Мятежные ангелы

— Джемма? — окликает меня Фелисити.

— Да, — говорю я, пряча амулет. — Это должен быть Храм.

Фелисити, взвизгнув, пускается вниз по склону, к лодке. Вдали красуется величественный собор, маня нас тысячами огней. Мы отвязываем лодку и отталкиваемся от берега, мы гребем, направляясь к острову.

От воды поднимается туман. Внезапно темнеет. Крики чаек звучат со всех сторон. Полоса воды, отделяющей нас от Храма, оказывается куда шире, чем мы думали. Я вглядываюсь сквозь дымку — и собор кажется мне простыми развалинами. Желтая луна видна сквозь высокое пустое окно, ее свет поблескивает в осколках стекол, оставшихся в рамах, и ночное светило выглядит как маяк, зовущий заплутавшие корабли. Я зажмуриваюсь — а когда вновь открываю глаза, собор стоит передо мной все так же величественно, это гигантское каменное сооружение со шпилями и огромными готическими окнами.

— Он выглядит совсем пустым, — говорит Фелисити. — Да я и представить не могу, чтобы в нем кто-то жил.

Мне хочется сказать: «Кто-то или что-то».

Мы вытаскиваем лодку на берег. Храм стоит высоко на холме. Чтобы добраться до него, нам нужно миновать крутую лестницу, высеченную прямо в скале.

— Как вы думаете, сколько здесь ступеней? — спрашивает Энн, окидывая взглядом лестницу.

— Пока не пересчитаем, не узнаем, — говорю я, начиная подъем.

Это трудное предприятие. На полпути вверх Энн вынуждена сесть и отдышаться.

— Мне не добраться туда, — пыхтит она.

— Доберешься, — говорю я. — Осталось совсем немного. Посмотри-ка!

— Ох! — изумленно вскрикивает Энн.

Огромная черная птица проносится совсем рядом с ней и садится на ступени неподалеку. Это вроде бы крупный ворон. Птица громко каркает, и у меня по рукам бегут мурашки. К первой птице подлетает вторая. Парочка, похоже, подгоняет нас, требуя двигаться дальше.

— Идемте, — говорю я. — Это всего лишь птицы.

Мы проходим мимо птиц и наконец добираемся до конца лестницы. Здесь мы видим перед собой огромные золотые двери. На их филенках вырезаны самые прекрасные в мире цветы.

— Какая прелесть! — говорит Энн.

Она касается пальцами лепестков — и двери распахиваются.

Собор просторен, потолок парит где-то высоко-высоко над нами. Вокруг горят факелы и свечи.

— Эй, есть тут кто-нибудь? — зовет Энн.

Ее голос рождает эхо: «Будь… будь… уть…»

На полу из мраморных плиток выложен красный цветочный узор. Когда я резко поворачиваю голову, цветы вдруг кажутся мне грязными и потрескавшимися, плитки — отбитыми по краям. Я моргаю — и все снова сверкает и ошеломляет красотой.

— Вы видите что-нибудь? — спрашиваю я подруг.

«Будь… будь… уть…»

— Нет, — отвечает Энн. — Погоди-ка, а это что такое?

Энн протягивает руку к чему-то на стене. Кусок камня рушится на пол. Что-то, подпрыгивая, катится по полу и останавливается у моих ног. Череп.

Энн содрогается всем телом.

— Зачем эта штука здесь?

— Не знаю…

Волосы у меня на затылке шевелятся от страха. Глаза играют со мной шутку, снова видя разбитые, грязные плитки пола. Прекрасный собор дергается, как в судороге, величественная красота рассыпается. На какую-то секунду я вижу совсем другое: это осыпавшаяся, развалившаяся оболочка, остов здания, и разбитые окна наверху смотрят зловеще, как пустые глазницы черепа.

— Думаю, нам лучше уйти отсюда, — шепотом говорю я подругам.

— Джемма! Энн!

Голос Фелисити звучит высоко и пронзительно от испуга. Мы бежим к ней. Она поднесла свечу почти вплотную к стене. И мы видим… В стену вделаны кости. Сотни костей. Страх во мне все нарастает и нарастает.

— Это не наш Храм, — говорю я, уставившись на кости чьей-то руки, крепко вмазанные в промежуток между крошащимися камнями.

Осознав положение вещей, я холодею с головы до ног. «Держись пути, девица».

— Они увели нас с тропы, как и говорила Нелл Хокинс.

Над нами что-то быстро пролетает. По куполу проносятся тени.

— Что это? — Энн хватает меня за руку.

— Я не знаю.

«Знаю… знаю… знаю…»

Фелисити нащупывает стрелу в колчане за спиной. Движение и шорох начинаются с другой стороны. И теперь как будто ближе.

— Уходим, — шепчу я. — Быстро!

Внезапно вокруг нас начинается движение. Под золотым куполом проносятся тени, похожие на гигантских летучих мышей. Мы уже почти у двери, когда слышим это: высокий пронзительный вой, от которого у меня леденеет кровь.

— Бежим! — кричу я.

Мы несемся к выходу, под нашими ботинками трещат осколки разбитого мозаичного пола. Но мы все равно слышим ужасающие вопли, рычание, лай…

— Бегом, бегом! — кричу я.

— Смотри! — резко выкрикивает Фелисити.

Тьма в вестибюле собора шевелится. И что бы там ни кружило в воздухе над нами, оно теперь опустилось между нами и дверью, и мы в ловушке. Визгливый вой затихает, сменившись низким утробным голосом, который ритмично бормочет:

— Куколки, куколки, куколки…

Они выходят из теней — с полдюжины или около того самых нелепых, гротескных существ, каких я только видела. Все до единого одеты в изодранные грязные белые балахоны, наброшенные поверх древних кольчуг, у всех башмаки с острыми металлическими носками. У одних — длинные перепутанные волосы, падающие на плечи. У других головы обриты наголо, и на коже видны свежие кровоточащие порезы. У одного особо страшного духа на голове красуется полоска волос, она тянется от центра лба через затылок к вороту. Руки этого существа обхватывают браслеты, а на шее — ожерелье из косточек человеческих пальцев. И это существо, видимо вожак стаи, выступает вперед.

— Привет, куколки, — говорит он, зловеще ухмыляясь.

Он протягивает руку. Ногти выкрашены черной краской. На мускулистых руках — отчетливые черные линии, рисунок изображает колючие стебли, они вьются кольцом. И заканчиваются у локтей, и дальше до самых плеч вытатуированы жирные красные цветки. Маки.

В памяти всплывают слова Нелл Хокинс: «Бойся Маковых воинов».

ГЛАВА 41

Тени движутся. Их все больше. Намного больше. Высоко над нами они сидят на перилах галереи и на стропилах, как стая горгулий. Одна тварь набросила цепь на резное украшение на стене и раскачивается на этой цепи, как маятник. Мне страшно взглянуть на мужчину, стоящего передо мной, но наконец я решаюсь — и смотрю в глаза, обведенные ломаной черной линией. Это все равно что смотреть на ожившую маску Арлекина.

У меня пересыхает в горле. Я с трудом выдавливаю из себя слова приветствия:

— К-как де-дела?

— Какие дела, куколка?

Остальные хохочут над его ответом, и я холодею с головы до ног.

Он делает шаг, приближаясь ко мне. Он держит грубый меч, которым пользуется как тростью, пальцы крепко сжимают рукоятку. На каждом пальце — по кольцу.

— Простите, что мы вторглись сюда…

У меня слишком пересохло во рту. Я не в силах выговорить больше ни слова.

— Мы заблудились, — хрипит Фелисити.