«Муромцы» в бою. Подвиги русских авиаторов

штурвальное управление. Скатившись один раз, сажусь за штурвал и скатываюсь благополучно. Раскат около полу-

версты длиною. Назад «бобы» тащит ослик.Раз прояснело. У нас возня с радиаторами. Собрался Алехнович. Но на

взлете на ровном месте у него рассыпалось шасси, а за ним поломался и весь корабль. Причин никаких, за

исключением ветхости самой машины. Корабль увезли. Уехал и экипаж 5-го.Замело нас окончательно. Изредка только

высовываем нос. Мороз загоняет обратно в тепло. Я обморозил лицо, пробуя радиаторы, с которыми что-то не ладится.

Лицо опухло, и образовались нарывы. Чувствую себя неважно: дают себя знать легкие, и вообще — зима и работа

утомили.

ГАЛИЦИЯ, 1916 г.

В декабре 1915 г. приходит телеграмма: «2-му» и «Киевскому» погрузить корабли на железную дорогу и ехать

на Галицийский фронт. Разбираем, грузим и едем. Нас провожает вся семья отряда. В Зегевольде начальство

принимает Лавров.

Берем с собою Павлика. Он сильно бедокурил в Пскове, так как его не пускали в отряд. Еще в октябре

приехал- таки к нам «Сикорский-16». Пошехонов (летчик Эскадры. — Прим. А. С. Никольского.) тоже просился в

отряд, и его не пускали. Тогда он уселся на «Фарман-16» и стал выделывать на нем разные штуки, проносясь над

самой крышей дома, где жил начальник Эскадры. Нырял в пространство между домами и, делая «горку»,

перескакивал через крышу. Делал отчаянные виражи и прочее. При первом его появлении генерал с женой и Игорь

Иванович Сикорский вышли на балкон, да так и обомлели. Игорь Иванович не вытерпел и ушел в комнату. А

Пошехонов продолжал носиться, чуть не цепляя крылом за балкон. Когда он сел, то прямо с аэродрома был отвезен

адъютантом на гауптвахту. Просидев два дня под арестом, был отправлен в отряд. Но здесь заболел и уехал в отпуск.

Переезд «Муромцев» из Зегевольда в Колодзиевку, на Юго-Западный фронт, январь 1916 г. С

забинтованным лицом стоит С.Н. Никольской.

Эшелон готов и уже тронулся. Мы с Панкратьевым поехали вперед и явились к генералу. Встречены

были очень мило. Генерал сказал мне, чтобы я тотчас же ехал в отпуск, предварительно съездив к профессору

Сиротинину, который меня осмотрит, и дал к нему письмо. Я сказал, что прошу, пока корабль не наладится,

задержаться с отпуском. «Ну, это пусть решит профессор», — сказал генерал.

Мы получаем пятый мотор в запас. Я решил лично привезти его в Волочиск, куда направляются

корабли. Еду в Питер, отправляюсь на завод. Там уже все готово. Вечером иду к профессору. Угрожающего

ничего нет. А ехать в отпуск надо, но сейчас или погодя — все равно. Говорю, что хочу наладить корабль и

тогда уехать. Прошу написать об этом генералу. Гружу мотор багажом в скорый поезд, причем

железнодорожное начальство никак не хотело этого делать. Я настоял и сам присутствовал при погрузке.

И вот 23 декабря тронулись. Где-то в Полесье встречали Рождество. Я решил устроить елку. На

станции купил деревцо и свечей. Привязал деревцо к стенке купе и, разрезав веточки вдоль, укрепил свечи.

Когда зажгли свечи, то собрался почти весь вагон. По этому случаю сделали даже складчину и

образовавшуюся сумму поручили одному из попутчиков направить в пользу раненых. В Киеве я опять сам,

обратившись в артель грузчиков, перегрузил мотор в багажный вагон.

Благополучно доставил мотор в Подволочиск, где стояли наши. Этот способ оказался наилучшим и

единственно возможным, так как впоследствии все вещи, отправлявшиеся с нарочными, где-то застревали, а

нарочные приезжали налегке. Так, например, блок цилиндров для мотора «Аргус» «Киевского» корабля мы

получили только через полгода после высылки.

Корабли уже почти готовы. Уже нашли место для отряда в местечке Колодзиевка и собираются туда

перелететь. Встретили Новый год. У нас семья состоит из двух экипажей кораблей, Павлика, заведующего

хозяйством Арсения Михайловича Колянковского и милейшего барона Корфа, члена Государственной Думы.

Он артиллерийский офицер 4-го корабля (Шаров) и приехал присмотреться к работе. У меня температура, и

поэтому в перелете участия я не принял.

1 января наши улетели, я поехал с эшелоном. Глотаю аспирин и салицилку и 3-го уже переезжаю в

Колодзиевку. С моторами плохо. Определенно кипят. Пробовали то и другое — все в порядке. Первые 10

минут ничего, а потом кипят и выбрасывают воду. Делали пробные полеты — кипят. Пересмотрели все,

ничего не нашли. Что делать? Вдруг осенило. Полез я с Ушаковым к мотору и додумался. Трубки, проводящие

воду, тонки. Вода не успевает циркулировать, оттого и кипит. Для второй трубки место в радиаторе есть, но

оно заделано. Для 110 сил одной хватает, а для 150 — мало. Сказано — сделано. Поставили вторую трубку,

завели мотор — хорошо. Гоняли целый час — не кипит. Делай остальные.

В этот промежуток времени съездил я на автомобиле в свой полк, который стоял севернее Волочиска

в резерве. Повидал Николая Алексеевича Веревкина из 1-го Стрелкового полка (двоюродный брат автора. —

Прим. ред.), правда, всего одну минутку, и, увы, видел я его в последний раз.

Моторы готовы, и вот 29 января идем в полет. Бомбим Денисув и Дворжиско. Разбили какие-то обозы.

А одна бомба, упав на задворки, разбросала огромную кучу чего- то черного. Решили, что навоз, и

поддразнивали Пупса- Павлова. 1 февраля я уехал в отпуск в Ялту.

Без меня — ряд славных дел. Во-первых, наш корабль бомбил несколько пунктов. Привозят отличные

снимки Буркановского укрепленного узла на реке Стрыпе, настолько ясные благодаря выпавшему снежку, что

видны проволочные заграждения. «Киевский» корабль двухпудовой бомбой попадает в столовую штаба

корпуса в Бучаче во время обеда и избивает там около 25 офицеров. Наш «пароход» производит два налета на

Монастержиско и производит там, по выражению самих жителей, «страшный суд». Утром несет 25 пудов и