Муссон

Том повернулся, прошел в комнату отца и остановился у большой кровати с пологом на четырех столбиках.

— Отец, я слышал…

— Ты ничего не слышал, Том. Ничего.

— Но я слышал.

Гневный голос Тома звучал напряженно.

— Закрой дверь, Том. Я должен кое-что сказать тебе.

Том послушался и вернулся к кровати.

— Ты должен запомнить на всю жизнь вот что, Том. Никогда не вставай между мужем и женой. Элис принадлежит Уильяму, он может делать с ней все, что захочет, и если ты встанешь между ним и ею, он получит право убить тебя. Ты ничего не слышал, Том.

Отправляясь ужинать, Том все еще кипел от гнева.

Длинный полированный стол был накрыт на троих, и Уильям уже восседал во главе.

— Ты опоздал, Томас, — заметил он. Уильям улыбался, он был спокоен и красив, на шее у него висела тяжелая золотая цепь, а на груди красовалась брошь с ярко-красным рубином. — Здесь, в Хай-Уэлде, мы садимся ужинать в восемь. Пожалуйста, постарайся следовать обычаям этого дома, пока ты здесь гостишь.

— Хай-Уэлд и мой дом, — холодно возразил Том. — Я здесь не гость.

— Вопрос спорный, и я придерживаюсь противоположной точки зрения.

— Где Элис?

Том подчеркнуто посмотрел на пустое место слева от Уильяма.

— Моя жена нездорова, — спокойно ответил Уильям. — Сегодня она к нам не присоединится. Изволь сесть.

— Возможно, это покажется странным, но у меня нет аппетита. Определенные события не позволяют мне думать о еде. Я не буду сегодня ужинать с тобой, брат Уильям.

— Как пожелаешь.

Уильям пожал плечами и занялся бокалом на высокой ножке, который дворецкий наполнил красным вином.

В дурном настроении Том не доверял себе и не хотел провести ночь в доме с братом. Он набросил плащ и пошел на конюшню. Кликнул конюхов; те спустились по лестнице с чердака, где ночевали, и оседлали ему коня. Первую милю Том проскакал галопом, стоя в стременах и гоня лошадь в ночь. Но ночной воздух остудил его гнев, он пожалел лошадь и поехал шагом по дороге на Плимут.

Аболи он нашел с Люком Джервисом в закусочной в «Ройял Оук» у гавани. Они с нескрываемым удовольствием встретили его, и Том первую кружку эля выпил залпом.

В какой-то миг он по черной лестнице поднялся в комнатку с хорошенькой смешливой девушкой, которая помогала ему, когда он терял равновесие, и подхватила, не дав скатиться со ступенек.

Ее обнаженное тело в свете лампы казалось очень белым, а объятия были мягкими и поглощающими. Она прижималась к Тому, хихикая ему в ухо, и он растерял свой гнев, забравшись на нее. Позже она со смехом отказалась от протянутой монеты.

— Это я должна была бы заплатить тебе, мастер Том. — В городе почти все знали Тома с детства. — Каким отличным парнем ты вырос! Уже много месяцев никто так не размешивал мою овсянку.

Много позже Аболи помешал Тому принять вызов какого-то упившегося моряка, вытащил юношу из таверны, посадил на лошадь и повел ее в Хай-Уэлд. Том качался в седле и громко распевал.

На следующее утро Том поехал на болота с сумкой, в которой скрывалось что-то большое. На перекрестке его ждал Аболи, темная экзотическая фигура в густом тумане. Он повернул свою лошадь и поехал рядом с Томом.

— Думаю, добрые бюргеры Плимута предпочли бы твоему последнему визиту набег французских корсаров. — Он искоса посмотрел на Тома. — Все еще страдаешь от ночных тревог и усилий, Клиб?

— Я спал как невинный младенец. Отчего мне страдать?

Том попытался улыбнуться, но его глаза были покрасневшими.

— Беззаботность и глупость молодости.

Аболи насмешливо покачал головой.

Том улыбнулся, пустил в ход шпоры и заставил лошадь перепрыгнуть через живую изгородь. Аболи последовал за ним, и они поскакали через холм туда, где в складке местности высилась роща деревьев с темной листвой.

Том подскакал к деревьям, спрыгнул, привязал лошадь к ветке и прошел в круг древних камней, стоявших в роще.

Камни от старости заросли мхом. Легенды утверждали, что они стоят на могилах древних, погребенных здесь в незапамятные времена.

Том выбрал между ними подходящее место, руководствуясь советами не головы, а ног. И наконец воткнул каблук в мягкий дерн.

— Здесь! — сказал он, и Аболи подошел с лопатой в руке.

Он глубоко вонзил лопату в мягкую землю и начал копать.

Когда он останавливался передохнуть, лопату брал Том. Остановились они, выкопав яму по пояс глубиной. Том выбрался из ямы и пошел туда, где оставил лошадь. Он отстегнул седельную сумку и достал оттуда что-то, завернутое в ткань. Отнес к выкопанной яме и поставил на край. Через стекло на него одним глазом ехидно смотрел аль-Ауф.

— Скажешь молитву для мертвых, Аболи? Твой арабский лучше моего.

Аболи глубоким низким голосом, гулко отдававшимся в роще, прочитал молитву. Когда он замолк, Том снова завернул сосуд, скрыв от глаз его ужасное содержимое, и положил на дно подготовленной могилы.

— Ты был храбрым человеком, аль-Ауф. Пусть твой бог Аллах простит твои грехи, ибо они многочисленны и ужасны.

Он закопал могилу и разровнял землю. Потом покрыл срезанным зеленым дерном, чтобы спрятать раскопанное место.

Они пошли к лошадям и сели верхом. С седла Аболи в последний раз посмотрел на могилу в роще.

— Ты убил человека в схватке один на один, — негромко сказал он, — и с почетом обошелся с его головой. Ты поистине стал воином, Клиб.

Они повернули лошадей и направились к морю.

Хэл Кортни как будто понимал, что в часах его жизни сыплются последние песчинки. Он много думал о смерти и обо всем, что с нею связано. Он послал в город за мастером-каменщиком и показал ему рисунок своего надгробия.

— Я понимаю, что вы хотите, милорд.

Седой каменщик посерел от каменной пыли, въевшейся в поры его кожи.

— Конечно, Джон, — ответил Хэл.

Этот человек был настоящим художником с резцом и молотом. Он изготовил саркофаги для отца Хэла и всех его жен. И он же по праву должен был сделать то же самое для хозяина Хай-Уэлда.

Затем Хэл договорился, чтобы в последний путь его отца проводил епископ. Тело отца наконец-то упокоится в саркофаге, который каменщик Джон изготовил почти двадцать лет назад.