Мы побелили солнце

– Ну так вали, – спокойно хмыкает, теряет ко мне интерес и разворачивается к ноуту. Стучит по клавишам, печатая кому-то ответ. – Влетит тебе, а не мне.

– Я дороги не знаю… – увожу взгляд. Царапаю сзади простенькие блеклые обои. – Вы так быстро сюда шли, что я не запомнил… Я раньше почти не был в городе!

– Я тебе че, собака-поводырь?

– Вы чем-то важным заняты?!

Игорь вздергивает брови, а я прикусываю язык, вжимаюсь в стену сильнее и накрываю голову капюшоном, как бы извиняясь за грубость.

Но Игорь лишь смеется. Теребит губу с проколом и, крутанувшись на стуле обратно ко мне, любопытствует:

– Сам сбежал или физичка выкинула?

– Не ваше дело, – бурчу, но стараюсь произнести это уже тише и мягче.

Он сценически закатывает глаза. Барабанит подушечками пальцев по подлокотникам и качает головой.

– Данко, вали на урок. Ты по-любому будешь доучиваться здесь, хоть весь лопни от негодования. Твои бунты тут нахер никому не нужны. Или ты фильмов про американских подростков насмотрелся, где школьники чуть губы сквасят, а предки им уже с обожанием в ноги валятся?

– Давайте вы меня учить не будете?! Вы мне отец или кто?! Чего вы лезете, куда вас не просят?! Чего вы в жизнь мою лезете? Вам какая разница, что я смотрел? Я! Вам! Не сын! Вы даже словами объяснить дорогу не можете, только переписываетесь с какими-то лохами! – я срываюсь на слезы, но мне плевать. Я зашел слишком далеко, а сцена в классе слишком истощила мои нервы. – Вам же похрен на меня! Так почему вы включаете заботливого папку прямо сейчас, когда ваша забота нахер не всралась?!

Наверное, финал триады он уже не разбирает, потому что завершаю я ее, захлебываясь плачем. Весь дрожу, опускаю голову до комичного низко, но ничего не вижу – темные стекла заливает слезами. Я не понимаю, почему у меня сдают нервы именно сейчас. Не понимаю, почему я выплескиваю все душевное состояние именно на Игоря. Но понимаю одно: мне сейчас хорошенько влетит.

Игорь медленно поднимается.

Встрепенувшись, я хочу уже рвануть к двери и даже напрягаюсь для этого, но он спокойно берет меня за плечо и сажает на диванчик. Я икаю. Тут же накидываю на плечи его ветровку и кутаюсь в нее, спасаясь от озноба. Если можно пахнуть "по-советски", то куртка пахнет именно так. Старыми сигаретами, кассетами, мятными жвачками и колой. Будто он носил ее, еще будучи подростком, когда все эти вещи были популярны среди молодежи, но при этом ветровка совсем не выглядела старой.

Игорь скрипит дверцами шкафа, ставит чайник и через пару минут садится рядом со мной, протягивая смешную кружку с мемом "попей говна" и плавающей в ней долькой лимона.

Это был такой неожиданный жест, что я даже не отказываюсь. Прикрываю глаза, чтобы не обжигаться о желтизну – и прихлебываю чай с приятной кислинкой. Почти никогда не пробовал лимон… Такой терпкий…

– Спасибо, – выдавливаю. Жмурюсь и делаю еще один обжигающий глоток.

Игорь молчит. Беспокоюсь, что он обиделся, и продолжаю:

– Вы простите меня, пожалуйста… Нервы сдали.

Снова молчание. Я даже открываю глаза, чтобы посмотреть на него. Но Игорь не обижен, не рассержен и не раздражен. Мне даже кажется, что он легонько улыбается.

– Вы не сердитесь?

– Завязывай, а? – он морщится. – Терпеть не могу, когда извиняются по сто раз.

– Простите… – ловлю его взгляд и осекаюсь. – Да, я понял.

– Молодец. Можешь не рассказывать, что у тебя там в классе случилось – мне, в принципе, фиолетово. Только ответь: насколько все хреново?

– Очень, – вздыхаю, обводя контуры паука на кружке.

– Опять вырвало?

Усмехаюсь. Делаю еще один кислый глоток.

– Данко, можно вопрос?

– Я не беременный!

– Я два раза одну шутку не шучу. Ты типа того… – он указывает на мои запястья.

Закашливаюсь и мотаю головой:

– Что? Нет! Я не нарик!

– Да ну?

– Отвечаю, я не нарик! Смотрите, – закасываю рукава кофты и демонстрирую абсолютно гладкие руки без единого следа от укола. – Просто психика очень расшатана.

– К врачу сходи.

– Ага, чтобы потом все надо мной ржали…

– Ну, во-первых, есть такая штучка, называется она врачебной тайной. Во-вторых, не у тебя одного с психикой не лады. Было бы, с чего тут ржать. Так и будешь шугаться всего подряд?

– Разберусь.

– Разбирайся.

Кутаюсь в ветровку потеплее. Допиваю остатки и даже задеваю языком лимонную дольку. Чая уже нет, но кружка все еще остается горячей, и я с удовольствием грею об нее руки. У Игоря на столе продолжает мерно мурлыкать беленький ноут, а за дверью только разносится звонок с урока.

Но спокойствие обрывается сразу, как только в каморку врывается Колобуся, а яд ее желтого платья моментально отравляет глаза…

Бананы и Чебурашка

– Так и знала, что найду его здесь!

Голос Колобуси снова превращается в раскатистый гром, которым ругаются обычно здоровенные директора и боссы, но никак не маленькая круглая училка. В любое другое время я бы посмеялся оттого, насколько нелепо это выглядело. Но не сейчас, когда моей репутации недостаточно даже на легкую улыбку. Я больше боюсь не за себя, а что влететь может Игорю. "Вместо того, чтобы отправить хулигана на урок, он распивает с ним чаи!" – так, наверное, скажет Колобуся.

– Вместо того, чтобы отправить мальчишку на урок, вы распиваете с ним чай! – громыхает она, встав в проеме. – Знаете, что он учинил?! Знаете?!

– Боже упасите, – Игорь вскидывает руки и патетично смыкает их в замок. – Даже не представляю, и знаете что? Мне это глубоко до одного места, которое в стенах школы называть не принято.

– Это заметно, – от негодования Колобуся становится еще круглее, раздувается этаким желтым воздушным шариком, на который я смотрю украдкой, чтобы сильно не пораниться. Начинаю бояться, как бы она не лопнула. – По вашему пасынку судят и о вас, вы знаете?

– Да вы что? Какой кошмар! Мне же так важно, что обо мне думают! Я ночами не сплю, только терзаюсь мыслями: а что же обо мне думает Ульяна Яковлевна?

– Даня не успел прийти в школу, а уже…

– У Дани, – отрубает Игорь ледяным тоном, – чуть больше месяца, как умерла бабушка, с которой он жил все детство. Он только недавно вышел из апатии, сидел на таблетках, впервые пошел в новую школу. Так что же он мог натворить такого, что не окупилось бы его психическим состоянием?

– Вам же неинтересно, – истерично фыркает Колобуся, и я, хоть и прячусь под двумя капюшонами и лишний раз стараюсь не натыкаться на ее желтое платье, чувствую: она смотрит на меня. – Я соболезную Даниилу, но в его горе моей вины нет. Если он не может себя сдерживать, то почему он тогда пошел в школу, а не лег на лечение? Или вам все равно, как все равно и на первостепенные обязанности? У меня звука нет уже месяц, сколько еще я буду выискивать видео с текстом?