Музыка любви

Неделя шла за неделей, а Аврора все никак не могла прийти в себя после произошедшего в Каннах. Она упорно не отвечала на звонки Андреу, надеясь и в то же время отчаянно боясь, что он перестанет звонить. Эта любовь пугала ее.

В ту похожую на сон ночь в отеле «Карлтон» она обнаружила, что так недолго и вовсе себя потерять — поддаться соблазну, утратить волю, сдаться на милость эмоций... Эти-то эмоции и ввергали ее в панику, так как никогда прежде она не испытывала подобного и, следовательно, понятия не имела, как с этим справляться. Поэтому на рассвете она ушла на цыпочках, шарахаясь от собственной тени, не разбудив его и не оставив записки. Вскочила в первый же автобус, чтобы поскорее вернуться в Барселону, в свою серую и скучную, зато такую безопасную повседневность.

Как ни трудно ей стало сосредоточиваться, Аврора продолжала аккуратно посещать занятия с Борхой, ни сном ни духом не подозревая о его родственных связях с Андреу. Мальчик был само очарование, и она потихоньку начала к нему привязываться. Ей хотелось сделать из него настоящего пианиста. Он старался изо всех сил, и потому она имела все основания верить в успех. У него даже прорезались способности к композиции. Ей оставалось только подтолкнуть его, придать немного умеренности в себе. Вообще-то это задача родителей, но Аврора с удовольствием взяла ее на себя.

Встреч с Ульядой в Борне, и прежде не слишком частых, она теперь избегала как чумы, боясь, как бы инспектор своим чутьем ищейки не уловил ее изменившегося отношения к Андреу. К человеку, которого они столько раз возмущенно критиковали в два голоса. Она не представляла, как станет объяснять свои чувства постороннему, пусть и проявившему себя бескорыстным, преданным другом. Да и трудно признаться в чем-то, чего сама до конца не понимаешь. Поэтому, хотя ей и нравилось навещать дом старого Дольгута и играть на его необыкновенном рояле, она решила на время исчезнуть, по крайней мере до тех пор, пока в голове не прояснится.

Отношения с мужем — если это вообще можно назвать отношениями, — как обычно, ограничивались оставленным в духовке обедом и семейным ужином в десять вечера под беспечную болтовню дочери, которую оба пропускали мимо ушей.

После возвращения Аврору не отпускала бессонница. Андреу занимал все ее мысли — он и мучительный вопрос, день и ночь не дающий покоя.

Что, если Андреу — ее брат?

Брак Андреу тем временем тихо распадался. Тита Сарда с ним не разговаривала, если не считать мелких бытовых замечаний и неизбежных комментариев в рамках совместных светских обязанностей. Он, в свою очередь, ушел в себя, сдерживая разбушевавшееся сердце.

Служебные обязанности временами отвлекали его от личных забот, но не настолько, чтобы забыть о волшебной ночи в Каннах. Он ни в коем случае не хотел навязывать Авроре новую встречу, но умирал от желания видеть ее и верил, что его чувства взаимны. Что сделала с ним эта женщина? Он и сам толком не знал, но чувствовал, как что-то меняется внутри, уходит былая агрессивность. Блестящая светская жизнь, которой он раньше так дорожил, стала ему неприятна, чуть ли не вызывала аллергию. Образ Авроры, купающейся обнаженной в волнах его затуманенного страстью взгляда, стоял перед глазами. Мысль о том, что кто-то еще может смотреть на нее так, жгла невыносимо. Ему вдруг позарез потребовалось узнать, кто ее муж. В душу запустило когти незнакомое доселе чувство — ревность.

По его приказу детектив Гомес прекратил расследование отношений Дольгута-старшего с Соледад, лишившись таким образом необходимости приближаться к Авроре, и сосредоточился на поисках сведений о судьбе деда — как Андреу и обещал на могиле отца.

Ясно, что рано или поздно придется признаться Авроре, что светловолосый мальчик, который с таким рвением учится у нее музыке, — его сын. Но пока что ему не хотелось терять драгоценные моменты, когда можно незаметно полюбоваться ею.

И он любовался. В эту пятницу Андреу пришел с работы пораньше и занял удобную позицию на выходе из гостиной в коридор. Так его и застала вернувшаяся домой Тита. Насладившись зрелищем, она неслышно подошла к нему сзади и приторным голоском прошипела на ухо:

— Дорогой, только не говори, что ты опустился в своих вкусах до среднего класса. — Она указала глазами на Аврору. — Едва ли тебе подойдет безродная учительница.

— Отстань. Если кто и вправе осуждать вкусы других, так это я. Советую быть поосторожнее.

— Не понимаю, о чем ты.

— Еще как понимаешь, уж на это твоей хитрости должно хватать. И если я не устраиваю сцен, то только потому, что времени на тебя жаль.

— Хочешь подать на развод?

— Тебя бы это очень даже устроило, не так ли? Но такого удовольствия я тебе не доставлю. Сама иди объясняйся с отцом.

— И думать забудь, милый. Если хочешь войну, стреляй первым.

— Вот и молчи в таком случае. Потому что, если не забыла, у нас есть сын, и он, в отличие от тебя, для меня важен.

— Ха! Надо же, какая новость! С каких это пор он тебя волнует?

Андреу, опасаясь, как бы их не услышала Аврора, оборвал ссору ледяным молчанием. Через полчаса, незадолго до конца урока, он вышел в сад, сел в машину и остановился в квартале от дома, у ближайшей станции метро. Он не планировал с ней заговаривать, но, когда она проходила мимо, не выдержал.

— Привет... Оставил ладонь раскрытой, и севшая на нее бабочка упорхнула. А что мне было делать? Не сжимать же кулак.

От одного только звука его голоса Аврора напряглась как струна. Похоже, все это ей не приснилось. Вот он, рядом, такой теплый, близкий...

— Если бы ты сжал кулак, — она очень старалась, чтобы голос не дрожал, — то, наверное, вместо бабочки получил бы жалкую личинку.

— Как же я по тебе скучал! Господи, что ты со мной творишь?

Он распахнул дверцу автомобиля, приглашая ее сесть. Аврора нервным жестом поправила падающий на лицо локон. Разум замешкался, и сердце приняло решение первым: она обнаружила себя на пассажирском сиденье.

В молчании, одновременно испуганном и радостном, они проехали улицу Бальмес, пересекли площадь Каталонии и свернули на Виа Лайетана. Аврора догадалась, куда ведет этот маршрут. Вот сейчас еще один поворот, и они припаркуются на Комерс. Автомобиль привез их в Борн.

Было около восьми вечера, и тротуары, освещенные ласковым солнцем, пестрели весенними нарядами прохожих. Горожане заперли зимние пальто в шкаф и разоделись в яркие цвета. За столиками на открытых террасах кафе возрождалась другая Барселона, юная и легкая, веселая и вдохновенная.

Они припарковались у самого начала пешеходной зоны. Заразительно беспечная атмосфера будила в них желание погулять в обнимку, на один вечер почувствовать себя нормальной парой, но они сдержались. Двое зрелых людей нервничали как подростки на первом свидании. Отложив до поры вопросы и сомнения, они степенно прошли по бульвару до дома номер 15. Здесь они познакомились и воспылали взаимной неприязнью в день смерти Жоана и Соледад. Сюда же они возвращались влюбленными и совершенно растерянными.