Муля, не нервируй… Книга 3

— Но…

— Нет, — покачал головой я.

— А вы знаете, товарищи, — оживлённо вдруг воскликнула Пожидаева и повернулась к тётке с мужичком, — у нас весть есть ещё один вариант, в соседнем доме. Там для вас будет отдельная комната с чуланом. В чулане детки могут спать…

С этими словами она торопливо увела супружескую пару Зайцевых и весь их выводок за собой. Гроза миновала. Не знаю правда, надолго ли, но пока миновала.

Я провёл Марецкую домой и вернулся обратно, мечтая поскорее завалиться спать. На столе стояли немытые после гостей чашки. Чтобы не оставлять грязную посуду на ночь и не загружать утром Дусю, я собрал их и отправился на кухню помыть.

А там, у форточки стояла и дымила, как паровоз, Фаина Георгиевна.

При виде меня она улыбнулась и спросила:

— Ну что, провёл Верку?

— Угу, — односложно ответил я и принялся перемывать посуду под краном.

— Муля, ну вот скажи, какая из неё актриса, если у неё такая жопа-игрунья? — она смачно затянулась и с озорным видом уставилась на меня.

Я продолжил перемывать чашки, не вступая в диалог.

— Муля, ты что, сердишься на меня? — спросила Фаина Георгиевна и подошла ко мне, — тебе помочь мыть?

— Нет, спасибо. Я уже справился, — ответил я, собрал чашки и вышел из кухни, оставив Раневскую в озадаченной задумчивости.

А утром пришла Дуся (она ходила ночевать на квартиру к Мулиному отчиму). И была она сердитая-сердитая. Долго гремела посудой, вздыхала и печалилась.

Когда Дуся такая, лучше не приставать и не спрашивать — это я знал по опыту. Но сегодня с утра я тоже был не в духе: то ли размолвка с Фаиной Георгиевной и моя сердитость на её глупую выходку и непослушание, то ли проблемы последних дней — в общем, забыл я о Дусином таком характере и полез с расспросами:

— Дуся, что случилось?

Сначала она демонстративно отмалчивалась и недовольно поджимала губы, но я стал настаивать, и в конце концов она раскололась:

— Да Модест Фёдорович меня беспокоит, — сказала она виноватым голосом. — Не надо было его одного так надолго бросать.

— Что с ним случилось?

— Ох, Муля, не ест он ничего, — вздохнула Дуся и покачала головой. — Даже свои любимые котлеты и то не ест.

— Почему не ест? Заболел? С Машей поссорился? — я начал себя корить, что давно уже не заходил к ним. Решил, что у них всё хорошо, они счастливы и не нужно мешать: пусть, мол, насладятся обществом друг друга. Я хоть и не посторонний, но тем не менее.

— И ночует он теперь на диванчике в кабинете, — призналась Дуся.

— Неужели разводиться будут? — нахмурился я.

— Да вроде нет. На работе у него что-то там серьёзное случилось. Волнуется он, — поведала мне Дуся. — Он же, когда сильно волнуется, совсем есть перестает. Только курит всю ночь. Потому и перебрался в кабинет. Ты забыл разве?

— А что Маша говорит?

— Да что она говорить может? — фыркнула Дуся. — Ей бы ещё в куклы играть, а не за солидного мужчину замуж выскакивать. Толку от неё нету.

Дуся, конечно же, была несправедлива и предвзята к Маше. Вслед за Надеждой Петровной, она низвела Мулину мачеху до роли дурочки, которой повезло отхватить принца и полкоролевства в придачу.

Поэтому я больше поднимать эту тему не стал, хоть Дуся и продолжала вздыхать. Зато прямо с работы отправился к Мулиному отчиму в его НИИ.

Модеста Фёдоровича на месте не оказалось — всех заведующих лабораторий и кафедр вызвали на методическую комиссию. Насколько я понял, это надолго, ещё полчаса точно.

Возвращаться обратно было глупо, ждать столько — тоже. Поэтому я решил заглянуть к Машеньке.

Она была, как обычно, в своей лаборатории. Стояла возле высоченного штатива и капала из какой-то бюретки в небольшие колбочки по очереди. Раствор в колбах был бледно-оранжевым. Когда она капала, он потом становился ярко-зелёным. Красиво. Маша смотрела на отметки в бюретке и записывала в тетрадь.

— Привет. Не помешаю?

— Муля! — искренне обрадовалась она, однако капать не перестала. — Ты чего это пропал?

— Да вот пашу, как раб на галерах, — сказал я, — без выходных и проходных. Совсем времени нету. Да ещё и мать срочно решила женить меня. Ты представляешь, Маша, она устроила дома смотрины и наприглашала гостей с дочками на выданье.

— Ого! — вытаращила от удивления глаза Маша и чуть не уронила очередную колбочку.

— Смотри невест, в общем, был, — хмыкнул я.

— И как? Понравился кто-то? Красивые хоть?

— Да там они все красивые, — вздохнул я, — одна похожа на свежезамороженного палтуса, вторая — на овечку. А вот третья — на пекинеса… Он хоть породистый.

— Тебе никто не понравился, — хихикнула Маша и выставила на стол следующую партию колбочек, — угодил ты, Муля, в зоопарк из невест.

— А у вас как дела? — осторожно перевёл разговор на интересующую меня тему я.

— Да нормально всё, — сказала Маша, хотя по складке между бровей я видел, что не всё там нормально.

— Рассказывай! — велел я.

— Да что там рассказывать? — заюлила она и торопливо отвела взгляд, как будто внимательно рассматривает содержимое одной из колб, — я же говорю, нормально всё.

— А вот Дуся говорит, что не всё, — наябедничал я и обличительно уставился на мачеху, — говори всю правду, Маша. Зачем ты его в кабинет спать выгнала?

— Я выгнала?! — аж задохнулась от возмущения Маша, — Да он сам…

И тут она поняла, что проболталась и укоризненно посмотрела на меня.

А я посмотрел на неё. И тоже пристально. Мол, признавайся теперь, раз уж сама проболталась.

Маша вздохнула, отставила колбу подальше, и тихо сказала:

— Да с Поповым у него проблемы.

— У него всегда были с Поповым проблемы, — ответил я, — но это не помешало ему даже жениться.

— В этот раз всё серьёзно, — прошептала Маша, — Попов в курилке говорил Фёдорову и Криволуцкину, что не успокоится, пока не уничтожит Модеста совсем.

Она всхлипнула. Было видно, что она напряжена и еле сдерживает себя.

— И ещё он взял на работу Ломакину.

— Что-о-о? — вытаращился я. — После того, что она творила?

— Угу, — обречённо кивнула Маша, — я даже ходить в столовку перестала. Не хочу с нею столкнуться.