Мы из спецназа. Лагерь

–  Что там с Чаном?
– поинтересовался кто-то из гостей.

Подошедший к месту сражения Кисель успокаивающе помахал рукой.

–  Ништяк, жить будет…

Подтверждая его слова, Чан и сам поднялся на ноги. Разглядев поверженного Зимина, рванулся было вперед, но его удержал окрик Любаши.

–  Спокойно, Чанушка! Раньше надо было клешнями махать.

Чан вопрошающе обратил лицо к Косте, но тот тоже покачал головой. Будь они одни, можно было бы вдоволь потоптаться на этом уроде, но в присутствии Папы, Любаши и гостей следовало соблюдать правила приличия.

–  А ну-ка, тащите его сюда!

– распорядился Папа, и бойцы тут же вздернули Зимина на ноги.

–  Давай, давай! Здесь носильщиков нет!
– приблизившийся сзади Кисель коленом подтолкнул Стаса - не столько больно, сколько обидно, и Зимин, решивший с самого начала придерживаться образа «горячего парня», тут же лягнул Киселя в пах. Попал хорошо - как раз куда надо, и Кисель тут же зажал ладошками сокровенное, с посеревшим лицом присел на корточках.

–  Опана!
– не удержавшись, воскликнул кто-то из гостей.
– Еще одного урыл!… А что, мне этот фуцан нравится.

–  Не только тебе, - подала свой сладенький голосок Любаша и тут же по-мужски рявкнула на ощетинившихся бойцов: - А ну, хорэ, твари! Еще давай втроем на него навалитесь!…

Как бы то ни было, но окрик подействовал, и Стаса наконец-то подвели к столу. Более того, сунули за спину табурет, силой заставили сесть.

–  Ну, что, здравствуй, голубчик!
– поза Папы ничуть не изменилась, однако своими водянистыми глазами он так и впился в Зимина.
– Или как тебя величать? Капитаном, говоришь?

Слухи здесь, судя по всему, распространялись быстро, и Стас покорно кивнул.

–  Честно сказать, на Капитана ты не очень тянешь, хотя… - вор поднял руку и медлительно пошевелил щепотью. Кто-то из шестерок немедленно сунул ему в пальцы сигару, услужливо щелкнул зажигалкой.
– Лоб ты и впрямь здоровый - и драться умеешь. Вон как наших ребят забижаешь.

–  Пусть сами не напрашиваются.
– Буркнул Зимин. Судя по всему, пора было «приходить в себя», и он постарался проделать это по возможности естественно.
– Я их не трогаю, и меня пусть не трогают.

–  Кто же тебя тут трогал?

–  Да все. Даже пацанва уже дважды наваливалась.

–  Так, может, и Ангел тебя чем обидел?

–  Какой еще Ангел?

Не отвечая, Папа кивнул Косте.

–  Раздень-ка его.

Коста был парнем резким и церемониться с Зиминым не стал. В пару рывков располосовал на нем рубашку, отбросив, потянулся к штанам. Стас отпрянул.

–  Чего ты дергаешься? Лансы скидывай!

–  Зачем это?

–  Я сказал: оголяйся, голубок!

Вся эта возня начинала уже утомлять, но иного выхода не было. Эта публика признавала только зубы с мускулами, и Стас с силой толкнул телохранителя Папы в грудь, заставив шлепнуться при всем честном народе на пятую точку. Разумеется, Коста тут же вскочил, и Зимин с готовностью поднял кулаки.

–  Только сунься, фраерок! Вмиг огребешь!…

–  Что он сказал? Фраерок?
– изумленно переспросил Папа.
– Слыхал, Коста, как тебя обозвали?…

Первой отреагировала на фразу Любаша. Запрокинув голову, она зашлась в хриплом хохоте. К ее смеху тут же присоединился клекот самого Папы, а после и гогот прочей братвы. По всему видать, с подобным нахальством они не сталкивались давненько. Даже до Косты дошел, наконец, весь комизм ситуации, и он сообразил, что новичка следует воспринимать с юмором, как заезжего шута. Ну, а на шутов, как известно, не обижались даже цари с королями…

–  Ладно… - отсмеявшись, Папа утер повлажневшие глаза, более внимательно оглядел обнаженный торс Зимина.
– Похоже, он, в самом деле, чист. Ангел просто так грохнуть бы себя не дал.

–  Да и класс у них разный.
– Вставил со знанием дела сосед Папы, рыжеволосый толстяк с двойным подбородком, золотыми печатками на пальцах и крохотными, вконец заплывшими глазками.

–  А разный ли?
– вслух усомнился Папа.
– Капитан-то, я вижу, тоже с характером. Вон как Гарика прикнопил. И мышцы у него крепкие!… Не-ет, он не так прост, как кажется. Ты чем, браток, занимался? Уж не боксом ли?

–  А что?
– Зимин набычился.
– Занимался немного.

–  Немного - это сколько?

–  Ну, года четыре.

–  А боев сколько провел?

–  Порядка трех десятков…

–  Чего ж бросил? Надоело по шайбе получать?

–  Чего это по шайбе-то!
– оскорбился Стас.
– У меня на двадцать семь боев всего два поражения.

–  Тем более! Из-за чего же ушел?

–  Значит, было из-за чего… - Зимин отвечал грубовато, словно бы нехотя.
– Сунул одному по репе и сделал сотряс. А это все в Тагиле было, и судьи, понятно, чужие… Короче, дисквалифицировали на два года. Якобы за удар открытой перчаткой.

–  А ты считаешь, что правильно бил?

–  Да какая, фиг, разница? Как ударил - так и ударил. Это у них вроде отмазки было. Чтоб, значит, нокаут не защитывать.

Папа усмешливо покачал головой. Пепельные его щеки чуточку порозовели.

–  Ну, а соперник твой коньки не двинул?

–  Да нет, отлежался потом в больничке. Я к нему даже в палату заглядывал, предлагал реванш организовать. Или чтоб, значит, насчет дисквалификации с судьями потолковал. Так он обоссался. Типа, значит, в отказ пошел. Знал, что я его повторно вырублю.

–  Видали, какой фрукт!
– Папа оглянулся на соседей.
– А ведь я сразу сказал, что удар у него чисто поставлен. Может, и впрямь старое погоняло сохранить?

–  Да какой он, на хрен, Капитан?
– рыжеволосый толстяк немедленно встрепенулся.
– Вы сами поглядите! Электрик - он электрик и есть.

–  Не знаю… Стоило этому электрику объявиться, и Ангела не стало.

–  Ну, и что? Разве можно его равнять с Ангелом!

–  А почему нет?

–  Да ни в жизнь этот фуфел не сладил бы с ним!

–  Один, может, и нет… - Папа с улыбкой взглянул на Зимина, даже дружески ему подмигнул.
– А вот если вдвоем… Признайся, Капитан, вы ведь вдвоем на него навалились? Сильвер держал, к примеру, своими ручищами, а ты месил ногами и кулаками.

–  Что за бред!
– возмутилась Любаша.
– Да Ангел бы их в пять секунд положил! Одной левой!

–  Не уверен… - Папа покачал головой.

–  Что-то я не пойму, - решил вмешаться Зимин, - какого хрена у нас забыл ваш Ангел? Он что, к Сильверу заходил? Тогда причем здесь я? А если ко мне, так я его в глаза не видел. Я, конечно, отлучался из вагона, но ведь ненадолго!