Муос
Шрифт:
Вскоре громкую молитву одиноко идущей девушки услышали удивлённые дозорные с Нейтральной.
8.3.
Уродливая цивилизация ленточников выработала свою систему поклонения червям и взаимоотношений между носителями. Обычным людям понять смысл этого было не возможно. Зачем-то ежедневно по вечерам осуществлялось прилюдное осчастливливание новых пленников и новорожденных. Это обставлялось обязательным сбором большей части населения гнезда, присутствием Трёх Прародителей и неизменными речами Миши, проповедующего скорый и полный захват Муоса, Москвы и всей земли. Ленточники, наблюдая процедуру пересадки бывших в употреблении или только что делившихся червей, впадали в состоянии, сходное с наркотическим опьянением или гипнозом. Они кричали, смеялись, плакали, стучали в ладоши, топали
Каждый вечер Радиста и Рахманова тащили наблюдать эти оргии. Радист не мог отвернуться: ему насильно подымали голову и били, чтобы он открыл глаза. Когда процедуру прошли все пленники из их отряда, на операции приводились другие пленники из захваченных поселений Америки – там уже в отрытую шла война. Ещё более ужасной была процедура пересадки червей в тела новорожденных деток. Малыши кричали, а толпа от их воплей впадала в экстаз. И так было каждый вечер. Миша сказал, что Радиста и Рахманова берегут «на закуску» – такова суть ритуала – наиболее важных пленников осчастливливают в самом конце.
Радист по прежнему отказывался есть и пить, отдавая воду и пайку Рахманову. Тот сначала не хотел брать, но потом согласился. Не смотря на то, что оптимизм Рахманова поугас, в отличии от Радиста, он не видел смысла в самоубийстве. В свободное от «зрелищ» время они лежали на полу клетки, с прикованными руками и ногами. Радист потерял счёт времени: сколько они были в плену – неделю или месяц – он определить не мог, да и не задавался таким вопросом. Рахманов сначала пытался о чём-то говорить с Радистом, но тот отвечал редко, всё время молчал, уставившись в одну точку. Рахманов подумал, что у Радиста «поехала крыша» и бросил свои попытки разговорить напарника, исправно при этом употребляя его пайку.
Охранники доложили Мише о сухой голодовке Радиста. Миша вызвал врача – того самого экзекутора, который осуществлял пересадки. Он после осмотра сообщил, что у Радиста истощение. Миша безуспешно уговаривал Радиста отказаться от голодовки. Радист ничего ему не отвечал. Тогда опять пришёл врач и несколько дюжих ленточников. Они насильно разжали челюсть Радиста, засунули ему в пищевод тонкий шлаг. К другому концу присоединил огромный клизменный шприц, наполненный мутной смесью воды и разболтанной пищи, и вдавили содержимое прямо в желудок. В результате этой процедуры шлангом повредили горло. Физическая боль дополняла моральное страдание от ощущения, что тебя таким образом изнасиловали. Вместе с тем Радист решил не сдаваться в своих попытках самоубиения, он и далее упрямо отказывался самостоятельно есть и пить, не смотря на уговоры Миши и Рахманова. И унизительная болезненная процедура повторялась.
Однажды Миша привел с собой бывших уновцев, а теперь – новоиспечённых ленточников. Они часами сидели с Радистом, якобы поддерживая его в его страданиях, и рассказывали о необыкновенной любви и счастье, которые им недавно открылись. Было трудно поверить, что это недавние боевые товарищи Радиста. Радист молчал – он пребывал в постоянном ступоре, спасающей его от кошмарной действительности.
От голода, сознательной жажды, накопленного нервного стресса, постоянного дискомфорта и боли явь у Радиста слилась со сном и бредом. Он спорил со своей матерью, которая утверждала, что ленточники – это идеал нацизма. К нему приходила смуглянка без черепной коробки, которая просила заняться с ней любовью. Он, уже будучи ленточником, делал надрез на шее Кати и вставлял туда, почему-то, свой палец, отрезанный от ноги. Он присутствовал на церемонии осчастливливания пленников, будучи в роли Миши, и пытался отговаривать новообращенного принимать к себе в шею червя. Иногда к нему в клетку приходила Светлана. Тогда он успокаивался, ему становилось хорошо. Но как только он пытался прикоснуться к Светлане, её образ рассеивался. А его снова тащили на церемонию осчастливливания.
