Мы побелили солнце
Шрифт:
Сегодня будет третий день, как мне полегчало. Вернее, третий с момента, когда я смог считать дни.
И тогда мать заговорила о школе.
Я уже мог слышать и слышал, как она спорит по этому вопросу с Игорем. И как удивительно хладнокровно он ей отвечает.
– Да ты хоть понимаешь, что это не мой дом! Мама, кажется, всерьез на меня обиделась, раз завещала дом Лоре. Даже не Дане, а Лоре!
– Может, потому что твоя сестра старше пацана и в состоянии распоряжаться домом?
– А разница? Он с теткой всю жизнь будет ютиться в своей гнилой деревеньке? Да тут и думать нечего, в городе в школу пойдет.
Как я позже узнал, зачислить меня хотят как
Изумительно. И школа теперь новая. И одноклассники, значит, будут новые. И друзья. Мать мастерски перечеркнула всю мою прошлую жизнь. Даже не перечеркнула, а вырвала все страницы с корнем.
– Я. Не. Пойду.
Это первая внятная фраза, что я смог сказать после недель истерики. Я не столько боялся идти в новую школу, сколько не хотел навсегда сжигать страницы прошлого. Я даже не тосковал по друзьям. Забавно, что у каждого, кого я считал таковым, были друзья намного ближе меня, а со мной… они общались скорее не из жалости, а просто от скуки. И я привык. И смирился.
– Дома хочешь сидеть? – мать всплескивает руками. – Как будешь аттестат получать? Тебе бы одиннадцатый закончить, вот и закончишь в городе. Ты кем вообще хочешь быть в будущем?
Никем.
Ни с чем я не справлюсь. Ничем не увлекаюсь, нет у меня никаких талантов, кроме "заседания в гаджеках". Предметы в школе я кое-как вытягивал на тройки, ни к одному не имел предрасположенности: писал с ошибками, считал на калькуляторе, в истории знал только Петра Первого и Гитлера, а в физике не понимал ни единого слова. Однажды я даже обозвал Австрию Австралией, и это дало весомый повод нашей географичке на каждом собрании козырять прискорбным "Ну что за дети пошли, некоторые даже Австрию и Австралию путают!".
Может, из-за вечных желтых пятен я не мог как следует сосредоточиться на уроках. А, может, я просто дебил.
– Так что, Дань? Кем хочешь в будущем работать?
– Никем.
– Как это? Ну по каким предметам в школе у тебя пятерки?
– По музыке.
– Поешь хорошо? – мать аж расцветает.
– Да не. Мы на музыке только концерты всякие смотрим. А училка всем пятерки ставит.
– Учителя у вас, значит, такие, что талантов никаких не выявляют! Что, и по физкультуре даже пятерок нет?
– Я на нее не хожу.
– Прогуливаешь?
– Не. Там… то физрук не придет, то еще что…
Ага, или попросту желтый спортзал. Я старался приходить, когда занятия шли на стадионе или на лыжах, чтобы получить хоть какие-то оценки, но все-таки чаще всего уроки были в ядовито-лимонном спортзале.
– Дань, тебе отучиться осталось всего один годик, ну! С Игорем будете ходить. Туда даже ехать не надо, в двух шагах от дома школа.
А что я мог возразить?
Мог бы и дальше упрямиться, но что бы из этого вышло? В лучшем случае – увезла бы меня мать обратно в деревню к теть Лоре. Да, тетя никогда меня не обижала, всегда привозила подарки (нормальные, не арбуз), да и в принципе относилась ко мне хорошо, но жить в доме бабушки с кем-то чужим еще хуже, чем жить с кем-то чужим не в ее доме.
Поэтому я все-таки сдаюсь. Вижу, как мать возится с документами, заполняет заявления на прием и отчисление, но никак на это не реагирую. И, когда почти выхожу из того состояния, в которое впал после смерти бабушки – иду в новую школу.
