Муля, не нервируй… Книга 3
Шрифт:
Вредная дамочка обрадованно извинилась и ушла, а Белла вытащила хрустящие купюры, любовно пересчитала их и бережно положила к себе в кошелёк. Ещё немного и она купит себе новые сапоги. Старые-то совсем уж прохудились, сколько сапожник Захар их ни чинил, да он уже и браться-то не хочет. Но ничего. Скоро уже…
Она шла играть на пианино перед пьяной публикой, как ходила ежедневно, много-много лет подряд, и в этот раз на её лице играла довольная предвкушающая улыбка.
— Колька! — закричала Полина Харитоновна, выглядывая из окна в бревенчатой
— Ну, ба-а-а-а, — возмущался Колька, потрясая палкой, которой он перед этим царапал по раскисшей глинистой земле, — ты не видишь разве, я рисую! Занят я!
— Иди сюда, чучело огородное, сиротинушка никому ненужная-а… — завздыхала Полина Харитоновна, — мать-то ещё хоть помнишь свою непутёвую?
— Ну ба-а-аа! Я рисую! Не мешай!
— Ладно, я полотеничком пока накрою, играйся, маленький, — улыбнулась Полина Харитоновна ласково и прошептала себе под нос, но тихо-тихо, — а ведь как внучек на покойного Виктора моего похож, как две капли воды прямо.
И добавила, взглянув на портрет над кроватью:
— А сделаю-ка я ему вареничков с вишней. Любит наш Колька варенички. Как ты, Витюшенька, когда-то любил…
Герасим топтался у входа. Он был в отглаженном сером костюме. Накрахмаленный воротничок рубашки больно впивался в шею, но Герасим даже не замечал этого, он был крайне взволнован.
— Заходите, товарищ! — строго сказала ему женщина в очках.
Герасим совсем растерялся, и уже было порывался сдать назад, но строгая женщина моментально разгадала его манипуляции.
— Товарищ, вы в библиотеку пришли записываться? — продолжила допрос женщина требовательным тоном.
— Да вот…я… — замялся Герасим и густо покраснел. Ему было стыдно. Стыдно, что он, взрослый человек, а вот так как-то…
Но женщина не выгнала его. Наоборот даже.
— Вы, пожалуйста, только не волнуйтесь, товарищ! — на лице женщины вдруг мелькнула хорошая такая улыбка, сочувствующая, и от этой улыбки она перестала быть строгой, так, чуточку уставшей только. — Вы проходите сюда, а я сейчас на вас карточку оформлю. По правилам так положено. Какая литература вас интересует?
— Мне это… — по привычке полез почесать затылок Герасим, но вспомнил, что он только что от парикмахера и волосы тот ему уложил каким-то пахучим зельем. Рушить такую красоту было жаль, и Герасим торопливо одёрнул руку и растерянно посмотрел на строгую женщину. А та уже начала заполнять бланк читательской карточки. Так что отступать было некуда.
— Вот и всё, — сказала она и протянула формуляр Герасиму, — а теперь здесь и здесь распишитесь. А потом мы подберём вам литературу. Так о чём вы почитать хотите?
— Мне это… как говорится, для развития, — робко сказал Герасим просительным голосом, и опять покраснел.
На крыльцо Герасим вышел где-то через час. Он любовно прижимал к себе две тоненькие книжки и толстый-претолстый журнал (зато с картинками). И на лице его блуждала мечтательная улыбка.
Лиля посмотрела в большое зеркало и покружилась так, чтобы юбка взвилась в колокол. Платье, белое,
в огромный чёрный горох, очень ей шло. А волосы она уложила строго, огромную бабетту обвернула белым красивым бантиком.Лиля ещё раз посмотрела в зеркало: выглядит хорошо. Вид у неё трогательный и наивно-беззащитный. Вот только туфли не в цвет к остальному костюму. Туфли были зелёные и это изрядно портило настроение. Нет, у Лили были и белые туфли. И чёрные — Гришка её всегда баловал. Но в них каблук был пониже. А Лиле хотелось сегодня возвышаться и блистать. Быть в центре внимания.
Она провела руками по мягкой ткани платья, улыбнулась отражению в зеркале заученной улыбкой.
Нет, нужно немного не так улыбаться. А то, если так, то получалась морщинка. Комиссия не должна думать, что она старая. А она и вовсе не старая.
Лиля развернула изрядно мятый листочек и ещё раз взглянула на текст. Нет, на память Лиля никогда не жаловалась. Но от волнения можно какое-то слово забыть. А вдруг оно важное.
Часы на кухне бамкнули несколько раз. Лиля чутко прислушалась. Ох и летит время! Уже скоро. Надеялась ещё пару раз слова повторить, да уже собираться пора.
Лиля нахмурилась, надела под платье кружевной подъюбник. Подол сразу стал пышным, как у принцессы, а талия теперь казалась тоненькой-тоненькой. Затем натянула красивые перчатки, обула туфельки, внимательно следя, чтобы стрелка сзади не перекрутилась. Последний штрих — шляпка. Брызнула на себя капельку духов и вышла из комнаты.
Пора. Комиссия ждать не будет.
На лице её блуждала предвкушающая улыбка…
Варвара Карповна дочитала письмо и украдкой смахнула слезинку.
— Что там? — в комнату вошел Пётр Кузьмич и принялся неспешно и деловито заводить ходики с кукушкой (подарок на свадьбу, между прочим).
— Да ничего, — вильнула взглядом Ложкина, торопливо сунула письмо в карман фартука и сказала, — я картошки с салом нажарила, как ты любишь. Сейчас из погреба капусты квашенной внесу и сядем ужинать. Ещё молоко есть. Эсмеральду недавно подоила. Ещё тёплое. Может, будешь с молоком?
— Варюня, ты мне зубы-то не заговаривай! — строго молвил Печкин, снял очки и аккуратно положил их в карман домашней куртки, — сказывай, что случилось?
— Да ничего…
— Я же вижу! Говори!
— Ну…
— Варюня!
— Да племянница у меня была, Катя, — тяжело вздохнула Варвара Карповна, — от двоюродного брата, покойного, дочка. А теперича вот знакомая пишет, что померла Катя.
— Да, горе какое, — пригорюнился и себе Печкин, но потом пристально взглянул на Ложкину и прищурился, — но ведь это ещё не все новости, да?
Та опять замялась, заелозила взглядом. Подошла к большому сундуку, поправила вывязанную салфетку, переставила красивую коробку с духами и помадой (тоже подарок на свадьбу) на другое место, на резную этажерку. Попробовала было зачем-то включить радио, но там сейчас было только шипение, поэтому обратно выключила. Расправила новёхонькие накрахмаленные занавесочки…
— Варюня!
И Варюня сдалась. Вздохнула и, словно в омут с головой, сказала:
— Там парень остался, сынок ейный, малой совсем.