Mushoku Tensei: Крестьянин с копьем

* * *

Мы продолжали идти, и с каждым шагом окружающий мир раскрывался всё больше, словно раздвигаясь перед нами. Густые леса, некогда окружавшие нас, медленно редели, уступая место просторным равнинам, где высокая, дикая трава шуршала под порывами ветра. Эти травы, возвышающиеся над коленями, казались морем зелени, его бесконечные волны колыхались и переливались при каждом дуновении. Редкие деревья, росшие поодаль друг от друга, тянулись к небу своими узловатыми ветвями, на которых играли последние лучи уходящего солнца. Солнце клонилось к закату, его золотисто-оранжевые лучи пробивались через облака, окрашивая горизонт в палитру тёплых оттенков. Долгие тени протянулись по земле, словно напоминание о времени, которое неумолимо бежало вперёд.

Я ощущал, как пыль с троп оседала на мои сапоги, оставляя сероватый налёт, но это было почти незаметно — наше движение оставалось плавным, размеренным, словно дорога сама вела нас. Даже мешок с песком на плече перестал быть какой-то помехой, утратив свой вес. Широкий тракт теперь вырисовывался перед нами, и каждый шаг по нему казался упорядоченным, ясным, как бы ни была неизвестна моя судьба.

После разговора у ручья в моём сознании воцарилось странное спокойствие. Я чувствовал, как напряжение, постоянно живущее во мне с момента потери памяти, постепенно отпускало, растворяясь в лёгком вечернем воздухе. Беседа была короткой, но она принесла облегчение — я перестал зацикливаться на том, что было вне моей досягаемости, и просто принимал путь, как он есть. Впереди меня ждал новый мир, и, хотя мне было тяжело осознавать, что я не могу вспомнить своё прошлое, будущее манило своей неопределённостью, как однажды это было в Древоборе. Оставалось лишь шагать вперёд, пытаясь собрать осколки воспоминаний, как мозаичные стекляшки.

Когда мы окончательно вышли на широкий тракт, я всё же не удержался и вновь начал задавать вопросы. Теперь они казались мне более логичными, менее хаотичными и эмоциональными. Ощущение нового понимания, словно сознание открылось и жаждало знаний, было всё сильнее. Гислен внимательно слушала каждый мой вопрос, но её ответы были краткими, иногда резкими, как если бы она боялась говорить слишком много. Иногда она просто молчала, как будто внутри неё разыгрывалась борьба. Когда я спрашивал о чём-то, чего она не знала, её лицо слегка напрягалось, а пушистые уши подрагивали, словно она чувствовала смущение. Она коротко кивала или отводила взгляд в сторону, сжимала губы, словно стараясь не показать мне своё недовольство собой. Казалось, что в моменты, когда она не могла ответить, её это тревожило. Она молчала чуть дольше, чем обычно, и время от времени бросала на меня взгляд, полный внутреннего смущения, который она пыталась скрыть за своей привычной серьёзностью.

Местные деревеньки, мимо которых мы иногда проходили, будто существовали в отдельном мире, где царил покой и безмятежность. Крестьянские дома стояли среди широких полей, их синие крыши, поросшие мхом, были увенчаны скрипящими от ветра флюгерами. Жители были заняты повседневными делами, не обращая на нас внимания. Дети играли на улицах, гоняя самодельные деревянные колёса, а женщины у колодцев общались между собой, перебрасываясь короткими фразами. Их жизни шли своим чередом, не омрачённые опасностями, которые преследовали нас на каждом шагу. Эти сцены простого быта казались мне странно знакомыми, словно я уже не раз видел их. Я ловил на себе взгляды крестьян, которые проносили корзины с урожаем мимо нас, и каждый раз в груди появлялась больная пустота — будто моя память пыталась вынырнуть на поверхность, но тут же ускользала. Я не мог вспомнить ничего определённого, только смутные образы мелькали в голове, но стоило зацепиться за них, как они тут же исчезали.

Продолжая задавать вопросы о прошлом, я однажды услышал, как Гислен, после долгой паузы, едва слышно вздохнула. Она остановилась на мгновение и посмотрела вдаль, будто пыталась найти ответ в окружающих нас полях и далёких холмах.

— Я… плохой информатор, — призналась она тихо, хмурясь. — Я не знаю столько, сколько, возможно, должны были бы знать другие.

Эти слова прозвучали непривычно мягко для её обычного сурового тона. Я заметил, как она сжала кулаки, как будто внутренне сражаясь с чувством вины за своё незнание. Но я решил не давать ей увязнуть в этом — перевёл разговор на то, что она точно знала.

— Пол и Зенит… — начала она, вновь обретая свою уверенность. — Они сейчас в Асуре. Где-то ближе к столице, но точного места не знаю. Они готовятся стать родителями, так что их поиски не будут лёгкими, но они вдвоём, и я уверена, что с ними всё будет хорошо.