Игорь соглашается меня проводить, ведь город я не знаю абсолютно. Но по пути не говорит мне ни единого слова. Идет слишком быстрыми и большими шагами, что я едва за ним поспеваю. Но ему, кажется, на это откровенно плевать.
Он точно за что-то на меня зол или обижен! Я
и сам не рвусь заводить диалог, но его вечно поджатые губы и полное игнорирование меня уязвляет.С каждым пройденным метром волнение усиливается. Я уже и не беспокоюсь о том, как меня примут одноклассники и добрые ли окажутся учителя. Главное, чтоб мне ничего не попалось желтого… Только не желтый… Даже при одной мысли о нем ладошки потеют, а сердце начинает биться чаще.
Когда мы оказываемся с Игорем в коридоре школы, он уже порывается свернуть куда-то в сторону неприметной дверцы рядом с учительской, но я судорожно хватаю его за край ветровки.
– Стойте! Вы что, бросите меня здесь?
Даже после этого он ничего не говорит, но раздражается сильнее. Рывком разворачивается, минует бдительную техничку у входа и теми же быстрыми шагами идет по коридору. Неохотно кивает в сторону кабинета с табличкой "физика", а затем – решительно удаляется.
– О, а вот и Даниил пришел! Проходи, Даня, садись на свободное место… Знакомьтесь, ребята, это Даниил Решетняк.
– Данила, – буркнув, усаживаюсь рядом с черноволосой девчонкой и утыкаюсь взглядом в парту.
Урок уже идет. Игорь привел меня по своему времени и не позаботился о том, чтобы я не опоздал. Судя по голосу, это та же самая училка, которая звонила ему по поводу "Занимательной астрономии". Только я не смотрю на нее. Боковым зрением замечаю банановое платье и теперь всеми усилиями стараюсь не поднять взгляд.
– Данила, – с долей патетики повторяет училка, а я чувствую на себе десятки липких взглядов. – Ну, может, расскажешь о себе?
Хмыкаю.
Что я мог рассказать о себе? Что ссусь от желтого? Что только переборол истерику по бабушке? Что нихрена не умею? Конечно, пусть поржут, а потом загнобят меня как нефиг делать. Знаем, плавали.
– Нечего рассказать о себе?
– Да он немой, – взрывается хохотом кто-то с задних парт. – Эй, пацан, мы с тобой случайно не родственники?
И реплика становится пропуском для остальных идентичных.
– У него очки от Юдашкина походу, раз он везде с ними гоняет.
– Слышь, а ты в натуре из деревни?
– Да чего вы к нему пристали, очень милый мальчик! Может, нравится ему очки носить!
– Ой, Анька, завались, не даст он тебе.
– Ти-ши-на!
Голос училки громом раскатывается по классу – а, учитывая, насколько он низкий, гром выходит очень эффектный. Ребята не замолкают, но гул переходит в шепот. Училку это устраивает.
– Ну, раз тебе нечего о себе рассказать, я пожелаю тебе успешно ужиться с остальными ребятами. Надеюсь, ты быстро вольешься в коллектив и со всеми подружишься… – слышу, как она подходит к компьютеру и щелкает мышкой. – Бурденко, ну что ты лыбишься? Не рассчитывай, что я буду вас знакомить весь урок! Садись и смотри на доску, я сейчас включу вам видеофильм про электродвижущие силы. К сожалению, звука нет, я сто раз уже мастера просила починить, да пока его допросишься… Но здесь есть текст, так что следите и конспектируйте.
И я поднимаю наконец взгляд на бледную электронную доску, цвета на которой были настолько блеклые, что мне вообще не докучали. Да и фильм черно-белый, только до зевоты скучный, еще и без звука. Какие-то стрелочки, схемы, электроны, фотки ученых…
– На Пушкина похож, – вдруг шепчет мне сидящая рядом девочка, кивнув на портрет.
Усмехаюсь.
Бросаю на нее беглый взгляд. Девочка имела исконно татарскую внешность, но татаркой она была красивой. Лисий разрез глаз, угольные волосы и интересные, ярко синие зрачки в черном ободке. Может, линзы такие?