Мустанг и Чика

— Я буду твоей наложницей, твоей рабыней. Только останься, не исчезай!

Меня это потрясло. Мистика какая-то. Или это игра моего хранителя. Нет, не может он, не имеет право. А Лизок озабоченно спрашивает:

— Что с тобой? Ты очень побледнел.

— Чувство какое-то, что мы с тобой последний раз видимся. Что-то должно случиться.

Сам не пойму, зачем я это сказал. Хотел, наверное, быть правдивым со своей девушкой. Подходило время прощания. Лиза попросила официанта принести счет. Вместо официанта в поле нашего внимания зафиксировался улыбающийся Давид Зурабович и осведомился о наших с Лизком впечатлениях по сегодняшней еде и обслуживании. Мы порадовали возвышенную душу грузина восторженной оценкой, хотя Лиза только чуть-чуть поклевала в тарелке. На предложение оплатить великолепный обед, мы нарвались на обиженный, даже оскорбленный взгляд Давида Зурабовича. Он заявил, что сам должен заплатить мне за чудесную музыку, какую я только что сыграл на пианино. Далее начались славословия в адрес моего таланта, и что я совершил благодеяние, придя сейчас в этот скромный ресторан. Еще выяснилось, что директор вчера присутствовал на концерте и еще больше проникся мною. Бурнотекущий грузинский елей прервало появление в зале высокого человека средних лет, в движениях которого угадывалась военная выправка. Он быстрым шагом приблизился к нашему столику и осведомился:

— Лейсан Муратовна? Я послан за вами. Машина уже ждет.

Лизок заметно смутилась, да и я был сильно ошарашен. Мужчина вел себя с достоинством, но как подчиненный перед очень высоким начальством. Да, не простой птичкой оказалась мой мустангер. Сделав мне чуть заметный жест, чтобы я не провожал ее, Лизок направилась вслед за мужчиной. Через стеклянные стены ресторана было видно, как из черной зиловской «Чайки» вылез пожилой представительный мужчина с приятным лицом. Он обнял и поцеловал Лейсан. Пока женщина садилась в машину на заднее сиденье, пожилой о чем-то переговаривался с появившимся будто из воздуха дядей. Видно было, что они оба были хорошо знакомы и по некоторым дядиным заискивающим жестам угадывалась невероятная крутизна мужика.

Поблагодарив Давида Зурабовича, я вышел из ресторана и поинтересовался у дяди:

— Это кто, ее папа?

— Этот человек, Паша, истинный хозяин страны. И пока он на своем месте, мне ничего не угрожает. Если не хочешь себе и мне неприятностей, то будь осторожней в своих желаниях, — проговорил он с серьезным выражением лица.

Потом, улыбнувшись и хлопнув меня по плечу, сказал:

— Ладно, не заморачивай голову. Надеюсь, что у вас с Лейсан было все в пределах границ. Домой поедешь, или останешься у нас до завтра? Твоего приятеля вчера доставили в лучшем виде.

— Домой поеду, — произнес я, горестным вздохом провожая самый прекрасный день моей новой жизни.

— Поужинаешь у меня, и тогда поезжай. Машину организую, — постановил дядя и направился по своим делам.

Я, потоптавшись, решил развлечь себя до ужина киношкой в гордом одиночестве, в соответствие с настроением. Пацанов искать и тусить с ними не хотелось по той же причине. В голове не укладывалось, что Лейсан для меня потеряна. Умом было понятно, что наша любовь запретна, но сердце в это не верило. Почему-то казалось, что Лиза меня обманула. «Рабыней буду, наложницей…» Как же, будет она… С трухлявым стариком. Не выдержав, стал яростно бить ногами по деревянному забору, подвернувшемуся на пути. Потом с рычанием пустил в ход кулаки, размолотив их в кровь. С другой стороны забора раздалось неуверенное рычание какой-то собаки. Я от души ее обматерил, она заливисто с истерическими интонациями залаяла в ответ.

— Изыди, животное. Мне плохо, — пробухтел я примирительно и побрел смотреть фильм во дворце культуры и спорта.

Показывали какой-то гедеэровский фильм про индейцев с Гойко Митичем в главной роли. Добрая самаритянка, то бишь билетерша сама зазвала меня в зал:

— Павел Андреевич! Вы проходите на свободные места. Вам покупать ничего не надо.

Последняя фраза была высказана с подниманием правого указательного пальца вверх и значительным выражением лица. Благодарно улыбаясь доброй женщине, прошел в темный зал, пряча окровавленные кулаки. Как же приятно жить при коммунизме… Наверное.

