Мрачные ноты
Шрифт:
— У тебя есть два варианта. Первый. Ступай прямо по коридору, сядь за пианино и жди, когда мы начнем урок. Второй. Поднимайся наверх в спальню, сними с себя все и жди, пока я трахну тебя. — Я стараюсь не давить на нее, но мой тон уверенный. — Никакого анала, Айвори. Клянусь.
Обхватив себя руками, она потирает плечи, все еще не решаясь встретиться со мной взглядом.
— Что бы ты ни выбрала, это не повлечет за собой никаких обид и никак не повлияет на наши отношения. Понимаешь? — решительно заявляю я.
— Да, — неуверенно шепчет она в ответ.
— А теперь, ступай.
Как
Херня какая-то. Если бы я хоть на секунду отвлекся от своего ноющего члена... Я раздосадовано вздыхаю.
С другой стороны, только что мы сделали огромный шаг вперед. Она воспользовалась стоп-словом, тем самым продемонстрировав мне один из пределов. Теперь я знаю, что Айвори понимает правила игры. Я готов ждать ее целую вечность, если того потребует ситуация.
Цокот крошечных лап по полу возвращает меня в реальность. Шуберт вертится возле меня, ласкаясь у моих ног и покрывая мои черные брюки своей рыжей шерстью.
Я наклоняюсь и подхватываю кота с пола.
— Она теперь закроется от меня, как считаешь? — Я прижимаюсь губами к его загривку, прижимая котяру к своей груди. — Как же я хочу убить каждого гребаного ублюдка, посмевшего прикоснуться к ней.
Он мурлычет, подобно мотору, и поднимает голову, чтобы я почесал ему шею. Я удовлетворяю его желание. Вскоре успокаиваюсь, и мой пульс выравнивается.
— Пойдем проведаем нашу девочку.
Я опускаю его на пол и следую за ним из кухни через комнату с камином в гостиную. Шуберт запрыгивает на диван и устраивается на одной из подушек.
Комната для занятий музыкой находится прямо по коридору, а налево и за угол...
На дорожке валяется миниатюрная черная туфелька. Мой пульс снова учащается.
Я следую к ней, ослабляя на ходу узел галстука, а затем бросаю взгляд на лестницу. Вторая туфелька оставлена на одной из ступенек.
Айвори выбрала спальню.
Мой член твердеет. Я устремляюсь вперед, в два шага преодолевая лестницу и сворачивая за угол.
Вид ее черного платья, оставленного на полу, подстегивает меня двигаться еще быстрее, подгоняемым давлением внизу моего живота. Достигнув двери спальни, я вижу, что та закрыта, а ручку венчает кружевной лифчик.
Святые угодники, она сводит меня с ума. Я поправляю ноющий от возбуждения член в брюках и делаю несколько глубоких вдохов. Затем открываю дверь.
Глава 37
АЙВОРИ
Дверь спальни распахивается, и из моих легких вырывается вздох облегчения.
Я устраиваюсь на краю кровати, нагая и абсолютно беззащитная, и мы встречаемся взглядами. Его фигура в дверном проеме и пронзительный, приковывающий к месту взгляд лишают меня возможности нормально дышать.
Тот факт, что мной было использовано стоп-слово, превращает меня в чертов клубок противоречий. Как я могла
допустить то, что жалкий кратковременный приступ страха затмил собой мое всеобъемлющее доверие к Эмерику?Помимо того, что он незамедлительно отступил, не было ни единого видимого проявления гнева. Его железное терпение и непоколебимое умение контролировать ситуацию лишь доказывают мне, что мой страх являл собой лишь необоснованное и неуместное заблуждение. Неужели я настолько сломлена, что не в состоянии иметь интимных отношений даже с тем мужчиной, который скорее умрет, чем подвергнет меня какой-либо опасности?
Светло-голубая пуговица на воротнике его рубашки расстегнута, а галстук кобальтового цвета расслаблен и свободно болтается на шее. Жилет на нем — компиляция тканей черных, серых и синих цветов. Просто вися на вешалке, она бы выглядела невзрачно, но в сочетании с сапфировыми глазами Эмерика, его точеным подбородком и растрепанной копной черных волос, эта вещица выглядит так, словно взята со страниц модного каталога, диктующего актуальные тренды.
Святые угодники, какой же он шикарный! Прибавь к этому его властную ауру и беспрецедентную преданность, и мое сердце уже не может устоять перед ним.
Вместо того чтобы взять меня сзади или вышвырнуть из своей жизни, Эмерик предоставил мне право выбирать. Хотя мне не требовалось и миллисекунды, чтобы принять решение. Да, я никогда не дам добровольного согласия на анальный секс, но он и не станет ломать мою волю. Уверенность в этом позволила мне с легкостью проложить дорожку из своей одежды к спальне.
Сейчас, когда Эмерик передо мной, я теряюсь, не зная, что сказать и не понимая, стоит ли возвращаться к тому, на чем мы закончили. Но он делает все за меня.
Стремительно пересекая пространство спальни, Эмерик сжимает своими ладонями мое лицо и касается губами моих губ.
— Ты в порядке?
— Да, — несмело шепчу я. — Прости меня.
— Не смей извиняться за то, что использовала стоп-слово. — Он вновь целует меня, а затем слегка отстраняется, глядя мне прямо в глаза. — У каждого есть свои пределы.
Я киваю головой.
— И у тебя? Какие?
Эмерик опускается на корточки, оказываясь между моих ног. Его пальцы скользят вниз по моей шее.
— Копрофилия.
— Коп... Что?
— Грязь. Испражнения. Это абсолютное табу.
— Боже, и такое людям нравится?
— Да, — он пытается скрыть отвращение, и стискивает челюсть. — И еще зоофилия. Тоже табу.
Я нервно сглатываю.
— Откуда это в твоей голове?
— Тебе это правда интересно?
На моем лице вырисовывается ухмылка. Он чертовски раскрепощен и развратен, и, черт подери, мне это нравится.
— Ну, я хотя бы могу быть спокойна, что ты не станешь использовать Шуберта в своих интересах.
Он ошарашенно хмурится.
— И ты еще спрашиваешь, что творится в моей голове?
— Не я завела эту тему.
Его руки ложатся мне на талию, а затем пальцы скользят по моим бедрам.
— И никакого секса с другими. Никогда. Ты только моя. Я только твой. Это самый непоколебимый запрет.
— То есть, ты скорее предпочтешь, чтобы я испражнялась на тебя, нежели имела связь с другим мужчиной?