Мужские игры

– Вы чрезвычайно опередили события, - отчеканил Мельгунов, вместе с тем начиная подозревать, что за путаными словами нежданного визитера скрывается непонятный смысл.
– Для начала - акции института покупались на деньги, к "Возрождению" отношения не имеющие. Так что, боюсь, у вас скверные информаторы.

– Это проблемно, академик. Не станет же в самом деле Второв продавать мне то, чем не владеет.

– Повторяю, ни "Возрождение", ни кто другой из вашей братии к институту не будет допущен на пушечный, как говорят, выстрел.

– Трудный вы, оказывается, человек, Юрий Иванович. Знаете, пожалуй, я вам десяти процентов не дам. До такой степени не владеть обстановкой. Честь имею, - передразнил он Мельгунова.

– Надеюсь как раз, что ни вас, ни ваших людей я не буду иметь чести...

– Да полно, в самом деле, кочевряжиться-то, - оборвал рассерженный Онлиевский.
– Вижу, что люди вашего склада по-хорошему не понимают. Нравится вам это или нет, но честь такую вам стерпеть придется. Потому что институтец ваш - отныне мой. Так-то, дорогой!

– Ступайте-ка вон!
– гневно потребовал Мельгунов.
– Не знаю, что вы там задумали, но имейте в виду, жульничества ваши здесь не пройдут. Мельгунова весь мир знает. И если что - общественность подниму.

– Вот это называется напугать ежа. Да что общественность, Юрий Иванович! Окститесь - кому сейчас до чего дело есть?
– снисходительно осадил разволновавшегося старика Онлиевский.
– Ладно, не переживайте так. Дадим вам что-нибудь. И лабораторию какую-нибудь оставим. Паяйте себе... Ну, прощайте.
– Он удивленно мотнул головой.
– А вот кого я, похоже, точно недооценил, так это Забелина, - как разыграл партию мужик. Вот кто подлинно академик!
– И Онлиевский вышел, за ним хлопнула дверь приемной.

"Забелин?!" - Лицо Мельгунова покрылось потом, вытянутые в струнку губы задрожали. Весь предыдущий, казавшийся нелепицей разговор разом выстроился в логическую цепочку.

Он нажал на кнопку, ищущим движением нащупал и придвинул под себя кресло.

– Слушаю, Юрий Игнатьевич, - вбежавшая секретарша в тревоге всматривалась в директора института: за последний год дважды приходилось вызывать неотложку.

– Где?! Флоровский где?

– Максим Юрьевич, он с утра куда-то... Может, Власова знает, она в приемной... Юрий Игнатьевич, вам плохо.

– Власову сюда.

Наталья, перепуганная, как и все, неожиданным визитом, через открытую дверь прислушивалась к голосам в кабинете. Вбежала тотчас. Вбежала и обмерла.

– Флоровский - что, в "Возрождение" уехал?

– Юрий Игнатьевич!

– Он, спрашиваю, к Забелину поехал?!

– Да, но... Это не то, что вы думаете.

– Стало быть, вот оно что. Ступайте вон. Хочу побыть один.

– Юрий Игнатьевич, мы как раз собирались объясниться, - вскинулась было Наталья, но потерянно замолчала: сквозь растопыренные пальцы за ней наблюдали страдающие, все понявшие глаза.

Подвальчик был заполнен чуть на треть - после кризиса контингент резко схлынул.

– Алексей Павлович!
– подбежала с неловкой улыбкой метрдотель.
– Не ждали.

– Вижу!
– кивнул Забелин - "персональная" его кабинка была занята, и на стене выделялось свежее пятно от сорванной таблички. Осторожный Суходел дистанциировался от вероятного банкрота.

– Это - ремонт намечаем, - неловко нашлась метрдотель.
– Сейчас по соседству накроем.

– Да мы как-нибудь бочком у стоечки, - гордо отказался Максим.
– Реактивные вы наши.

