Муза

"Я так и думал". Его рука, лежащая на маленьком столике между нами, выглядит так, как будто хочет дотянуться до моей. "Это звучит странно, учитывая контекст, но... ты хочешь поговорить об этом?"

Мне вдруг становится трудно сглотнуть.

Черт бы побрал его и себя за слабость, которая овладевает мной в его присутствии. Мне приходится напоминать себе, что таких мужчин, как Коул, на самом деле не существует. Их доброта - это фасад, за которым скрываются их собственные эгоистичные желания. Когда-то Арманд был милым и внимательным. Он говорил мне, что любит меня, но все это было ложью.

"Нет", - говорю я. "С чего бы это?"

Коул садится и кладет руку на свою кофейную чашку, которая теперь, скорее всего, остыла. "Нет, я понимаю. Но могу я задать вопрос? Вы продали какой-нибудь из бриллиантов?".

"Нажился ли я на падении королевы? Нет." Я напрягся, сожалея, что не могу рассказать эту историю без того, чтобы болезненные моменты не укусили меня за задницу. "К тому времени Арманд решил, что любит Жанну. Они лишили меня прибыли. Поскольку я уже был богат, я притворился, что меня это не беспокоит". Я выдавливаю из себя ухмылку. "В конце концов, все уравнялось. Их арестовали, а меня нет".

Коул кивает, его взгляд устремлен на свою тарелку. "Ты любил его".

Эти три слова ранят меня в грудь, и я не знаю, из-за предательства Арманда или из-за того, что тон Коула пропитан заботой обо мне.

Как дурак, я отвечаю честно. "Да".

"Именно поэтому ты стал... тем, кто ты есть? Потому что он разбил твое сердце?"

Воздух словно застывает и сгущается, и я оказываюсь в ловушке прекрасного темного взгляда Коула. Как в объятиях, из которых я не хочу вырываться.

Это безумие. Ты должен уничтожить этого человека или быть уничтоженным сам. Помни, кто ты!

Я встаю и достаю свой шарф. "Время уходит, а у нас еще есть дела, которые нужно выполнить, прежде чем ты начнешь свою работу".

"Да, конечно", - говорит Коул, слабо улыбаясь. Он даже не возмущен моей грубостью, этот чертов дурак.

Это ты чертов дурак. Каждая дверь, которую ты открываешь, чтобы напугать его, только приближает его.

Мы выходим в прохладный день. После остановки у кабинета врача, где Коул заказывает сменные очки, мы едем на такси в магазин художественных принадлежностей. Лучший в Лондоне. Коул ходит по проходам, как пресловутый ребенок в магазине сладостей, его взгляд с любовью падает на инструменты его профессии. Это далеко не тот несчастный человек, каким он был на мосту накануне вечером.

Я прогуливаюсь по проходу вместе с Коулом, руки в карманах, скорее наслаждаясь его удовольствием. Он берет тюбик яркой синей краски.

"Мне нравится этот оттенок", - говорит он, задорно улыбаясь. "Я называю его "синий Шагала". Он часто использовал его, в своих витражах тоже. Он был просто... нереальным".

И поскольку он Коул, он кладет тюбик обратно. Я вздыхаю и подзываю сотрудника.

"Не могли бы вы нам помочь? Нам нужны холсты разных размеров. Хотя бы двенадцать для начала? И масла - самые лучшие, какие у вас есть, всех цветов. Дюжина палитр, кисти, карандаши, уголь, новый этюдник... Я ничего не забыл?".

"Нет, этого должно хватить". Коул прислонился ко мне. "Это слишком много".

"Это все, что тебе понадобится для выполнения обязанностей, для которых я тебя нанял. Это все."

"Это много, Амбри".

"Хорошо", - говорю я. "Тогда нам не придется возвращаться. Для художественного магазина освещение здесь просто ужасное".

Коул смеется и кладет руку мне на плечо. "Спасибо". Я напряглась, и он отдернул руку. "Извини. Мне приходится постоянно напоминать себе... неважно".

Озорно улыбнувшись, он уходит, чтобы посоветоваться с работниками магазина, оставляя меня с его затянувшимся прикосновением к моему плечу. Под его руководством они собирают товары, которые он предпочитает, и объявляют распродажу, от которой у Коула выпучиваются глаза, но это всего лишь капля в огромном океане моего богатства.

Мы выходим на улицу с заверениями, что магазин доставит все в мою квартиру после обеда, за исключением большой сумки с несколькими предметами, которые Коул заберет в свою причудливую лачугу, предположительно для того, чтобы нарисовать меня в моей демонической форме.

И так начнется его возвышение.

На улице я натягиваю на руки перчатки. "У меня есть несколько правил, о которых мы забыли рассказать прошлой ночью. Самое главное - ты не должен ни с кем говорить о нашем партнерстве".

В частности, с Люси Деннингс.

Она - и Кассиэль - в конце концов узнают обо мне через картины Коула, но к тому времени он будет слишком увлечен, чтобы прислушаться к ее предупреждениям.

Коул кивает. "Хорошо".

"Ты можешь сказать, что у тебя есть покровитель, но не упоминай мое имя".

"Конечно. Когда я должен начать?"

"Зависит от обстоятельств. Сколько времени займет портрет?"

Коул потирает подбородок, размышляя. "Мы хотим сделать его аутентичным тому периоду. Позволь мне провести небольшое исследование, а потом... я не знаю. Завтра? Это не займет у меня много времени. Мы изучали портрет восемнадцатого века в Академии. Что касается самой картины, это зависит от того, насколько большой ты хочешь ее видеть".

"Большой", - говорю я.

"Несколько месяцев?"

Я киваю. Месяцы Коула Мэтисона в моем присутствии, в моей квартире, жизни под его любопытным, художественным взглядом.

С этой раздражающей прядью волос, спадающей на лоб, с которой он ничего не хочет делать...

"Амбри?"

Я выныриваю из своих мыслей. "Да. Хорошо. Тогда завтра".

Коул улыбается улыбкой, полной скромного обаяния, о котором он даже не подозревает. "Отлично. И... еще раз спасибо".