Мучимые ересями

— Я понимаю, — сказал после этого император, — что обычные правила требуют, чтобы вы хвалили меня за качество моего бренди, чтобы я отмахивался от комплиментов с некоторым скромным отказом, и чтобы мы вчетвером обсуждали конкурирующие достоинства наших национальных вин, местную охоту и погоду, прежде чем приступить к нашим настоящим делам. С вашей снисходительностью и в интересах сохранения нашего общего здравомыслия я предлагаю считать, что все эти вежливые разговорные гамбиты уже позади.

Граф Каменной Наковальни сохранил восхитительно бесстрастное выражение лица. Губы Тартаряна чуть дрогнули, а сэр Корин снова поднял свой бокал с бренди, чуть поспешно сделав ещё один глоток.

— Как пожелаете, Ваше Величество, — через мгновение ответил Каменная Наковальня. — В таком случае, однако, я…

— Прошу прощения, — вежливо прервал его Кайлеб, поднимая руку. — Я понимаю, что просьба об этой встрече исходила от вас, но прежде чем мы начнём, я хотел бы кое-что сказать. Уверяю вас, — он криво усмехнулся, — это не разговорные гамбиты.

— Конечно, Ваше Величество.

Каменная Наковальня откинулся назад в его кресле, его глаза насторожились, а Кайлеб наклонился вперёд, положив руки на стол.

— Милорды, — тихо сказал он, — дипломатия, невысказанное понимание и вежливая ложь, несомненно, имеют своё место. Однако в данном случае, я думаю, нет никакого смысла притворяться, что вам, граф Каменная Наковальня, и вам, граф Тартарян, нужно оставить подозрения, что это я приложил руку к убийству князя Гектора и его сына. На вашем месте, я бы так и сделал, и я совершенно уверен, что большая часть остального мира автоматически предположит, что князь Гектор был убит по моему приказу. И, честно говоря, учитывая… историю отношений между моим Домом и его, и недавнее нападение на Черис, я считаю, что я был бы совершенно прав, если бы я его убил.

Тартарян и Каменная Наковальня заметно насторожились, и Кайлеб снова улыбнулся. На этот раз в выражении его лица не было абсолютно никакого юмора, и его глаза встретились с их глазами. Они никак не могли знать, что он воспользовался своим защищённым коммуникатором, чтобы лично просмотреть передачи от СНАРКа, который шпионил за их личными встречами. Наблюдать за голографическими изображениями было всё равно что смотреть глазами Господа. В то же время этот опыт помог ему ещё лучше понять, почему даже Мерлин не может уследить за всем, что происходит на поверхности целой планеты. Он также предложил, по крайней мере, один возможный способ облегчить бремя Мерлина в этом отношении, хотя он ещё не высказал его.

Кроме этого, это так же означало, что он точно знал, что Тартарян и Каменная Наковальня говорили друг другу на эту тему. Более того, он видел выражение их лиц, слышал тон их голосов. Это было преимущество, которым не пользовался ни один другой переговорщик за всю историю Сэйфхолда, и он намеревался им воспользоваться.

— Я сказал, что был бы прав, если бы я убил его, милорды, — напомнил он им, — и я полагаю, что вы оба, вероятно, достаточно осведомлены обо всех причинах, по которым это было бы правдой. Однако я не сказал, что это было бы мудро с моей стороны. И какое бы оправдание я ни имел для того, чтобы убить его, я не имею привычки случайно убивать детей.

Разница в возрасте Кайлеба и кронпринца Гектора была не так уж и велика, но ни один из корисандийских графов не видел ничего ироничного в том, что император употребил слово «дети».

— Даже отбросив все мысли об оправданиях или справедливости, и проигнорировав тот факт, что кронпринц был убит, приказ об убийстве князя Гектора был бы для меня в данных обстоятельствах особенно глупым поступком. Я полностью осознаю, что, несмотря на все причины, по которым мои подданные и я могли бы… думать о нём недоброжелательно, его собственные подданные видели его совсем в другом свете. Одно дело — посадить его в тюрьму или даже казнить, дав ему время примириться с Богом. Возможно, им это и не понравилось бы, но они бы поняли, учитывая всё, что произошло между нами. Однако приказать убить его было бы совсем другим делом, и я не могу придумать ничего лучшего, что могло бы ожесточить любое негодование и сопротивление здесь, в Корисанде. И, если уж на то пошло, — он посмотрел им прямо в глаза, — я не могу придумать ничего, что «Группа Четырёх» могла бы использовать против меня более эффективно. Уверяю вас, джентльмены, какими бы ни были мои прочие недостатки, я не настолько слеп и глуп, чтобы не понимать все десятки причин, по которым убийство князя Гектора было бы одной из худших вещей, которые я мог бы сделать.

