Мы побелили солнце

И Игорю я решаю не лукавить.

– Я не знаю, Игорь Павлович.

Он отвечает мне горькой усмешкой.

И снова на протяжении всей дороги ее хранит.

Но я больше не чувствую его скрытой обиды на себя. Я знаю: он молчит не от злости, а из принципа не лезть в мою душу, пока я сам не захочу пойти на контакт. Он был до боли простым, но в то же время я видел в нем какую-то увлекательную загадку. Не стесняясь, я рассматривал его по пути из-под очков и пытался ее разгадать, но напрасно: навряд ли это удастся кому-то без желания самого Игоря.

– Ты дорогу запоминаешь или запоминаешь меня?

Я чуть не спотыкаюсь о любезно брошенную кем-то прямо на тротуар бутылку с подозрительной жидкостью внутри. Отфыркиваюсь:

– Чего?

– Ничего. Это последний раз меня в роли навигатора. Заблудишься – мне будет похрен.

– Не заблужусь.

– Ты номер-то мой хоть запиши.

– А у меня… – тоскливо кошусь на двух цыганят, прыгающих через перила нашего крыльца. – У меня нет телефона.

– Бомжара?

– Я его потерял, – решаю не вдаваться в подробности.

Один цыганенок что-то шепчет второму, косясь при этом в нашу сторону. Тянет пацана за собой и подходит с ним ко мне с щенячьими глазами. Но только я останавливаюсь, как Игорь резко дергает меня за руку и затаскивает в подъезд.

– Ага, – фыркает. – Или подарил. Какому-нибудь бомжу-попрошайке.

– Может, им реально помощь нужна?

– Мне тоже помощь нужна! А кто мне помогает? Никто, я же не инвалид, не беременная цыганка и не черный. Так че с мобилой у тебя? Может…

– Не надо, – быстро протестую. – Не надо мне ничего покупать и дарить.

Игорь останавливается прямо перед лестницей. Резко поворачивается ко мне. Опирается локтями на перила.

– Не-е, Данко, все-таки насчет твоей самооценки я промахнулся. Никто тебе ничего дарить не собирался.

– А…

– Бэ. Я хотел предложить дать денег в долг. Как на работу устроишься – вернешь мне с процентами.

– Я кино видел, – тут же возражаю. Поднимаюсь по лестнице, держась стены. – Там мошенники дурачков так же обманывали, а потом деньги с них трясли.

– Кино случайно не "След" называлось? Как хочешь, мое дело предложить, твое – отка… екарный Касперский! Поналили тут какой-то хлорированной блевотни, а люди потом поскальзываются и лбы расшибают! Чтоб у них эта хлорка поносом из задницы…

– А сколько денег? – затая дыхание, спрашиваю. – А процент какой?

– Я тебе че, банк? Не знаю. Придумаю. А деньги отдам не сразу. Частями.

– В размере? – я вдруг ощущаю себя настоящим важным дядькой, который пришел просить кредит в банке. А эти взрослые и солидные слова только разжигали мой интерес к Игоревской идее.

Правда, на секунду мне кажется, что он рассмеется от моей напускной серьезности. Но он так же серьезно, словно разговаривает с клиентом, отвечает:

– Размер будет колебаться в зависимости от ваших действий, Данила… как вас там по отчеству?

– Артемович. А действий каких?

Он останавливается на лестничной клетке. Кладет ладонь на перила, но тут же в отвращении ее отдергивает. Кажется, они были запачканы в чем-то мокром и не особо приятном.

– Действий в школе, Данила Артемович. О чем документально будет свидетельствовать твой… простите, ваш – дневник. За пятерку получите пятьсот рублей, за четверку – четыреста, за тройку…

– Триста, – завороженно завершаю его внезапно прерванную молчанием речь.

Он лукаво улыбается. Хочет что-то сказать, но передумывает и взмахивает рукой:

– Ладно, не буду тебя драконить. Да, триста. За двойку – двести, ну а единиц наша гуманная система образования не предусматривает.

– И… а если я получу две пятерки в один день?

– Получишь косарь.

– А пять двоек?

– Тоже косарь. Ты решил испытать мои познания в матане?

– Так я по сути могу хватать двойки и все равно зарабатывать?

– Можешь, Данко, но на пятерках ты на тел заработаешь быстрее, а мое предложение не резиновое и тоже ограничено. Получить пять двоек в один день – еще постараться надо, а эти старания в итоге окупятся копейками, подумай над этим.

– И какой же у вашего предложения срок? – я останавливаюсь, чтобы затянуть растрепанные и вечно развязывающиеся шнурки.

– Две недели. Это десять дней. Если каждый из них получаешь по две пятерки – зарабатываешь десять косарей и покупаешь приличную мобилу. Ну а если получишь тыщенки три – сам смотри, на что их хватит. И больше я такого предложения тебе не сделаю, учти.

Предложение действительно было заманчиво. Отказываться означало быть полным дураком. Игорь словно понимал, что на работу я устроиться в ближайшее время не смогу не только из-за возраста, но и из-за незнания города и ксантофобии.

– Ну хорошо… – осторожно соглашаюсь, пока Игорь, напевая под нос какую-то песню, отпирает замок.

Распахивает передо мной дверь молча. Я жду, пока он зайдет – напрасно. Свою миссию он уже выполнил, а сейчас вместе с Валерой отправится назад в школу.

Я осторожно захожу в черно-синий коридор. Быстро оборачиваюсь, пока Игорь не закрыл за мной дверь.

– Так все? – уточняю. – Сделка в силе?

Он неопределенно пожимает плечами.

– Вступит в силу, когда ты получишь хоть одну оценку, Даниссимо.

Разворачивается, но я хватаю его за край куртки.

– Подождите! А маме-то мне что сказать? Правду?

– Кривду. Я за тебя еще и отмазки должен придумывать?

– Какие такие отмазки? – вдруг раздается за моей спиной. От неожиданности я отпускаю Игоря, и тот успешно ретируется.

А я застаю мать в длиннющей, почти в пол, бежевой с черными веснушками гусеничной шубе. Я моментально опешиваю, потому что под шубой красовались не ботфорты с каблуками, а серенькие носочки с корги, напяленные прямо на голые ноги.

– Ты чего? – вылетает у меня, потому что такого модного приговора я не видел даже по телеку. – Ты куда?

Она смеется. Встает к зеркалу, упирает руки в бока и горделиво вздергивает голову, сделав взгляд настоящей Снежной королевы. Снежной королевы в носочках с корги.

– На ледниковый период иду, – она поворачивается к зеркалу задом, любуясь своей спиной в гусеничной шубе.

– А? На какой?

– Да ни на какой, Дань. Шубу, говорю, заказала. Вчера еще пришла, но забрать только сегодня смогла. Дорогу-у-ущая! Угадай, из кого?