Мы, мутанты

Американский флот был разгромлен и чуть было полностью не уничтожен – и кем?! Не советским флотом, что было бы объяснимо и даже в какой-то мере ожидаемо. И не кубинцами, что было бы неожиданно, но хотя бы тоже объяснимо. Не какими-нибудь внезапно налетевшими пиратами или террористами, на худой конец. Нет, это сделала жалкая кучка каких-то… мутантов! Кто они такие? Откуда взялись? На что способны?! Один взмах мутантской руки – и нет половины флота. Второй взмах мутантской руки, и… что? Не станет половины страны?!

К несчастью для мутантов, их оказалось куда больше, чем предполагали Эрик с Чарльзом, да и вообще кто бы то ни было, кроме, разве что, покойного Шоу. Очень многие вдруг стали замечать, что в приятелях или соседях у них имеются какие-то в высшей степени подозрительные типы – замаскировавшиеся мутанты, не иначе. И ярость и недоумение смешались с паникой: они здесь! Они среди нас!

Казалось, весь страх и напряжение, скопившиеся за время Карибского кризиса, ныне ураганом пронеслись над головами новых врагов. По всем Штатам прокатилась волна демонстраций, нередко выливавшихся в погромы. Жители требовали от властей решительных мер против этих ужасных существ, и тут же, не дожидаясь ответа от медлительной государственной машины, бросались наводить порядок сами. Сколько в эти дни погибло обыкновенных людей, ставших жертвами чужой паранойи, известно было разве что Господу Богу. Но попадались среди жертв и настоящие мутанты, которые вовсе не желали безропотно отдавать концы. И кровь пролилась с обеих сторон, лишь увеличивая обороты страха и ненависти.

А вскоре у толпы появился вожак. Грейдон Крид, вознесённый на вершину популярности первым столкновением с мутантами, вдруг подал в отставку и занялся политикой – как оказалось, не просто так. Ему повезло так же стать первым, кто кинул клич всем людям объединиться против мутантов. И не прошло и пары месяцев, как основанная им партия «Друзья Человечества» уже насчитывала десятки тысяч сторонников, и имела отделения чуть ли не во всех крупных городах. Популярность Крида возросла ещё больше – а вместе с ней стремительно росло и его политическое влияние.

Да, совсем не так представлял себе Эрик начало войны с людьми, как угодно, но не так. И меньше всего он ожидал, что в этот первый важнейший период он будет бездействовать, отдавая всю инициативу противнику. Но именно так и получилось. Всю первую неделю Эрик почти не отходил от постели мечущегося в бреду Чарльза. При ближайшем рассмотрении рана оказалась далеко не так опасна, как он было вообразил с перепугу, но в себя Чарльз не приходил. Эрик выслушивал новости, решал какие-то текущие проблемы, вроде поиска незасвеченного жилья для команды, и мрачнел всё больше, а улучшений в состоянии Чарльза всё не было.

Единственная акция, на которую они решились в том году – это освобождение из застенков ЦРУ Эммы Фрост. Это случилось после той знаменитой речи Кеннеди. Вся страна с замиранием сердце ждала, когда же правительство наконец обозначит своё отношение к возникшей проблеме, а правительство не мычало, не телилось добрый месяц. И когда президент наконец всё-таки выступил, абсолютно все почувствовали себя обманутыми. Потому что ничего определённого в его речи сказано не было. В этот час испытаний, когда мы подверглись новой угрозе, единство и взаимная поддержка, бла-бла-бла. Крид немедленно громогласно заявил, что раз правительство отказывается защищать своих граждан, граждане должны защищать себя сами. А Азазель, выслушав обращение вместе со всеми в больничном холле, где был установлен телевизор, уточнил:

– Он сказал – угроза? Они используют его слова как оправдание для погромов, вот увидите.

Эрик согласно кивнул, кривя тонкие губы. Он и не надеялся, что Кеннеди заступится за мутантов, но неуверенность и непонимание, что делать дальше, сквозившие в каждой обтекаемой фразе главы государства, наполнили Леншерра презрением. Даже если вы боитесь, господин президент, всё же имейте решимость не убегать и не прятаться за чужими спинами, а вступить в открытый бой. Тогда вас хотя бы можно будет уважать, как врага, конечно, но уважать. А так… Тряпка вы, мистер Кеннеди, и больше никто.

