Мвене-Ньяга и семеро пророков

— И не сделает…

— Да, — соглашается Ахмед. — Хотя кто знает? Ведь и в нашем мире случаются чудеса.

Мы долго стояли перед статуей. Глаза старика прояснились: видимо, приступ прошел. Но вот сзади раздался топот каблучков. Пятеро девушек с блокнотами и фотоаппаратами окружили статую Хора. Гид, паренек лет двадцати пяти, чем-то походил на древнего царя. И, может быть, поэтому девушки попросили его стать рядом со статуей. Старика они вежливо попросили отойти в сторонку.

Вспышки на секунду осветили зал. Наверное, получится хороший снимок — молодой египтянин будет сверкать веселой улыбкой. А про Хора заметят: он жил три тысячи лет назад. Говорят, что он верил в бессмертие, в то, что вернет себе душу и снова примется воевать, строить гробницы, готовить царство для своих детей…

Старик стоял в стороне и смотрел, как фотографируют его молодого коллегу. Глаза его снова потухли, и, сгорбившись, он пошел к выходу.

Мне нужно было зайти в дирекцию к доктору Абдаль-Кадер Селиму, первому куратору Египетского музея, чтобы получить разрешение сфотографировать голову Нефертити. А пока мы ждали работника фотолаборатории, доктор говорил о традициях. Он считает, что современные египтяне сохранили кое-что из древних традиций и по сей день. Например, и сейчас родственники умершего устраивают поминки через сорок дней. И это не случайно: ведь во времена фараонов мумификация тела заканчивалась как раз через сорок дней. Вместе с телом в могилу древние опускали еду. И сейчас люди (хотя ислам резко отличается от религии древних), когда идут на кладбище, берут с собой пищу. Только отдают ее не покойнику, а человеку, читающему над могилой Коран.

Еще я спросил о болезнях.

— Хирурги исследуют мумии, — говорил господин куратор. — Они определили, кто из фараонов погиб на войне, кто умер от оспы, кто был отравлен. Ученые установили, что многие заболевания, которые есть сейчас, существовали и тогда. Например, сердечно-сосудистые.

Когда я вышел из оффиса, двор музея был залит солнцем. Торговцы предлагали кольца, браслеты, серьги, за пять минут снижая цену в пять раз. Мимо железной ограды катили автомашины. Старого Ахмеда не было видно. И я попросил другого человека пойти со мной. Я повел его к статуе Хора, попросил рассказать о нем. Молодой гид точь-в-точь повторил историю, рассказанную Ахмедом. С одной лишь разницей. Он сказал:

— Только чудес не бывает…

Сейчас, когда я пишу об этом разговоре, у меня на столе лежит книга французских авторов Лякутюр «Египет в переходный период». Вот как они понимают внутренний мир египтянина: «Ни один народ так не созрел для гордости и так не устал от унижения, как тот, который несет бремя прошлой славы… Если что-то и взято из разнообразных видов религии фараонов, то это прежде всего вера: мир представляет собой гармонию, он хорошо устроен, он останется таким же, каким был, а поэтому глупо и преступно пытаться изменить его».

Я привожу эти строки потому, что мне трудно описать душевные переживания Ахмеда, когда он, полузакрыв глаза, смотрел на Хора. Возможно, то, о чем пишут Лякутюры, относится и к Ахмеду, человеку старому, уже не могущему менять ни своих убеждений, ни веры, не способному отказаться от мечты, поддерживавшей его всю жизнь.

В «Горизонте солнца»

Эль-Амарна. Едем туда. Впереди триста километров вверх по Нилу. Дорога узковата. Раннее утро. Роса не успела еще высохнуть. По краям дороги толстые старые деревья. За ними поля. Овцы, караваны верблюдов, повозки с помидорами, индейками заставляют снижать скорость.

Нас везет профессор Хасан Бакри. Человек яркого характера и необычной творческой биографии. Еще студентом занялся социологией. Она привела юношу в мир греческой философии и литературы.

— Потом я увлекся древностью, — не без удовольствия рассказывает профессор. — Решил стать египтологом. Теперь уже до конца дней своих.

Я представляю себе нашего спутника, седого, чуть сгорбившегося старика, в окружении древних папирусов, колесниц, браслетов, плит с письменами, мумий. Как неутомимый путешественник пробирается через заросли, горы и пустыни в поисках рек, так и он идет к своей цели — установить, как повлияла культура древних египтян на греческую социологию, философию и литературу.

— Я хочу знать первоисточник, — полушутя-полусерьезно заканчивает господин Бакри рассказ о своей жизни. Профессор время от времени вынимает блокнот и карандаш. Он коллекционирует надписи, которыми украшают свои доисторические колымаги (преувеличиваю, конечно, но в провинции возраст автомашин исчисляется по крайней мере тридцатью-сорока годами) таксисты. Такими вот примерно: «Дорога, верни меня домой», «В терпении успех», «До свидания, смугленькая», «Благослови, Аллах, очаг мой».

