что за идиотизм? Мне не понять… – Джон, мне очень жаль, – качаю головой. – Мне тоже было. Поначалу, а потом я махнул на всё рукой. Я отобрал у неё двух своих дочерей, теперь она видит их только по субботам, не выделил ни цента из своего состояния. Пускай живёт на огромное состояние своего любовника, которое, кстати, поубавилось после развода. Он потерял солидную часть своего состояния, которым теперь владеет Холи. Хотя, ты, наверняка, знаешь, – жмёт плечами. – Впервые слышу, – тру подбородок. – Мы не особо общаемся сейчас. – Да… Этим сукам свободы давать нельзя! Они наберут её себе, а потом не знают, что с ней делать и с сумасшедшими глазами просят, чтобы мы себе половину забрали… – и тут я понимаю, что Джонатан изрядно пьян.

Мы болтаем с ним о делах, пока Антуан не уговаривает меня ехать в другой клуб. На все мои: «Я уже слишком стар для такого дерьма», канадец лишь смеётся и тащит меня за собой. Да уж, обстановочка в новом клубе не очень. Слишком накурено внутри, не люблю, когда курят в помещении. Остаюсь стоять на входе, народу почти нет, в четвёртом-то часу утра. Закуриваю, слышу какой-то шорох. Любопытно, разворачиваюсь, чтобы посмотреть, и утыкаюсь лицом в грудную клетку какого-то парня.

– Да твою-то мать, дятел! – знакомый голос. Поднимаю глаза. И на лице здоровяка появляется счастливая улыбка. – Шеннон, – тянет как заворожённый. – Оли! – улыбаюсь. – Эти наши встречи с тобой носят очень странную завязку. Я всегда врезаюсь в тебя. – Точно! – кивает он. – Как там миссис Холи? – Всё ещё мисс, – отмахиваюсь. – Ты с друзьями? – Нет. Как всегда с шефом, – качает головой. – Оу, Даг здесь? Пожалуй, пойду, не хочу встречаться с ним, – отхожу, но так как я становлюсь не совсем удачливым после двух часов ночи, меня окликает его голос. Дьявол! Разворачиваюсь. – Ты меня избегаешь? – щурится костюм. – Вовсе нет. Извини, не могу поболтать с тобой, меня дома ждёт сын, – развожу руками. – И моя жена. Да, я в курсе, – кивает. – Твоя бывшая жена, – исправляю его. – И мы не вместе, чтоб ты знал. Доброй ночи, – разворачиваюсь. – Боишься меня, Лето? – слышу из-за спины. Хмыкаю. – Я совершенно не боюсь тебя, – оборачиваюсь, смотрю ему в глаза. Спокойный, довольный, сытый лев внутри меня поднимает морду со сложенных друг на друга лап. – Так идём, выпьем, – кивает на вход. – Нет, – отказываюсь. – Сказал же – боишься, – самодовольно улыбается. – Найдём другое место. Где не так накурено. И где я буду хорошо тебя слышать, – я принимаю твою перчатку. Да начнётся дуэль! Комментарий к Часть 80. Дуэль 10 страниц.простите, кому не по душе.не знаю получится ли выложить ещё главу за эти выходные...