Мужские игры
Шрифт:
– Встретиться? Это теперь так называется, - поднимаясь, прохрипел Жукович.
– Понравилось ему встречаться. Мало двух, так еще разок захотелось. Это уж, наверное, чтоб наверняка добить. Валяй тогда уж сразу с колом, - увлекаемый в сторону женой, не унимался Жукович.
– Я встречусь. Я с вами в другом месте встречусь. В суде! И денежки, что мне причитаются, до копеечки выплатите. До центика!
– Заплачу, - тихо подтвердил обескураженный Забелин.
Он встретился с требовательными глазами экскурсовода и почему-то ей пообещал:
– За все заплачу!
И женщина
Максима и Натальи рядом не было.
Он нашел их у гардероба. Максим стоял неподвижно, отрешенный от всего. Наталья, оглаживая его руками, несвязно бормотала:
– Максим, я сама хотела сказать. Все собиралась, собиралась. И - мучилась. Ты должен понять. Ведь по-настоящему всегда был только ты.
Она еще раз заглянула в его опустошенное, неприступное лицо и разом обмякла:
– Господи! Кто ты вообще такой, чтоб я перед тобой еще и оправдывалась тут на цирлах. За что мне это?
Шагнула к выходу. Обернулась.
– Ишь, чистоты ему утонченной, гурману, подавай. А Наташенька и рада подыгрывать, воздушность неземную изображать. Так получи!...
Не сбавляя тона, на все фойе, она матернулась и стремительно пошла к выходу. - Догони!
– Забелин резко дернул Флоровского за рукав. - Ты знал?
– Догони, говорю, пока не поздно!
– Забелин тряхнул его за плечи. Голова Флоровского безвольно дернулась. - Значит, знал, - без выражения определил он.
– Что ж ты делаешь-то, гаденыш?
– Забелин метнулся за выходящей Натальей, догнал на улице, обхватил за плечи:
– Наточка!
– Доигрались! Так и знала, что доиграюсь.
– Ты все правильно сделала. И ему влепила правильно.
– И что с того?
– Наталья зло освободилась.
– Дальше-то что? Ведь я-то опять приросла. И не знаю, как теперь без него.
– Да все так же. Как послала сейчас, так и посылай. Гноби гада презрением! Он же идиот. Перемучается и - сам приползет. Только не уступай. Дай время, чтоб сам. И тогда он твой. Поверь мне. Только перетерпи.
– И как долго?
– Да пока туфли лизать не начнет.
– С вашей-то бешеной гордостью?
– Что гордость? Найди мне кто сейчас Юльку, я б себе коврик у ее ног расстелил.
На следующий день Максим съехал от Натальи. Теперь он либо ездил на ночь в Перово, где снял двухкомнатную квартирку, либо ночевал у Забелина. Причем поначалу уговоры помириться с Натальей пресек решительно. - Только не надо впустую тереть слова, - устало попросил он.
– Я что, хуже тебя все понимаю? И что козел последний - тоже. Но - сидит вот тут и...как подумаю, так бурлит прямо. Кому оно надо?
Но чем дальше, тем чаще он поворачивал разговор таким образом, чтобы Забелин упомянул Наталью. В нем нарастала потребность высказаться и выплакаться. Поделиться накопившейся болью, услышать участливое слово. А главное - говорить и говорить о ней.
Забелин непонимающе отмалчивался. И раздраженный его тупостью Максим замыкался в себе.
Наталья в свою очередь на работе общалась с бывшим любовником сухо-нейтрально.
Но в чем они оставались едины, - время шло, но никто не решался открыть правду Мельгунову.
Так что Забелин подумывал уже сделать это сам.Глава 10
Дефолт
И тут грянул дефолт. Что-то давно носилось в вялом от жары воздухе. Кем-то предугадывалось, другими предчувствовалось, большинством - ощущалось как неизбежность прихода грозы в парящее небо. Но жара стояла столь давно и с ней так свыклись, что надеялись, может, само рассосется. Не должно бы, конечно. Однако вдруг. Но не рассосалось. Грянуло разом. Без всяких загульных, намекающих кучевок.
Семнадцатого августа 1998 года премьер-министр России объявил о "реструктуризации долгов по государственным казначейским обязательствам". Диковинная эта фраза была расшифрована просто и без затей - "всем, кому должно, государство простило".
С утра Забелину позвонил кипящий возмущением Максим.
– Стар, ну ты скажи - разве не твари? Вот чего более всего боялся, когда сюда ехал, то и сотворили. Что же теперь делать станем?
– волнение, которое он безуспешно пытался подавить, прорывалось в каждой нотке. Почувствовал это и сам Максим.
– Извини, но так взвинтился. Немалую все-таки работу провернули. Мне тут позвонили - биржа парализована, авиакомпании захлебнулись заказами - все "портфельщики" рванули в Шереметьево. Ты хоть понимаешь, что здесь через пару недель будет? Пустыня. Что молчишь? Послушал бы, как наши старики костерят.
– Старики наши - аргумент, конечно, могучий. Очень продвинутые экономисты. Только не самые вменяемые. Кстати, штука заразная, так что ты рядом с ними не замельтеши, ладно?
– Забелин, сам угнетенный случившимся, не стал скрывать раздражения.
– Нет, но ты мне хотя бы скажи, что такое ваше правительство? Возбуждают дела против Мавроди и сами делают то же самое. Получается, что тот из "пирамидщиков", кто к власти пробился, и есть государство. "Тоже мне новость", - хмыкнул про себя Забелин.
– Знаешь, Максик, давай прервем плач Ярославны на Путивле. Все это, конечно, не то чтоб блеск. Но у нас с тобой есть свое дело и его доводить надо.
– Вот за что тебя люблю я, - хихикнул Максим.
– Цельный, как кусок кирпича. А если я завтра узнаю, что штурмуют Кремль, тебя тоже пустяками не отвлекать? - Только если двинутся на институт. Что Юрий Игнатьевич?
– Пока никак не подберусь. - Сколько ж можно тянуть? - Духу, если честно, не хватает. А может, вместе?.. На днях, кстати, напоминал, что сотрудникам за часть акций не выплатили.
– Сколько осталось?
– Сам знаешь. По опциону еще с полмиллиона долларов. А мы, между прочим, иссякли. Вообще-то мы пакет давным-давно перенабрали. Погоди, Стар, ты что, на полном серьезе? Собираешься проплачивать?!
– Ну не бросать же, раз обещали. Тем более Юрий Игнатьевич попенял.
– В такое-то время? А если банк теперь не захочет акции забирать? Давай хоть переждем, пока Второв твой возвернется.
– Ждать не станем. И не паникуй. Банк стоит твердо и основательно. Не для того мы его годами на дубовых лапах выстраивали, чтоб от первой же бури свалился.