Муос

Медицинским обслуживанием всего населения станции в триста человек занимался один врач, сбежавший от властей Центра. Сейчас он имел кличку Мясник, а раньше носил гордое имя Виктор и имел третий уровень значимости. Он был искусным хирургом в клинике Центра и делал сложные операции. Он был единственным, кто делал операции по пересадке органов. Причем половину пациентов после этих операций выживали. В отсутствии сложного оборудования, это было настоящим чудом. Но, как часто бывает, талант у него сочетался с пороками. Врач очень любил роскошь и не всегда делал операции бескорыстно. Вернее, гражданин Центра не мог рассчитывать даже попасть на прием к Виктору, не отдав половины своего годового содержания. Это знали многие, но Виктору это прощалось, тем более что со специалистов 1-2 уровней он мзду не взымал. Прощалось ему и то, что для пересадки им использовались не только органы трагически погибших граждан Центра. Часто разбирал на органы живых мутантов. Мутанты в Центре имели чуть больше прав, чем животные.

Но однажды следователь Центра заинтересовался серией странных смертей в терапевтическом отделении клиники и заметил, что эти смерти стали случаться как-раз после того, как с заведующей данным отделением стал сожительствовать Виктор. Трупы только что умерших пациентов терапии тут же отвозили в хирургию, где их органы разбирались и использовались для операций. При попытке удушения очередного пациента терапии оба сожителя-врача были задержаны. Как минимум семнадцать смертей не мутантов, а обычных людей с уровнем значимости от шестого до четвертого, было на совести хирурга. Так он пытался восполнить всё растущую потребность в органах для пересадки. Когда Виктор уже находился под стражей, его бывшие коллеги наперебой давали в отношении него показания. Выяснилось, что талантливый хирург не только без разбору потрошил пациентов, но и совокуплялся с ними как до, так и после умерщвления. Причём не брезговал он и мутантами обеих полов. Сожителям грозило изгнание на поверхность и мучительная смерть.

Но несколько спасённых врачом пациентов, а также родителей спасённых детей, искренне веря, что обвинения в отношении него являются ложными, устроили заговор. Они подстроили побег и вывели Виктора из тюремного бункера, а затем за пределы Центра. Так он оказался на Нейтральной, где уже знали о его «проделках». Но по своим Законам Нейтральная принимала всех, не зависимо от того, кем они были в прошлой жизни. Лишь бы ты соблюдал эти самые нехитрые законы Нейтральной. И Виктор принял эти законы. В напоминание о содеянном осталась лишь кличка – Мясник.

Помощником Мясника была выученная им же санитарка Остапа – девушка-мутант с полутораметровым щупальцем вместо правой руки. Она же была женой Мясника.

Быстро осматривая раненных, Мясник равнодушно и резко высказывался, не заботясь о том, слышат ли его пациенты:

– Этот через неделю на своих ногах свалит из лазарета.

– Этому руку по локоть… нет по плечё обрубим.. Да не с-с-сы, без руки – не без члена… ха-ха..

– Этого удушите, чтоб не мучался. Всё-равно завтра к слизням отнесём..

Когда тяжело раненный боец вытаращил глаза на циничного врача, а его друзья что-то возражали, Мясник злобно опередил:

– Чё сопли распускаете? Я говорю, как есть. Все мы сдохнем рано или поздно. У меня вот в лазарете дюжина детей с кровянкой, все они знают, что концы отдадут и то не плачут.

Тут Радист посмотрел в дальний угол лазарета. Единственная тусклая лампочка не давала достаточно света в пещеру и поэтому он сразу не рассмотрел, что там кто-то есть. Пять-шесть девочек и столько же мальчиков в возрасте от трех до двенадцати лет, сбившись в кучу, лежали на голой земле. Чудовищный вирус, созданный в секретных лабораториях и мутировавший в результате радиации, захватывал клетки крови, меняя их генетику. Клетки крови становились самостоятельными хищными одноклеточными животными внутри человеческого организма. Они пожирали стенки сосудов и дальше весь организм. Дети умирали в медленной и мучительной агонии. Кровь у них текла отовсюду: с глаз, ушей, носа. Она проступала на лбу, щеках, шее. С вытаращенными кровоточащими глазами, вымазанные в кровь, они были похожи на демонов из самых страшных фантазий.

