Муха Ukraine (сборник)

Милицию родную, как законопослушная гражданка, я никогда не боялась.

И хорошо их знала, со времен моей репортерской юности. С их вечной проблемой: зарплата, бензин, раздолбанные автомобили.

В милиции я не видела врага, скорее они вызывали у меня сочувствие.

– Ваши сообщники? Их адрес? Фамилия? – канючил лейтенант.

– Так, мальчишечки, мне все надоело, опомнилась я, лучше назовите свои фамилии. Вы глубоко ошиблись, приняв меня за кого– то.

Сейчас приедем в РОВД, зайдем к Степану Петровичу Шевченко, и он вам благодарность выпишет по полной программе. За бдительность.

Мальчишечки в погонах переглянулись.

– А зачем вы тогда убегали? От кого? – не сдавался милиционер.

– Ни от кого! Хочу и бегу. Кто запретит?

– Почему же в таком виде, Мария Михайловна? Не спортивном?

– Покажите мне статью Закона, где запрещено по городу бегать в юбке. А что кафе обворовали? Когда?

– Да, вот поступила ориентировка, – неохотно сказам лейтенант, – а тут вы бежите, а следом за вами гонятся… с собаками.

Мы долго не препирались. Менты развернули «ланос» и он, дребезжа и поскрипывая, довез меня до забора моего дома. Я поблагодарила милицию за спасение от зубов бультерьера.

Усталая я бреду к дому. Подымаю голову и вижу голубей, хищно кружащих над моей крышей. Говорят, что дом – моя крепость! Я на собственной шкуре ощущаю это 20 числа каждого месяца, когда не могу попасть к себе в собственную квартиру, купленную за свои же деньги.

Дядя Петя, наш дворник, вооруженный списком должников и самодельным, в желто-блакитную полоску шлагбаумом, в эти критические для многих жильцов дни выполняет функции вышибалы.

У калитки перед высоким металлическим забором, которым окружена наша голубая шестнадцатиэтажка на Позняках, собирается большая группа жильцов. Их дядя Петя не пускает домой.

За долги по коммунальным услугам. Абсурд.

Не пущать жильцов домой – таково гениальное решение председателя правления нашего многоквартирного дома Гоши Хомейко, которого мы несколько лет назад выбрали себе на голову.

Хорошо, если дело происходит летом! На этот случай Хомейко придумал гениальное решение – закупил китайские раскладушки, за счет жильцов, которые добросовестно платят.

Возможно, на этих раскладушках, под забором и при свете звездного неба можно поспать до утра. Поразмышлять о бренности жизни и о том, где же найти деньги на уплату долга.

А если это сталось зимой? Хомейко и на этот фарс-мажор нашел выход. В одной комнате трехкомнатной квартиры, в которой находится наше правление, он расставил те же раскладушки. И даже позволил жильцам пользоваться электрочайником.

Жильцы, конечно, не довольны. Но, никто до сих пор милицию на Хомейко, с его противоправными действиями, не вызвал.

Кому хочется связываться!

Кто пошустрее, в этой ситуации нагло работают локтями, прорываясь через кордон.

И не раз деревянный шлагбаум был бит в щепки о спину дяди Пети строптивыми жильцами.

Но Хомейко упорно мастерил новый шлагбаум.

А кто из жильцов не так смел, идут на хитрость, незаметно лезут через забор. Хотя незаметно это сделать сложно. Забор у нас высотой в два метра. И еще не было случая, что б жилец без препятствий перемахнул через него. Обычно, маневры прыгуна заканчиваются плачевно.

Должник по коммунальным платежам, цепляясь за одежду, беспомощно повисает на заборе, потом падает, больно ушибаясь. Или, вообще, застревает на самом остроконечном верху.

Ни туда. Ни сюда. Как собака на заборе! Вы только представьте эту трагическую позу! И, зачастую, следует крик о помощи.

Дядя Петя бежит к несчастному. А в этот момент остальные должники, пользуясь случаем, юркают в калитку и рассыпаются по квартирам.

Вот и сейчас я молча стою у калитки, с группкой таких же нерадивых жильцов. И слушаю привычные в данной ситуации реплики.

– Сколько же можно! Такого самоуправства по всему Киеву не найдешь! Этот Хомейко конченный! Пора уже его переизбрать!

– Ну, переизберем! Где гарантия, что другой лучше будет?

– Я заплатила вчера. Пустите. Платеж, наверное, еще не дошел! – это Светка, моя соседка по лестничной площадке, дергает вышибалу за рукав новой синей спецовки, купленной за деньги совладельцев дома.

– Квитанцию покажи! – дядя Петя неприступен.

– Я дома забыла!

– Тогда стой.

– Вы черствый и бездушный человек.

– Да причем здесь он? Он здесь только исполнитель. Шестерка.

– Кто шестерка? – подбоченился дядя Петя, всем корпусом развернувшись к обидчику.

Я пытаюсь незаметно проскользнуть через калитку, пока Петя увлечен собственной персоны.

– Куда? – бросается ко мне Петя, опуская перед самым носом шлагбаум.

Я пячусь назад.

– Ага! Вечная должница! Приказано тебя особо не пущать!

Будешь куковать под забором! Пока не уплатишь. Ишь, какая! – упивается своей властью дядя Петя.

Тут раздается крик о помощи.

– А-А-А!!!!

На острие металлического ограждения, в позе «собака на заборе» сидит жилец из 24 квартиры. Федор Сидорович, профессор математики.

Не первый раз, между прочим! Ни туда. Ни сюда.

Дядя Петя, преисполненный служебным рвением, галопом рысячит к страдальцу, на помощь. А жильцы тем временем, нырнув в свободную калитку, бросаются к своим подъездам.

Мне хотелось одного – дозвониться до Ларисы Ивановны, директрисы харьковского музея.

– Лариса Ивановна! Это я, Мария! Что случилось? Мы сейчас должны были выехать к вам.

– Ничего не случилось. Мы решили воздержаться от покупки картины. Так, что спасибо вам.

– Но вы же хотели! Может, вас цена не устраивает? Давайте торговаться.

– Хотели. Сейчас не хотим. До свидания, – холодным тоном попрощалась директриса и положила трубку.

Моя яркая мечта о двухуровневой квартире с зеленой террасой и ученым ястребом мгновенно поблекла.

Позже я узнала, что Юрка все – таки возил картину в Харьков. Он сам проговорился. И тут же прикусил язык. Я начала взывать его к совести.

– Ты меня просто кинул! Я нашла тебе клиента. А ты без меня поехал к нему.

На что он невозмутимо ответил.

– Да, ладно тебе! Что ты дергаешься? Все равно же не купили. Я бы с тобой рассчитался! Честно! Лучше ищи новых клиентов.

Юркин поступок только раззадорил меня. Мне захотелось продать картину. Как можно скорее.

Долго не мудрствуя, я нацепила себе на шею картонный плакат «Картина Репина».