Ни Каменная Наковальня, ни Тартарян ничего не сказали, но ему показалось, что где-то в глубине их глаз колыхнулось воспоминание об их разговоре. И он увидел, как их лица напряглись — особенно у Каменной Наковальни — при упоминании «Группы Четырёх».

«Это намёк, о котором он не хочет думать», — сказал себе Кайлеб. Однако, судя по выражению лица Тартарян, он подумал о том же.

— Корисанд был врагом Черис почти тридцать лет, милорды, — продолжил он. — Хотя я понимаю, что у нас с вами неизбежно будут разные взгляды на эту вражду, я полагаю, что простая честность заставила бы вас признать, что до моего нынешнего… визита в Корисанд практически вся агрессия в наших отношениях исходила из Менчира, а не из Теллесберга. У меня нет ни желания, ни удовольствия обсуждать причины этого, или распределять вину. Но чего я действительно хочу и чего намерен добиться, так это положить конец опасности, которую представляет для нас Корисанд. И, господа, я намерен положить этому конец навсегда.

К последней фразе его голос стал твёрже и жёстче, и он позволил тишине зависнуть на несколько ударов сердца, прежде чем продолжил.

— Я вижу нет необходимости в том, чтобы пересказывать кому-то из нас всё, что произошло с тех пор, как «Группа Четырёх» предложила финансировать и посредничать при нападении князя Гектора на Черис. Однако я знаю и уверен, что вы оба понимаете, что Клинтан и Трайнейр никогда не видели в Гекторе ничего, кроме ножа, который они могли использовать, чтобы перерезать горло Черис. Уверяю вас, если бы Корисанд смог, на самом деле, занять место Черис в качестве торговой державы, или построить настоящую Корисандийскую Империю, как того хотел Гектор, «Группа Четырёх» в конечном итоге уготовила бы такую же участь и Корисанду. Коррумпированные люди не меняются, и в их глазах это было бы просто вопросом того, как одна угроза их власти заменяется другой.

— В голову «Группе Четырёх» никогда не приходило, что их план по уничтожению Черис может не увенчаться успехом. К несчастью для них, это и произошло, и в результате природа угрозы, которую мы представляем для их власти, радикальным образом изменилась. Если мы выживем, мы докажем, что кто-то может бросить вызов жадности и требованиям продажных людей, злоупотребляющих властью Божьей, и в виду того, что это правда, у них нет другого выбора, кроме как полностью уничтожить нас. Они могут скрывать этот факт в риторике религии и страстно взывать к воле Божьей, законы которого они нарушают каждый день, но это остаётся правдой. И поскольку оно таким и останется, я не могу позволить, чтобы Корисанд снова использовали как оружие против нас.

— Я говорю вам это с самого начала, потому что отказываюсь пытаться обмануть вас. Корисанд, вольно или невольно, станет частью Черисийской Империи. Я не могу ни допустить, ни согласиться на что-либо, кроме этого, по причинам, которые должны быть очевидны вам обоим. Остаётся выяснить условия и обстоятельства, при которых это будет осуществлено. Очевидно, вы оба хотите получить наилучшие возможные условия для подданных князя Гектора. Столь же очевидно, что у меня нет никакого желания обнаружить себя втянутым в бесконечную череду местных восстаний против имперской власти здесь, в Корисанде. С точки зрения личных интересов, раз уж на то пошло, это обязывает меня навязать наименее карательные условия, которые я могу, обеспечивая в тоже время достаточную безопасность для включения Корисанда в Империю. Кстати, это, пожалуй, самая убедительная причина, по которой я бы избежал убивать князя Гектора. Честно говоря, я не собирался оставлять его на троне по нескольким причинам, но его смерть, особенно обстоятельства, при которых он был убит, неизбежно послужит естественным объединяющим пунктом для тех самых восстаний и сопротивления, которых я больше всего хочу избежать.

Он видел, что его разумный тон возымел своё действие. Ни Каменной Наковальне, ни Тартаряну не могло понравиться то, что они услышали, но было очевидно, что они ожидали от него гораздо более сурового отношения.

— С наших с вами точек зрения, вполне понятный гнев, который вызовет убийство князя Гектора — это прискорбная вещь, — продолжил он. — Тот факт, что я признаю, что это оправдывает потенциальное сопротивление черисийской власти, также означает, что я должен настаивать на условиях, которые будут более суровыми и ограничительными, чем могли бы быть в противном случае. Сопротивление всегда было вероятным; теперь, к сожалению, я подозреваю, что оно неизбежно, и что оно вполне может быть и более серьёзным, и более широкомасштабным, чем было бы в противном случае. В таком случае, у меня нет иного выбора, кроме как предпринять шаги, которые позволят мне справиться с ним, когда оно возникнет.