Вот тогда-то Янош с Азазелем и насели на него с двух сторон, требуя вытащить Эмму, которой – теперь в этом можно было не сомневаться – придётся отдуваться одной за всех. Рейвен горячо поддержала их, да и остальные согласились, хотя и без особого восторга. Две части его команды до сих пор косились друг на друга, будучи не в силах забыть, что их знакомство началось с драки. Но открытых стычек и протестов не было. А Хэнк Маккой неожиданно добавил, что неплохо было бы показать Чарльза другому телепату.

– У меня есть догадки о том, что с ним происходит, – сказал он. – Но хотелось бы получить подтверждение от специалиста.

К этому времени Зверь уже вернул себе человеческий облик, поколдовав над изобретённой им сывороткой. Конечно, о дальнейшей его работе в ЦРУ не могло быть и речи, но деньги в этой больнице решали всё, и его пустили в больничную лабораторию. Доработав своё изобретение, Маккой избавился таки от ненавистной ему синей шерсти, хотя и не совсем – стоило ему войти в боевой режим, становясь из тщедушного очкарика грозным Зверем, как она опять отрастала. И исчезала, бесследно рассасываясь на коже, когда бой заканчивался.

Но это выяснилось позже, когда члены команды всё-таки начали активные боевые действия. А на операцию по освобождению Эммы Эрик его не взял, решив, что Фрост будет легче убедить, если она увидит знакомые лица. Так что из тех, кого набрали они с Чарльзом, он взял с собой только Рейвен да Ангел в качестве воздушной поддержки. Однако поддержка не понадобилась, потому что удалось обойтись почти без борьбы. Сменившая облик Рейвен без помех провела их в Лэнгли, а Азазель, обладавший нюхом на местоположение нужных людей, указал, в какой камере находится заключённая. Если бы он мог переместиться прямо к ней, то и вовсе можно было бы не поднимать тревоги, но это было рискованно – если краснокожий мутант перемещался наугад, в место, которого не видел или не помнил, то всегда сохранялся риск во что-нибудь врезаться. Сам он иногда риском пренебрегал, но Эрик не захотел рисковать собой и остальными. Пришлось выламывать стальные двери в коридорах и в камере, попутно нейтрализуя охрану, зато после они все без помех переместились обратно в Майами раньше, чем цереушники расчухали, что происходит.

Как и просил Хэнк, первым делом освобождённую Эмму потащили смотреть Чарльза. Фрост, хмурясь, постояла над ним, покусывая губы, потом тряхнула головой и отвернулась.

– Боюсь, тут я бессильна что-либо сделать, – сказала она.

– Но что с ним творится?

– Судя по всему, его телепатия вышла из-под контроля. Он стал восприимчивее, и чужие чувства и мысли действуют на него так сильно, что полностью подавляют его сознание.

– А ты не можешь…

– Нет, – отрезала Эмма. – Как телепат он сильнее меня. Вся эта боль и прочие эмоции воспринимаются им как собственные, и когда я пытаюсь войти в его разум, они все обрушиваются на меня. При любом прикосновении меня просто сносит. Извини, Эрик, но я не стану рисковать своим рассудком, когда результат совершенно непредсказуем.

– Вся эта… боль? – испуганно переспросила Рейвен.

– Мы в больнице, Рейвен, – ответил вместо Эммы Хэнк. – Люди попадают в больницу, когда им плохо. Представь, скольким находящимся тут пациентам больно и страшно.

– Именно, детка, – кивнула Фрост. – Так что всё, что я могу посоветовать – это убрать его из больницы. В идеале – туда, где вообще не будет людей. Тогда, возможно, через какое-то время он придёт в себя.

Эрик прикусил губу. Убрать Чарльза из больницы, где за ним осуществляется профессиональный уход, где, в случае чего, ему сразу же будет оказана квалифицированная помощь… Но что делать, если другого выхода нет? Однако Хэнк, как выяснилось, думал иначе.