— Я хочу сравнить эти надписи с теми, что делали древние египтяне на своих колесницах и лодках, — объясняет профессор.

…Ночь. А дорога не становится свободнее, и ехать по-прежнему трудно. Не все возницы зажгли под телегами свои стоп-сигналы — керосиновые светильники, так что нужно быть все время начеку.

Но вот Эль-Минья.

— Эмблема города, — поясняет профессор Бакри, — головка Нефертити. Видите, она на дверях такси, грузовиков.

Значит, мы у границы древнего царства, слава которого живет и поныне.

Эль-Минья, как и все города долины, вытянулся вдоль Нила. Он так ловко разбросал свои здания из красного, выложенного узорами кирпича, окруженные фигурными железными оградами со львами, современные элегантные «коробки», что прелести древней реки подчеркнуты особенно ярко, а мрачноватые кварталы бедняков скрыты. На вокзале, простоявшем, видно, лет шестьдесят, киоск. Такой же старый. И книги здесь старые. Покупаем путеводитель по городу издания 1812 года. Однако сведения в нем интересные. В Эль-Миньи жил Кнуфу — архитектор и строитель великих пирамид под Каиром. Эль-Минья считается Меккой спортсменов, потому что здесь в древности были организованы и прошли первые соревнования борцов, акробатов, бегунов. Это достоверно установлено из рисунков на стенах гробниц. Сейчас Эль-Минья — довольно обычное губернаторство с миллионным населением, в основном занимающимся земледелием. Здесь выращивают сахарный тростник, лук, разводят скот. С окончанием строительства Асуанского гидроузла в Эль-Миньи начнет бурно развиваться промышленность.

Мы заночевали в новом отеле «Нефертити» и утром продолжили путешествие. Сначала заехали в Малауи. Проехать мимо было невозможно, потому что здесь один из интереснейших музеев греко-римского периода (триста лет до нашей эры).

По пути в Эль-Миньо — колодцы Эль-Файюма

Первый вопрос, который мы задали работникам музея:

— Почему так много мумий ибисов?

— Ибис поедает вредителей посевов, — разъяснили нам. — Птица чрезвычайно полезная и почитаемая. Древние египтяне считали ее одаренной сверхъестественной мудростью и, видимо, поэтому обожествили. В других местах мумифицировали крокодилов, обезьян, львов, овец, змей. Такое расхождение во вкусах иногда должно было приводить к неприятностям. Например, жители городов, поклонявшихся кошке, видимо, терпеть не могли тех, кто сделал своим божеством собаку.

Легенды и поучительные истории, одна удивительнее другой, звучат под прохладными сводами музея.

…Нас ждал катер. Моторист надел старенькую фуражку, вытер белым платком руки, взялся за штурвал. Пересекли Нил. Затем сели в фургон, и трактор, обдавая все вокруг пылью, потащил нас навстречу пустыне.

Вдали виднелась невысокая каменная гряда, вокруг на бескрайние километры — песок, упругий, исполосованный гусеницами вездеходов. Мы приехали в Эль-Амарну.

Местечко это называется так по имени вождя бедуинов Бени-Амарна, два столетия назад раскинувшего здесь шатры своего лагеря. Ему мешали остатки древнего города Ахетатона, а посему он приказал сровнять город с землей! Вряд ли бедуин был знаком с историей. И вряд ли говорило ему что-нибудь имя Эхнатон (его выбрал себе фараон Аменхотеп IV). А между тем дела этого фараона (он жил в XIV веке до нашей эры) оставили, как известно, заметный след на страницах истории. Для того чтобы укрепить свою власть и ослабить влияние древней знати и жрецов, он ввел новый государственный культ — культ Солнца. Новое, особое божество стало над всеми другими. Старая знать и старое жречество оказали сопротивление, но Эхнатон, опираясь на своих приближенных, в основном средних землевладельцев, заставил противников покориться реформе. Эхнатон построил новый город на восточном берегу Нила (и это тоже было новшеством: раньше фараоны селились только на западном) и назвал его Ахетатон (Горизонт солнца).

Профессор Бакри остановился у ямки (для меня совсем неприметной) и спросил:

— Что вы об этом думаете? Здесь был дворец фараона.

Живая кисть воображения рисовала просторные залы, куда слуги вносят дары земли и добычу успешных походов. Богатырь, взвалив на плечи буйвола, остановился перед поваром владыки. А вот рыбак. То, чем одарил его щедрый Нил, будет подано гостям. Из соседней комнаты доносится песня — это рабыни ублажают Нефертити, жену Эхнатона. «Дама счастья и грации» — эти слова не могли ни измерить, ни передать красоты женщины, имя которой в переводе означает «Прекрасная появилась». Долгое время царица была помощницей и советницей фараона. Но со временем «счастливейшие, прекраснейшие на земле» стали встречаться все реже и реже. Причина разлада, как предполагают египтологи, заключалась в том, что Нефертити не могла родить «Горизонту солнца» сына, который стал бы после Эхнатона его защитником…