Эти слова вселили в меня странное ощущение спокойствия. Впрочем, оно вскоре сменилось тревогой — при необходимости искать их придётся далеко, на другом континенте, и Гислен, похоже, понимала, что найти их будет не просто.

— Элинализ, — продолжила она, слегка пожимая плечами. — Скорее всего, до сих пор в Милишионе. Она сейчас почти не выходит от города, предпочитая оставаться в пределах гильдии и жилых районов. Мы даже после роспуска «Клыков» часто работаем вместе на заданиях, и, насколько я помню, у вас с ней были хорошие отношения. Она должна знать больше о твоём прошлом. По крайней мере, больше, чем я. Мы с ней не виделись около недели уже, но не думаю, что она покинула город. Денег у неё полно, а желания уходить в новое путешествие нет. Сейчас у неё совсем иные желание, привычные ей.

Моя голова снова начала наполняться образами, но они были неясны, слишком размыты, чтобы что-то ухватить. Я кивнул, соглашаясь, что найти Элинализ — это теперь наша первая задача. Поиски остальных могли подождать.

— Таллханд… — задумчиво протянула Гислен, поднимая взгляд к вечернему небу. — Последний раз я слышала, что он отправился в Широн. Если решил идти туда, то, скорее всего, ещё там. С ним у тебя были особенные отношения, что-то вроде наставника. Иногда мне казалось, что он относился к тебе, как к сыну, хотя никогда этого не признавал.

Её тон стал увереннее, когда она говорила о Таллханде. Возможно, гном действительно знал обо мне больше, чем я мог себе представить.

— А вот о Гису я ничего не знаю, — почти безразлично добавила она. — Он всегда был проныра, появлялся и исчезал так быстро, что его было трудно поймать. Даже сейчас никто не знает, где он. Но, по правде говоря, мне кажется, что его поиски будут пустой тратой времени. У вас не было никаких связующих тем, кроме заданий и посиделок в таверне.

Я кивнул, соглашаясь с её логикой, и почувствовал, как некая ясность наконец появилась в нашем пути. Теперь у нас был маршрут — сначала Милишион, потом, если потребуется, другие континенты. Но по мере того, как я собирал эти разрозненные сведения, желание вернуть память как-то угасло. Действительно ли мне хочется вернуть себе эти четыре года? Если бы не следы на теле, ответ был бы очевидным, а так всё стало куда сложней.

* * *

Небо окрашивалось в глубокий, почти фиолетовый оттенок, словно сама тьма расползалась по горизонту, а свет угасал, уступая место ночи. Звёзды постепенно проступали на своде неба, робкие и далекие, как воспоминания, что не удавалось удержать. Мы шли, не говоря ни слова. После разговора о «Клыках», после того, как все известные Гислен имена выплыли на поверхность, стало понятно, что вопросов больше не нужно задавать. Пыльные дороги, с которыми я когда-то, возможно, был на «ты», не рождали ни одной твёрдой мысли. Иногда мне казалось, что я здесь уже был, а иногда — что я прохожу по этим землям в первый раз. Как только я пытался ухватить эти воспоминания, они мгновенно ускользали, таяли, оставляя меня снова в пустоте. Всё, что мне оставалось, — это сосредоточиться на моменте, на тишине вокруг.

Наши шаги синхронно отбивали тихий ритм по пыльной дороге, пока солнце медленно скользило за горизонт. Просторы растянулись до самого края, где небо сливалось с землёй, образуя тонкую линию. Вечерний ветер дул в спину, обдавая лицо прохладой, унося с собой мои расплывчатые мысли.

И вот, после бесконечного пути, перед нами, будто появившийся из ниоткуда, открылся величественный город — Милишион. Город без стен, но всё равно казавшийся неприступным. С возвышенности, на которой мы остановились, открывался вид на огромную равнину, где в свете луны блестели зеркальные каналы, словно окружающие город нитки серебра. Белоснежные башни и обелиски возвышались над ним, стремясь к небу. Одна из них, самая высокая, возвышалась так, что, казалось, могла коснуться звёзд.

— Вот он, — тихо сказала Гислен, остановившись на мгновение.

Её взгляд устремился на город, но в её голосе не было восторга, а лишь некая задумчивость.

Я стоял рядом, глядя на просторы, на белоснежные шпили храмов, что возвышались как вторая линия горизонта, пронизывая ночное небо. Лёгкие тени облаков плыли над головой, а ночной ветер ворошил волосы. Было тихо, но в этой тишине витала какая-то магия — магия ожидания. Воспоминания вновь начинали мелькать перед глазами, но не приносили с собой никаких ответов. Казалось, что я уже стоял здесь однажды, что это видение города уже преследовало меня.