Муос

Затем он вспомнил наказ Деда Талаша. Перед его глазами поплыли картинки ужасов, увиденных в этом метро; стенания этого несчастного народа, помочь которому он вызвался сам. Он посмотрел в туннель в сторону Фрунзе-Кэпитал и уже в который раз ему в голову пришло осознание скорого конца его пути. На груди у него был деревянный крестик, подаренный ему его Анкой. Он тихонько его погладил через ткань камуфляжа и прошептал: «Помоги мне, Боже, с честью выполнить порученное дело». Он был уверен, что Тот, к Кому он обратился, его услышал. Стало легко и спокойно. Дехтер сам себе улыбнулся и прошептал: «Я готов».

6.4.

На станции прокричали: «Подъём!». Рабы, не хотя, подымались. Хозяева их подгоняли пинками. Галинский не вышел провожать уходивших парламентеров – это кое-кому могло бы показаться подозрительным. Светлана, Дехтер и Глина шли туннелем в сторону Фрунзе-Кэпитал. Дехтер, по непонятной для Светланы причине, шел бодро и уверенно. Ей же туда идти совершенно не хотелось. Со слов Галинского, на Фрунзе-Кэпитал в виду приближающегося нашествия ленточников настроение было упадническое. Рабы были близки к бунту, рабовладельцы зверели.

Близость агонии они ощутили, едва войдя на станцию. К стене у входа был приставлен деревянный крест. К нему был пригвождён раб-мужчина. Он был весь в крови. Но по широко открытым глазам было заметно, что дикая боль, физическая и душевная, не даёт ему возможности забыться. У подножия креста лежали жена и ребенок, пол которого, из-за страшных гематом и крови на лице, определить было не возможно. Ребёнок был уже мёртв. Мать ещё шевелилась. Рядом стояли два раба, которые по команде бэнээфовца наносили удары плетями по телу женщины. Смотреть на это кровавое зрелище были согнаны почти все рабы станции. Бэнээфовец, опьяневший от своих же издевательств, кричал:

– Ну? Кто ещё в монастырь хочет? А? … Если я только по глазам увижу, что кто-то хочет бежать, сразу на этот крест пойдёте? Понятно?. Хором..

Рабы закричали хором:

– Понятно!

Проводник, сам не желая смотреть на казнь, быстро повел их в резиденцию Президента Штатов Муоса.

Резиденцию составляло три последовательно расположенных помещения – адъютантская, кабинет и спальня президента. В отличии от губернатора Немига-Холл, Президент не был расположен к излишествам. Его кабинет был обставлен довольно просто. Сам президент, не смотря на свои шесть десятков с лишним, выглядел ещё довольно крепким и подтянутым. Форма морпеха была поглажена и сидела на нем аккуратно. Седые волосы были подстрижены под «полу-бокс». Удивительно, но акцент у него был не сильный – Славински имел способности к овладению языками.

До встречи с Президентом, парламентеры общались с его адъютантом. Тот в отсутствии иностранцев пересказал все Президенту. Славински сразу же потребовал личной встречи с чужаками. Он внимательно, часто переспрашивая, выслушал пришедших, так и не предложив им присесть. Сообщение его явно заинтересовало. Он пристально всматривался в лица посетителей. Но любые их вопросы он попросту игнорировал.

В ходе беседы он вызвал адъютанта и сказал ему:

– Приготовь этим людям место для почётных гостей, – сделав акцент на слове «почетных».

Адъютант, немного помедлив, ушёл, а когда через несколько минут вернулся, сообщил:

– Жилье для почётных гостей готово.

– Проводи наших гостей.

Когда Светлана, Глина и Дехтер открыли дверь в адъютантскую, там почему-то был выключен свет. На ощупь они направились туда, где должен был быть выход на платформу. Свет внезапно зажегся и на них со всех сторон навалились солдаты, нещадно нанося удары дубинами по телу. Это было неожиданно. Дехтер и Глина успели вырубить двух или трёх нападавших, но потом, под ударами, повалились на пол. А удары продолжали сыпаться.

Дехтер очнулся. Они находились в зловонной яме. Эта яма явно когда-то была выгребной. Сверху лежал решетчатый люк, через который едва проникал свет от далёкой лампочки. Очевидно, они находятся в слепой ветви туннеля. Его камуфляж на спине пропитался зловонной жижей. Гадко.