– По двести коньяку напузырь живенько, - обратился он к бармену... Ну, чин-чин? За несбывшиеся надежды.

Но с меланхолической этой ноты сорвался:

– Всякий раз, как доброе дело сделать норовлю, тут же и вляпываюсь. Зарекался. И вот опять, здрасте. Думал, альма-матер, наука - святое дело.

– Если можно, потише, - попросил бармен. Вскрики Максима нарушили гармонию элитарного ресторана.

– Что?!

– Извините!
– Бармен успокаивающе поднял ладони - глаза громкого посетителя горели отчаянностью.

– Но на тебя, Алеха, я не в обиде. Ты как раз свое дело дожал. До самой точки. И банку денежку принес, и себе с полмиллиончика заработал. Выполнил, можно сказать, поставленную социальную задачу... А ты чего глазеешь, абориген? Если уж подслушиваешь, так хоть наливай вовремя. Еще два по двести, - скомандовал он бармену.
– А вот куда я от себя денусь? Мельгунову как в глаза посмотрю? Извините-де, неувязочка вышла, - хотели как лучше, а получилось, что продали вас на сторону. Он-то все победу справляет - уж таких планов насчет института нагородил. Его да Астахова твоего послушать, так через год мэнээсы по пятьсот долларов получать станут. Будут они теперь получать пособия по безработице.

– Что предлагаешь?

– Чего уж предлагать, когда раком поставили? Теперь как в анекдоте - расслабься и получай удовольствие. Хорошо хоть не задаром. Как там наши с тобой резвушки говорили? Мы не из-за денег. Но лучше дайте. Надо брать, пока дают.

– А если не отдаваться?
– Забелин увлеченно созерцал блики в бокале.

– Плесни-ка, браток, еще сотняшку.
– Максим сноровисто катнул бокал.
– Вы тут чего-то чего-то обмолвились или почудилось?

– Акции наши. Кредит получен аж на пять лет. За пять лет можно отработать.

Он глотнул коньяку.

– И это мне ТЫ предлагаешь? А как же банк? Ты ж для всех там штрейкбрехером становишься. Потому что на пятнадцать миллионов подставу перед Онлиевским делаешь.

– Есть, конечно, проблемы. Но все-таки если выбирать: не по-божески это - одних спасать за счет других.

– Чегой-то?!
– поразился Максим.
– Эва как ты до сих пор по Юльке страдаешь.

– Положим, страдаю. Так что ответишь?

– В другой стране - "да".

– А здесь?

– А здесь полный абзац. Я, конечно, отдаю должное твоему порыву. Но, по-моему, ты сам не очень в себе. Уж если тебя семнадцатое августа ничему не научило. "Двигать" что-либо в этой стране без мощной "крыши" - утопия, Стар. Да еще теперь, когда на нас на прямую наводку вывели АИСТ. Этот, наслышан, сантиментами не отягощен - разотрет и скажет, что так и було. Я не камикадзе. И в эти игры отыгрался. Уеду я обратно, - ответил Максим на безмолвный вопрос.
– И теперь уже навечно. На западе, конечно, таких завихрений нет, - тупые правильные буржуины сидят. Но может, в том и прелесть, что тупые. Сегодня я окончательно понял: здесь никто и не думает играть по правилам.

Он вдруг всхлипнул.

– Прости! Нервы ни к черту! Пойду я. - А как же Наталья?

– Вот этого не трожь! А если по правде, подползал я тут к ней. Подергался, понял, что не смогу. И - через не могу к ней. Презрел самолюбие. Цветов накупил. Готов, мол, забыть и - начать с чистого листа.

– Послала, - без труда догадался Забелин.

Максим удрученно кивнул:

– Пакет с шубой за дверь выставила, цветы в морду лица бросила. Пережила, так сказать, глубокое человеческое разочарование. Да и права! А ты, Стар, не робей! Всё на себя возьму.