Фильмец неплохой, шестьдесят девятого года, но вполне бы пошел на экранах моего бывшего времени. Хотя, еще неизвестно, какое время станет бывшим. Немного развеялся насыщенным сюжетом. Какие выводы можно сделать по фильму? Надо быть патриотом своих мест и не допускать «переселенцев» к себе. Иначе придется потом стать живыми мишенями, которых будут отстреливать новые хозяева земель.

Около семи часов вечера пришел к дяде домой. Шумилины ждали меня для поедания вкусных оладий с вареньем и медом. Мы с дядей обсудили события вчерашнего дня. Оба с одинаковым упорством не касались того, где я был сегодня утром и днем. Похвастался мне дядя, что насобирал по организациям списанные инструменты для нашего будущего ансамбля. «Пора самим призы в конкурсах завоевывать». Эти инструменты, кстати, стояли на сцене в общем пользовании для конкурсантов во время концерта. Я даже удивился тогда не бережному отношению к ним. Обычно настоящий музыкант руку скорей себе поранит, но инструмент убережет. Похвалил дядю, но предположил, что вещи будут в дерьмоватом состоянии. Лучше бы все-таки новые, покупные. Да и электрогитары нужно приобретать все равно.

— Не вопрос. Поедем и купим, что подскажешь, — пообещал Шумилов, — Кстати, а когда ты собираешься на примерку костюма? Мастер тебя наверно заждался.

Нафиг сдались мне все эти костюмы. Видал я их в гробу в белых тапках… Вернее, себя в них. Стройте дорогие господа товарищи что хотите, но без меня: коммунизм, суньвыньсухизм, ананизм… Купайтесь в лапше, цепляя ее на уши. Я лучше восприму такую среду, где не пристают с дурацкой активностью и не требуют выполнения бессмысленных ритуалов. Насмотрелся в свое время по телику на коллективные сумасшествия затраханных в мозги северокорейцев.

Перед тем, как отправить меня на своей машине домой при помощи шофера Феди, дядя загадочным тоном произнес:

— К большому моему сожалению, Лейсан не сможет принять участие в шахматном турнире. Если есть на примете умелые и, главное, симпатичные шахматистки, то предлагай. Буду тебе очень признателен.

Делаю морду по возможности равнодушнее, интересуюсь причиной.

— По некоторым слухам, она идет на повышение в Центральный комитет к Тяжельникову. Я догадываюсь, что Георгий Сергеевич просто хочет забрать ее из обкома. Очень его нервируют слухи о знаках внимания к ней со стороны Залитко, который там первым был. Сняли его на днях.

— А какое у этого крутого перца на «чайке» к ней дело, если не секрет?

— «Перца»… Хм, забавно звучит. Как бы не ощутить этот «перец» у себя в интересном месте. Невестка она его. Только с сыном его Олегом практически не жила и они скоро разведутся.

— Если она скоро разведется с его сыном, то чего этот старый, хоть и очень крутой хрен не оставит ее в покое?

— Если ты — умный парень, то догадаешься с первой попытки.

Чего тут понимать. Все лежит на поверхности. Старая жопа! Уже труха сыпется, так нет, на молоденьких потянуло. А этот Олег — явный придурок. Такую классную жену профукать. Как пить дать нетрадиционно одаренный гражданин. Хотел дядю еще попытать про старую жопу, но тот отбоярился неопределенным «потом».

Федя доставил меня и нехилый багаж с шумилинскими деликатесами в лучшем виде в дважды родные Просторы. Прикалываюсь, потому что они родные и по рождению, и по названию. Николай Михайлович меня уже как своего сына начал воспринимать. Чего только в брезентовую сумку мне он с женой не напихали. Тут были финский сервелат, палтус копченый, конфеты в коробках всякие импортные, кофе, шпикачки чешские, консервы с надписями на каких-то экзотических языках. С трудом допер все это до квартиры. Там случайно встретились с Таисьей Степановной. Она сообщила что меня весь день ожидал под дверью какой-то мальчишка. Блин, начинается. Чего надо такое сделать, чтобы этому пацану стало понятно, что ему со мной ничего не светит.

Дома сразу заклался в постелю. Слишком много чего напереживалось, и надо все это переварить, разложить по нейронам. Дедок тоже куда-то свалил по своим делам. Не успел подумать о нем, как он тут же вышел на связь. Подзаряжается он сейчас в больнице жизненной силой больных. Защита у них слабовата, вот эти бесстыжие сущности и посасывают. А еще коммунистом прозывался когда-то. У бедных старушек последнее здоровье тырит. Ладно, все это смехерочки. Через пару дней он пообещал быть в строю. За Панком и его бармалеями по понятным причинам не следил. В Элизиум к хранителю не полезу. Я на него сердит, да и он на меня тоже.