Mushoku Tensei: Крестьянин с копьем

— О да!.. Ещё… сильнее! — доносился женский голос, срываясь на полувсхлипы.

— Долби её, эту эльфийскую потаскуху! Долби! — с презрением и явным удовольствием орал другой, мужской голос.

По тому, как Гислен сжала кулаки и сдвинула брови, стало ясно, что она уже догадалась, о какой именно потаскухе шла речь. Стражник, наш сопровождающий, едва прикрывая удивление и замешательство, поспешил вниз, чуть ускорив шаг. Мы с Гислен двинулись за ним, шаги эхом отдавались от стен, заполняя лестничный пролёт. Чем ближе мы подходили к нижнему уровню, тем яснее становился смысл криков.

Наконец, мы достигли просторного коридора, по обеим сторонам которого располагались тёмные клетки. Левый ряд клеток пустовал, только цепочки пыли на полу намекали, что их давно никто не использовал. Но справа была другая история: в самой ближней клетке, напротив двери, нам предстала поразительная сцена. Огромный зверолюд с тёмной кожей, массивными руками и серыми ушами, как у волка, возвышался над светловолосой эльфийкой без одежды, прижимая её к прутьям с другой стороны и насилуя со всем рвением. Он держал её так, что она висела на его руках, и сдерживать пыл явно не собирался.

— Не отпускай меня… держи крепче! Глубже! Глубже!.. — кричала она, теряя всякий стыд и сдерживаемые эмоции.

— Аргх-х!.. — рычал он, ещё больше ускоряясь и вонзаясь в неё с такой силой, что клетка содрогалась от ударов.

Их тела сливались в единое целое, покрытые потом и дрожащие от страсти. Зверолюд продолжал её брать, не обращая внимания ни на что.

Из соседней камеры на происходящее внимательно взирал древний старик, лет шестидесяти на вид, выданный по седым прядям и глубоким морщинам, и одобрительно комментировал сцену, скривив губы в насмешливой улыбке. Слова его были насыщены ядом.

— Давай-давай, хвостатый! Разорви её нахрен!..

Святой рыцарь замер, открыв рот от удивления. Я замер, не зная, как реагировать на это внезапное безумие, но первой в себя пришла Гислен. Она рванула к клетке, взгляд её был таким яростным, что, казалось, пронзил бы его насквозь. Она резко стукнула ногой по прутьям, едва не выломав их.

— Эй, мжр’ррак тэ шха-фанг’ррк!.. — злобно бросила она зверолюду на своём языке, что-то среднее между рыком и окриком. Её голос наполнился резкостью.

Тот вздрогнул, замер, и его уши прижались к голове. Он медленно повернул голову к Гислен, в его глазах мелькнул страх.

— Урра’шш мр’рук тэ ши, фиир-ррвак тж’шууй! — чуть тише прорычала Гислен, не отрывая от него жёсткого взгляда.

Зверолюд забормотал что-то в ответ, продолжая держать Элинализ, оправдываясь на том же языке. Его слова звучали торопливо и смиренно:

— Гхш’ртаас, ррэн хт’ршаай… Я мрр’ну тэ т’рг’ней…

— Маар-тан шоо эрр-ра, к’ан-фал деррки! — рявкнула Гислен, снова ударяя по прутьям.

Зверолюд замер, словно окаменев, и ослабил хватку. Его руки задрожали, и он, выпучив глаза, глянул на Гислен. Губы у него дрогнули, словно он хотел что-то сказать, но вместо этого выпустил эльфийку из своих рук и, опускаясь на колени, натягивал штаны, одновременно отступая к дальней стенке. Элинализ, тяжело дыша, ещё не пришла в себя, но её взгляд был ясным, хоть и слегка затуманенным, а лицо покрылось красными пятнами, то ли от усилий, то ли от ещё свежих эмоций.

— Чшк! Я у’емм дэ тзии’на тшг’ррух! — продолжала Гислен. — Ко’гул-лирр мрр’нннг, ррра кши!..

Рыцарь, обретя дар речи, наконец решительно постучал по металлическим прутьям и крикнул:

— Так, всем заткнуться! Авантюристы, забирайте свою эльфийскую потаскуху и уводите её отсюда, пока я не передумал!..

Глава 6

Хорошие отношения

* * *

— Подождите-ка… — Элинализ нахмурилась, и её лицо неожиданно стало серьёзным. Затуманенный взгляд полностью прояснился, и голос её звучал твёрдо, почти резко. — Это… не шутка? Вы действительно серьёзно? Ладно, Гислен… Но ты, Эрик, милый… Ты ведь не пытаешься так безвкусно подшутить над своей старой и доброй подругой? Скажи, что это плохая шутка.