– Дехтер, очнулся? – послышался Светланин голос. Глина и Светлана сознания не теряли – им досталось меньше, так как они слабее сопротивлялись.

Губы открывать было больно – они были разбиты, сильно опухли. Два или три зуба были выбиты. Дехтер, не отвечая, пополз туда, где по звуку должна была быть Светлана. Руки по запястье погружались в грунт, пропитанный жижей. Светлана, поняв, что Дехтеру говорить тяжело, продолжила:

– Президент нарушил Конвенцию. Это происходило и раньше, но захвата послов не было ещё не разу. Значит он что-то задумал и задумал недоброе…

Их прервал скрежет открываемого люка:

– Кто из вас неместный, не из Муоса?

Дехтер хрипло ответил:

– Я.

– Выползай.

Спустилась лестница. Дехтер еле-еле, с помощью своих друзей поднялся.

– Ну и вонища от тебя, – прокомментировал один из трёх конвоиров, вооружённых арбалетами и секирами. – Как тебя к Президенту вести такого обосранного?

Дехтер молчал. Голова гудела. Болело в груди – сломано ребро. Мокрый камуфляж противно прилипал к телу. В сапогах хлюпало. Плевать. Теперь уже всё-равно. Маски на Дехтере не было. Видно её сорвали во время избиения. «Плевать. Конечно, жаль так бестолково подыхать. Как же я повёлся на это? Светлану жалко, и Радиста, который её не дождётся. А на себя плевать – сам виноват, неудачник… Прости, Анка, прости, Талаш. Не оправдал я надежд Ваших.». Пока он шел, в мутном течении своих мыслей он что-то силился вспомнить и никак не мог. Что-то важное. Его остановили и больно связали за спиной проволокой руки.

Президент уже поджидал его возле своей резиденции. Он с деланным участием заговорил:

– Ай-яй-яй! Ну и мясники… Ну разве ж можно так.. А что это за запах от тебя, капитан?

Потом, как бы со злобой к конвоирам:

– А-ну, помыть и переодеть капитана!

Дехтера отвели в душевую. Сначала он хотел гордо проигнорировать предоставленную услугу, но потом подумал, что помыться у врага – это не предательство. Пока он мылся, его вонючую мокрую одежду и обувь кто-то унес и заменил на американскую военную форму. Форма была совершенно новая, не ношенная. Душ вернул Дехтеру силы. Это почувствовали и конвоиры, которые еще сильнее перетянули ему проволокой руки за спиной.

Его отвели в резиденцию Президента. Президент сидел за столом и смотрел на Дехтера. На столе лежал пистолет, обращённый стволом к уновцу:

– Знаешь, я ещё с юношества хотел посмотреть на русского. Вот, наконец, и увидел. Примерно такими я вас и представлял себе. Хотел бы с тобой в дружеском спарринге сойтись, да уже годы не те. Завидую тебе: здоровый, молодой, столько силы и энергии… А ведь я не просто тебя позвал. У меня к тебе предложение. Шикарное предложение, от которого отказаться ты просто не сможешь… Эти разговоры про налаживание контактов между Москвой и Минском; про поднятие морального духа населения – это бабские басни для таких слюнтяек, как эта твоя подружка. Мы ведь с тобой солдаты. А главная цель и смысл жизни солдата в чём? Воевать и завоёвывать! Вот это я тебе и предлагаю. Поступай ко мне на службу! Вернее нет: я предлагаю тебя стать напарником. Мне нужен энергичный, молодой и сильный военноначальник. Понимаешь, все мои друзья, с которыми я пришёл сюда, или погибли, или стали дряхлыми стариками – это уже не солдаты. Местные бэнээфовцы – это самодовольные тупые болваны, которые не могут даже совладать со своими рабами. С тобой мы бы смогли сделать многое. Ты, да пяток твоих друзей, создадите костяк будущего легиона. Соберёте вокруг себя, сплотите и обучите других. И мы двинемся освобождать Муос. Мы осуществим мечту многих – Единый Муос! А?! Как тебе?! И ты – Главнокомандующий Муоса!