Музыкальный Дом
Шрифт:
— Его поймали?
— Расстреляли.
Уилл многозначительно посмотрел на Эбигейл, и она поспешила возразить:
— Но поймали его не из-за этого, а потому что он сам признался, и в гараже нашли детскую ванночку с кусками кожи и костей.
Его глаза расширились, но это единственное, что выдало в нем хоть каплю волнения.
— Почему он это сделал?
— Если я правильно помню, в школе над ним издевались. Он говорил, что представлял, как убивает и насилует своих обидчиков, и однажды фантазий стало мало. Поэтому он всегда выбирал мальчишек не старше пятнадцати. Соседи, кстати, видели, но даже подумать не могли,
Уилл никогда не болтал с посторонними без лишней необходимости, тем более уборщики выглядели вышколенными и знающими свое дело. Она нашла испанку возле лестницы: та протирала стол, на предплечье у нее висели две запасные тряпки, а пушистая щетка, будто в ножнах, свисала у пояса.
— Эм, добрый день. Меня зовут Эбигейл Хоббс, я агент ФБР, — она показала удостоверение, и женщина, едва взглянув на него, продолжила заниматься уборкой. — Вы уже были в этом доме раньше?
— Это дом доктора Лектера.
— И?
— Он хороший человек, — испанка взглянула в ее сторону, будто о ней уборщица такого сказать не могла. — Воспитанный, вежливый.
— Ага?
— Он оставлял нам ключи, чтобы мы могли работать без лишних глаз, и доверял нашему профессионализму.
— Ага, — снова кивнула Эбигейл, понятия не имея, куда она ведет.
— Он знал все наши дни рождения и однажды подарил мне билеты в оперу. Знаете, сколько стоило? Почти четыреста долларов. Золотой человек.
До этого она хотела спросить, вел ли тот себя странно в последнее время, но, судя по всему, это и был ответ на ее вопрос. Знал дни рождения прислуги, которая у него убиралась? Он вообще с какой планеты?
— А сколько человек убирало этот дом?
— Обычно наша команда. Если заказов было слишком много, а у доктора намечался званый ужин, то команда Берни.
— Где Берни сейчас?
— Исчез еще полгода назад.
— Исчез? — Эбигейл заинтересованно повторила. — Куда?
Испанка посмотрела на нее как на отсталую.
— Если люди исчезают, они обычно не хотят, чтобы их нашли, и не оставляют адреса.
— Ну да, логично. У Берни были неприятности? Враги?
— Он воровал из домов, где убирался, жил в Сендтаун-Винчестере с другими чернокожими отбросами и все еще должен мне тридцать баксов.
— В смысле, много кто желал ему смерти? Понятно. А он не упоминал, куда собирался поехать?
— На дно Чесапикского Залива, куда ему и дорога, — отрезала женщина. — А теперь прошу меня извинить, но у меня еще много работы, в отличие от вас.
Эбигейл безропотно вернулась на кухню, мысленно делая себе пометку узнать, сколько же вообще народу вот так внезапно исчезло вокруг Ганнибала Лектера? Если еще с парой органов он бы придумал что-нибудь, но что, если он убивал чаще? В бентли следов крови не было обнаружено, и, даже если он вывозил их в пакетах, в лесу могил не накопаешь всех хоронить. Что-нибудь да обнаружилось бы.
Уилл все еще стоял, облокотившись на стол, и смотрел на сад. Это могло быть их обычное утро, одно из тысяч других: кофе и болтовня, ничего лишнего. Рассматривая его, она вдруг подумала, что все же что-то не так. В его глазах появилась странная, болезненная решимость.
Знакомые мысли, что это ее вина, поднялись изнутри со сладковатым мерзким душком. Что все, к чему она прикасалась, становилось лишь хуже, включая людей, которых она когда-либо любила.
Он заметил ее и улыбнулся.
—
Пока тут убираются, может, прокатимся до рынка?— Уилл, ты же не любишь толпу.
Смотря в окно, пока машина съезжала под Джонс-автостраду, он лишь загадочно ухмыльнулся. Балтиморский фермерский рынок буквально кишел людьми. Уилл, конечно, немного странно себя чувствовал, не спав полночи, но проблемы со сном у него не первый день.
— Базар на Сараготе — лучшее место, чтобы купить овощи в субботу, толпа не проблема.
— Это с каких пор?
— С этих самых, — он коснулся ее руки, лежащей на руле. — Я чувствую себя лучше, правда. Не стоит переживать.
— Ты изменился.
— Надеюсь, в хорошую сторону?
Не купившись на его напускную веселость, Эбигейл печально вздохнула:
— Не уверена, что имею право судить о том, что хорошо и что плохо.
— Как и все разумные люди, для которых мир не поделен на черное и белое.
— Ладно, забудь. Если почувствуешь, что с тебя хватит, сразу говори.
— И что? Ты вынесешь меня на руках? — иронично спросил он.
— Лучше распугаю народ пистолетом.
— Тебе же нельзя стрелять без угрозы для своей жизни или жизни гражданских.
Эбигейл зловеще улыбнулась.
— Но они-то этого не знают. Пошли.
Выйдя из машины, они не спеша направились к рынку. Базар на Сараготской улице был единственным, где строго требовали, чтобы именно сами фермеры или кто-то из их рабочих стояли за прилавком, зная весь процесс выращивания, чем удобряли землю и опрыскивали овощи от паразитов. Предприимчивые фермеры приезжали сюда чуть рассветет, чтобы занять самые популярные места. Возле входа стояли фургоны, где через открытые двери продавались овощи огромными мешками по 60 фунтов; чуть дальше шла рассада: горшки, кадки с землей. Ближе к расписанным граффити колоннам начинались палатки.
Они вошли в толпу, как в муравейник: кто-то спорил о цене, рабочие выкладывали тяжелые деревянные ящики, женщина пыталась утихомирить ребенка в коляске, двое мужчин громко обсуждали игру Балтимор Рэйвенс и Сан-Франциско 49 в финальном матче Супер Боул.
Эбигейл бросала на Уилла встревоженные взгляды каждые пару минут, напрягаясь, когда кто-то из прохожих случайно касался его плечом или протискивался по узкому проходу к прилавку. Скорее для ее спокойствия, он взял ее за руку и крепко сжал. Пальчики совсем маленькие, ладошка как у подростка, слегка липкая от пота.
Они отличались от остальных. Шатались между палаток без пакетов, баулов, сумок и тележек, как посетители музея человеческой природы, больше поглядывая на других покупателей, чем на овощи. Несколько раз Уилл останавливался, спрашивал цену и просто называл адрес, куда доставить заказ. По ящику белых трюфелей, цветной капусты, иерусалимских артишоков, сладкого перца, а еще свежемолотый мускатный орех в банке и Вустерширский соус от семейства с явным английским акцентом.
К концу Сараготской улицы палатки с овощами сменились летними кафе и фургончиками с уличной едой. Там, в городе, может, разница между культурами и имела значение, но не здесь, где американцы, китайцы, мексиканцы собирались на небольшой площади и растекались к заманчивым запахам, будь то буррито, сэндвичи с говядиной, омлеты, только что вынутая из печи пицца с теплым ароматом теста и сыра, поджаристые блины и запеканки, тайские супы, лапша с овощами или пельмени.