Радист, испугавшись увиденного, отшатнулся. Мясник, не правильно восприняв реакцию Радиста, усмехнулся и сказал:

– Да не ссы. Вирус только детей поражает, к взрослым не передаётся… Пока не передается… ха-ха-ха… Но если мутирует, то кто знает…

Видя, что на посетителей увиденное произвело страшное впечатление, Мясник с явным удовольствием добавил:

– Вот-вот и я говорю Атаману. Чего детям мучаться – давай всех тихонько умертвим. Так нет же – гуманист хренов… Надеется, что кто-нибудь выживет … Ладно, посторонние, проваливайте… Остапа, давай этому молодцу анастезию.

Остапа, неожиданно сильно обвила щупальцем запястье одного из бойцов, и стала делать инъекцию мутного опийного экстракта – наркотика, сделанного из мака, выращенного на партизанских плантациях. Боец придурковато заулыбался, закрыл глаза и обмяк. Мясник тем временем пережал жгутом покалеченную ногу бойца, подтянул к себе столик с простейшим хирургическим инструментом и пилой, готовясь приступить к процедуре ампутации, не обращая никакого внимания на своих недавних слушателей. Радист не мог больше находится в лазарете и быстро вышел вместе с другими спецназовцами.

Погибших в битве с змеями и диггерами бойцов похоронили в одной из отведённых под кладбище нор. К захоронению на их территории трупов нейтралы отнеслись очень положительно. Как оказалось, слизни хорошо росли, пожирая человеческую плоть.

Никто из партизан не хотел оставаться в лагере Нейтралов. Официального запрета на это не было, но существовало негласное правило, по которому вооруженные отряды членов Конвенции не задерживались в этом лагере. Да и сам анархический лагерь был очень не приветлив. Однако после боя в туннеле между Нейтральной и Пролетарской все очень устали. Было решено дать людям часов десять отдыха. Негостеприимные нейтралы выделили для гостей несколько нор и разваленных дотов. Бойцы выпив по грамм сто спирта, оставшегося в флягах, тут же завалились спать. Дехтер, Рахманов, Светлана и Комиссар пошли на традиционную встречу с местным вождем – Атаманом.

Не смотря на то, что Атаман хмурился, было видно, что он доволен выторгованной трехкраткой мзде за проезд. Он без особого интереса выслушал рассказ о передатчике и обстоятельствах прилета москвичей. На вопрос Рахманова равнодушно ответил, что на Нейтральной никогда не было передатчика. Вяло поинтересовался, когда и куда они собираются направляться дальше.

Светлана, по привычке, начала воодушевленно рассказывать о том, что приезд москвичей и поиск передатчика – это не рядовое событие. Что это позволит объединиться членам Конвенции весь Муос, объединиться с Московским метро и победить врагов. Атаман скептически ответил вроде «поживём-увидим». После чего перебил Светлану, неожиданно спросив:

– Вы кудой в Центр-то идти собираетесь?

– Как кудой? Как обычно, через Большой Проход.

– Не советую…

– Это почему ж?

– Что-то нехорошее творится там… Думаем сюда Шатун приполз…

– Как Шатун? Они ж по поверхности ползают только…

– По чём выводы такие делаешь? А сколько их живых осталось – с Шатуном-то повстречавшихся, чтобы нам про них рассказать?

– И давно это?

– Уже месяца три как плохо там.

– Да что ты выдумаешь? Мы ж полтора месяца тому проходили – всё нормально было?

– Ну тогда это только начиналось.. Мы даже внимания не обратили сначала, думали так, сама по себе крыша у людей едет, от житухи нашей невесёлой. И вот месяца два назад трое пошли на Октябрьскую. Большим Проходом – как раз перед Вами пошли. Должны были на следующий день вернуться. Не вернулись. Через пару дней к нам обоз с Октярьской пришел. Спрашиваем у них, не приходили ли наши. Говорят – нет, не приходили. И трупов и одежды их тоже в Проходе никто не видел. Как сквозь землю провалились. Мы уже их и между собой и схоронили. Через месяц вдруг приходят те трое – обросшие, одичавшие, какую-то чушь несут. И самое странное: они уверены, что двадцать минут в туннеле провели…