В редкие минуты возврата сознания, Радист, чтобы заглушить тяжёлые мысли, повторял про себя короткую молитву, которой его научила Светлана: «Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи…». Это отгоняло мысли и давало крошечную надежду: а вдруг Тот, Которому он так безучастно
молится, есть на самом деле.В пике его бредового состояния ему послышался вой. Это был ужасный, пронизывающий всё существо вой, которого в реальности быть просто не могло. На станцию ворвались чудовища. «Демоны» – отрешенно про себя подумал Радист. Один демон остановился у клетки и горящими глазами посмотрел на Радиста. Он отдалённо был похож на собаку средних размеров, но на нем вообще не было шерсти; бледно-розовая дрожащая шкура, обтягивавшая мускулистые лапы и худое туловище, была покрыта коричневыми бородавками и ярко красными пятнами. Вытянутая голова имела огромную челюсть с выступающими клыками. Вместо ушей – бугорки. И горящие страшные ненавидящие глаза. Чудовище бросилось на клетку, встав на задние лапы и секунду эти два маленьких красных глаза смотрели на Радиста, приводя его в оцепенение. Демон щёлкнул челюстью и тут же загрыз охранника, пытавшегося нанести ему удар мечем.
Этот бред был самым затяжным, и Радист воспринимал его почти безучастно. Демоны ревели и рычали. Они двухметровыми прыжками носились по платформе, нападая на ленточников. Ленточники метались по станции и вопили, почти также громко и пронзительно, как демоны. Миша отдавал какие-то команды. Ленточники выпрыгивали со своих квартир, брали оружие, пытались отстреливаться из арбалетов, отбиваться мечами. Но эти омерзительны твари подпрыгивали чуть ли не на двухметровую высоту и перекусывали шеи метавшимся паникующим ленточникам. Они не останавливались не на секунду.
Миша, собрав вокруг себя два десятка ленточников и выстроив их в строй, ощетинившийся арбалетами, копьями и мечами, шел по направлению к клетке, заградив весь коридор между многоэтажками хижин. Он отдавал команды, подбадривал ленточников. Сразу два демона бросились на Мишин отряд, но один замертво упал под их ноги, иссеченный мечами, а второй с двумя арбалетными стрелами в туловище отползал, жалобно скуля. Третий демон по лестнице взобрался на второй, а затем третий этаж хижин, быстро разбежался и прыгнул прямо на Мишу, и с ходу перегрыз ему шею. Спустя секунду демон кромсал второго ленточника, разрывая его тело когтями и клыками. Строй без предводителя рассыпался, за недавними смельчаками гнались другие демоны.
Пока здесь демоны творили кровавый пир, в другой части станции Первый и Второй Прародители собирали и выстраивали ленточников. Вот они плотной стеной идут по станции. Шесть или семь демонов не могут найти слабое место и отступают. Арбалетный залп и два демона заскулили, остальные рыча отступают к клетке.
Со стороны туннелей ворвалось ещё с десяток демонов, а за ними – толпа людей в кожаных юбках. У людей в руках блистели зубчатые полудиски, которыми они отсекали головы попадавшимся на пути ленточникам. «Слуги демонов», подумал Радист. Слуги сделали арбалетный залп, метнули дротики, после чего смело бросились вперёд. Пока ленточники были в замешательстве, демоны и слуги, обежав клетку, стали вокруг неё плотной стеной и стали отбиваться от напиравших ленточников. Один из них тяжелым молотом сбил замок, после чего трое или четверо влетели в клетку и при помощи каких-то приспособления сбили оковы с ног и рук пленников. Радист подумал: «Демоны или их слуги пришли за мной. Значит я умираю или уже умер.»
Ослабевшего Радиста схватили и подтащили к адской упряжке из двух демонов с ошейниками, соединённых друг с другом. Радиста положили лицом вниз на спины демонов, его руки обвили вокруг шеи каждого из них и закрепили на ошейниках, так, что он вынужденно обнимал этих чудовищ. Его ноги волочились по полу. Демоны быстро помчались в туннель, таща Радиста. Они противоестественно воняли, прикосновение к их коже было омерзительным, но руки Радиста были прикованы и сделать он с этим ничего не мог. «Меня уносят в ад», только подумал он.
К Радисту вернулась Светлана. Он ещё лежал с закрытыми глазами, когда понял, что она рядом. Так пахла только она и дышала так тоже только она. Он не открывал глаза, боясь, что она снова исчезнет. «Значит я не в аду, ведь Светлана не могла попасть в ад. Значит это снова видение.». Радист пересохшими губами неузнаваемым голосом тихо просипел:
– Света?
– Очнулся, Слава Богу… – дальше произошло чудо. Ладонь, которую он узнал бы среди миллионов других ладоней, нежно прикоснулась к его лбу. В прошлых видениях Светлана к нему не прикасалась и он не мог прикоснуться к ней, – … ты бредил, с какими-то «демонами» и «слугами» ругался. Меня от них спасал. Давай, подымайся, немного покушай.