В комнате повисла тишина, мы втроём сидели, пытаясь восстановить силы после событий последних часов. Я снова бросил взгляд на Элинализ, уже более спокойную, но от усталости мне сложно было воспринимать её серьёзно после того, через что мы прошли. Воспоминания о недавнем спасении ещё живо стояли перед глазами.

Где-то около часа назад мы вытащили её из городской темницы. Элинализ была едва прикрыта, ведь на момент задержания у той кроме одних трусов ничего при себе не было, и у меня не оставалось выбора — пришлось тащить её на руках в чём есть, стараясь не привлекать внимания стражи и избегая людных мест. Шагая по узким улочкам, я ощущал её обнажённую кожу и не совсем приятный запах — от неё исходило сильное амбре пота, вина и чего-то ещё, что явно не сочеталось с образом эльфийки. Сама Элинализ вела себя откровенно странно, как будто не вполне понимала, что происходит, и её взгляд постоянно блуждал. Пару раз она, смеясь, пыталась притянуть меня к себе и даже поцеловать, что выглядело совсем неуместно и неадекватно. Я едва успевал уклоняться, пытаясь при этом идти быстро и не привлекать к себе внимание. Это было непросто: вся ситуация выглядела как побег, причём довольно подозрительный.

Когда мы, наконец, добрались до квартиры, я поспешно передал её на попечение Гислен. Та уже без лишних слов и нежностей подхватила свою подругу и унесла в ванную.

Там началось настоящее «очищение».

За закрытой дверью слышались звуки, будто там идёт настоящая борьба. Гислен не церемонилась, обдавая Элинализ ледяной водой и яростно оттирая её грубой старой щёткой. Через стену было слышно, как эльфийка стонала и вскрикивала, а порой даже кричала и молила, но Гислен продолжала экзекуцию, как будто решила вымыть из неё не только грязь, но и все дурные мысли, пробираясь щёткой в самые глубины. Каждый раз, когда холодная вода брызгала на саму Гислен, крики Элинализ становились ещё громче, напоминая вопли человека, у которого забирают последние силы. На миг мне даже показалось, что Гислен её там чуть ли не прикончит.

Пока всё это происходило, я остался в комнате, усевшись на кровать, и попытался хоть немного разобраться в своих мыслях.

Честно говоря, при виде полураздетой, не совсем адекватной эльфийки, от которой ощутимо разило потом и чем-то ещё, я испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, её внешний вид и поведение никак не соответствовали моим представлениям о эльфах. Образ казался странно низким, едва ли достойным: передо мной была женщина в состоянии, которое могло показаться отталкивающим, и это вызывало во мне неприятное чувство грязи и лёгкое брезгливое отвращение. Пока тащил её на руках по тёмным улочкам, уклоняясь от людных мест, меня буквально пробивало на внутренний протест. Но в то же время ощущались совершенно иные эмоции. Сквозь отторжение прорывалось чувство жалости и искреннее желание помочь ей, подогреваемое каким-то необъяснимым внутренним пониманием. Стоило взглянуть на её лицо, даже в этом странном состоянии, и в голове, начали хаотично мелькать обрывочные образы. Я не мог уловить их смысл, но они каждый раз давали понять, что Элинализ была мне кем-то важным, что за этой «эльфийской потаскухой» скрывалось нечто большее.

Каждое воспоминание начиналось вполне ясно: «Так ведь мы с Элинализ…», «Ну а ещё мы…», «А полгода назад она…» — но прежде, чем я успевал понять, к чему это ведёт, оно резко обрывалось. Это несло в себе пугающее чувство неясности и потери. Казалось, я только что был близок к разгадке, но память раз за разом подводила. Конечно, потеря памяти избавила меня от многих ненужных тревог, но каждый подобный момент показывал, что и терять я успел слишком многое.

Примерно спустя минут двадцать Гислен вернулась в комнату, неся на плече голую и мокрую Элинализ, словно была уверена, что любой кусок ткани в её руках окажется небезопасным. С уверенным видом, но с явными следами усталости, она усадила эльфийку на свою кровать, ловко обернув её в простыню и туго закрепив ткань, превратив её в своеобразный кокон, из которого Элинализ не могла выбраться. Из простыни только грустное лицо виднелось, да вытянутые уши в стороны торчали. После этого без лишних слов Гислен отправилась наводить порядок в ванной, оставив её в этом странном состоянии — обузданной и абсолютно беспомощной.