Мы сделаны из звёзд
Шрифт:
— Ты там в колледже вступил в клуб сектантов? — Ли подозрительно уставилась на нашего любителя шарфов.
— Нет, просто я понял это, когда уехал. Я ведь тоже был как вы, мечтал вырваться отсюда. Но как только это произошло, вдруг захотелось вернуться обратно — к родным истокам, к месту, где я провел всю свою жизнь.
— Не говори, как старикашка, который уже повидал жизнь, этого еще не хватало! Выпендрежник. — поморщился Дэнни.
— Но это правда. И вы тоже потянетесь обратно. Оглянетесь вокруг себя и поймете, что любите
— Тебе просто повезло, что у тебя есть такие классные мы, чтобы к нам возвращаться, — Ли взлохматила кудрявую гриву Пита. — Ну а нам-то что потом делать? Мы все разъедемся по разным колледжам, и прости-прощай, скучный городок.
— Я еще в одиннадцатом. И может, Дэнни все-таки завалит экзамены и останется на второй год, — улыбнулся Фиш.
— Ха-ха. Заткнись! — Дэнни толкнул Фиша в плечо, пока тот лыбился.
Мы сидели кучкой, тесно прижавшись друг к другу, чтобы не замерзнуть. Ли прижала голову к моему предплечью, а Пит тем временем удобно прикорнул у нее на плече, обернув ее длинными загребущими руками. Фиш с Дэнни сидели рядом, прислонив спины в бамперу моей машины. Я заметил, как Ли переплела свои пальцы с пальцами Пита, а потом протянула другую руку мне, чтобы я вложил в нее раскрытую ладонь. Мы сидели и смотрели на засыпающий внизу город.
— До самого конца? — прошептал я Ли.
Она улыбнулась мне.
— До самого конца, Кайли.
И я прислонился щекой к ее макушке.
Как же странно все устроено в этой жизни. В тот краткий миг на холме Бригстон в окружении моих лучших друзей тоска вдруг отступила. Я был счастлив, и казалось, что так может быть всегда — без таблеток. И правда, если бы до конца своих дней я мог воспользоваться хотя бы одной миллионной частью тех эмоций, что испытывал тогда, то о депрессии можно было бы забыть навсегда. Я мог бы продлить это счастье в бесконечноcть.
Глава 13.
При всей очевидной рассеянности и безответственности Лилиан, наша с ней жизнь была выученным, отлаженным механизмом.
Каждую субботу мы ездили тратить деньги: покупали кучу низкокалорийной еды, горшки и удобрения для тех плантаций, что Лилиан выращивает у нас дома. Заказывали из каталога хлебопечи, мультиварки и вафельницы, которые нам совершенно не нужны.
Девятого числа каждого месяца всегда была генеральная уборка — приходилось двигать мебель, чистить ковры, менять перегоревшие лампочки и чинить протекающий холодильник. В воскресенье мы звонили маме по «Скайпу», чтобы она смогла показать свой загар, новую прическу и вид из окна в очередном номере отеля.
По вечерам, если я был дома, а Лилиан — не на кружках по вязанию или занятиях по йоге, мы смотрели какой-нибудь старый слащавый фильм с Мег Райан, ели суши и обсуждали, кто из соседей раздражает нас больше всего — старый Генри, который по утрам пьет на лужайке кофе в одних трусах, или миссис Пельтш с ее тявкающим помиранским шпицем за тысячу евро.
Наша идиллия переживала любые кризисы —
все ссоры, перепалки, мои приступы меланхолии, алкогольные загулы и другие семейные драмы.Я мирился с заскоками Лилиан, а она уживалась с моими. Наша связь была нерушима.
По крайней мере так было до того момента, как Лилиан окончательно не доканала мысль о том, что я оканчиваю школу в этом году и поступаю в колледж в другом штате.
Пока она хандрила, крестиком отмечая в календаре дни до моего предполагаемого отъезда, наш бар с запасами алкоголя совсем не моими стараниями начал понемногу разоряться.
У меня было ощущение, что я живу в доме с пушкой, которая вот-вот стрельнет снарядом мне прямо в лоб.
Лилиан всегда с трудом переживала плохие новости. В таком опасном состоянии она находилась около трех недель, вынуждая меня проверить, не истек ли срок действия нашего медицинского страхования.
Но к счастью ее депрессия закончилась так же внезапно, как и началась. Просто однажды вечером она заявилась домой с сияющей улыбкой на лице. Это было воскресенье. Я решил, что если походы в церковь и дальше будут так на нее влиять, то я поверю в бога.
Но суши с тех пор мы больше не заказывали. Лилиан все чаще пропадала на своих непонятных светских мероприятиях (типа собраний местных домохозяек), проводила время со своей подружкой Сьюзан и участвовала в благотворительности. Мы перестали пересматривать «Неспящих в Сиэтле», и я съедал мясную пиццу вместе с ее порцией овощного салата в одиночестве.
Ситуация прояснилась тем утром, когда к нам домой пожаловал шериф. Филлип Уолберг — высокий, подтянутый мужчина, ровесник Лилиан. Суровый, мощный. Тпичный коп. Он был местным Ричардом Рукколо, по которому пускаюли слюни замужние и незамужние жительницы города. Кажется, даже столетняя тетушка Мюриэл освободилась от оков климакса и была готова броситься ему на шею.
— Кайл? А ты что здесь делаешь? — внезапно спросил он, стоило мне только открыть дверь.
— Живу, если мне не изменяет память. — напрягся я.
Вообще-то, я сегодня прогуливал школу, потому что на днях надрался почти до отключки, и меня до сих пор шатало из стороны в сторону от непрекращающегося похмелья. Но директор навряд ли бы натравил на меня копа за хреновую посещаемость.
Шериф удивленно уставился на меня и начал теребить молнию своей куртки.
— Я...эм...
— Проходите. — я уступил место в дверном проеме, и шериф, сначала зачем-то оглянувшись, вошел внутрь.
— Слушайте, если вы насчет той оскорбительной надписи на тротуаре около полицейского участка, то это не я. Невозможно сделать две орфографических ошибки в слове из четырех букв... — сказал я, пропуская его в дом.
— Нет, Кайл, я здесь не поэтому, — прервал меня шериф.
— Тогда зачем? Дэнни опять нужно алиби?
— Нет, этот засранец уже месяц как залег на дно.
— Ждите больших неприятностей, — насторожился я и направился на кухню. — Будете кофе? — громко спросил я.