МЖ-2. Роман о чиновничьем беспределе

– Одно приятно, что раньше ментов этого Резвана получилось ощипать, но и только, – продолжал генерал, – теперь уж мы опять в равном положении, и никто – ни мы, ни менты, вперед нисколько не продвинулись, получается. Вот, спрашивается, где носит эту сладкую парочку со стамесками? Кого они потрошат прямо сейчас? Несчастные, мля, забитые гастарбайтеры! Вы кстати знаете, парни, – обратился он к нам, – что за брехня начинается на рынках? Там эти двое уже почти национальные герои, неуловимые мстители! Режут белых свиней во имя Аллаха. Так им, то есть нам, и надо. Я вот чего боюсь, – генерал Петя стал совсем серьезным, – как бы сейчас стамеска не стала символом миграционного сопротивления.

– Правила хорошего тона? Стань героем – зарежь москвича стамеской? – саркастически усмехнулся Гера. – Не думаю. Слишком они трусливы и неорганизованны.

– Ну это пока, – медленно сказал Сеченов, – это пока…

За окном взвизгнули тормоза, в окно постучали. Это был условный сигнал, и генерал Петя ринулся к подоконнику. За окном стоял перетянутый портупеей младший офицер госбезопасности и левой рукой доставал из прикованного к запястью правой руки портфеля конверт с пятью сургучными печатями.

– Вам пакет, товарищ генерал, – шепотом, как и положено было по инструкции, доложил младший офицер и протянул конверт Сеченову.

– Благодарю, – ответил тот и, всмотревшись в лицо младшего офицера, отчего-то сделался немного грустным, – вот, сынок, возьми-ка, – с этими словами генерал Петя протянул младшему офицеру тысячную бумажку. Тот густо покраснел:

– Извините, товарищ генерал, не положено.

– Кем не положено-то? Мною и не положено. А раз я даю, то бери смело, – генерал с грохотом закрыл окно, принялся взламывать печати, и мы с Герой некоторое время смотрели, как крошился сургуч на вытертый Димонов ковер. – Равняйсь! Смирно! – проорал генерал Петя после прочтения депеши из пакета. – Задержаны!

Задержаны? Как, кем, когда?! Нас переполняли вопросы, но генерал Петя очень быстро взял себя в руки и, глядя на меня, сказал:

– Сейчас немедленно на Чкаловский аэропорт. Там найдешь коменданта, он меня знает. Вот тебе записка, – Сеченов быстро писал что-то на клочке бумаги, оторванном от депеши, – отдашь ему, и он тебе передаст двоих красавчиков с рук на руки. Запихнешь их в багажник и поедешь вот сюда, – он оторвал еще кусок бумаги и написал мне адрес. – Там их определишь на постой до поры до времени и начинай заниматься девкой, как и договаривались.

При словах «заниматься девкой» внутри меня все вновь сладко заныло. Я вспомнил бегущую навстречу мне по тротуару красавицу, словно сошедшую с картины Валеджо, ощутил немедленную эрекцию и шум в ушах. Я займусь ею, герр генерал, о, с какой охотой я ею займусь. Вот только смотаюсь до Чкаловского, загружу багажник и…

– Слыхал?

Оказывается, я замечтался и пропустил мимо ушей несколько важных наставлений генерала. Чего они касались, я узнал позже, а тогда я, естественно, не подал виду, что не расслышал, и утвердительно кивнул. «Подумаешь, отвезти в багажнике пару связанных и беспомощных дураков?! Ерунда. Лора – вот что совсем не ерунда, друзья мои». И с головой, в которой пошаливал легкомысленный сквозняк, я помчался в Чкаловский.

5

Визиту моему на военный аэродром предшествовало задержание двух негодяев возле российско-казахстанской границы, само по себе довольно интересное и произошедшее при совершенно дурацких обстоятельствах, доказывающих то, что бог шельму все же метит. Ровшан и Джумшут, встретившись где-то на окраине Троицка, долго обсуждали, как бы им посподручнее перейти границу, до которой оставалось еще около двухсот километров. Подумав хорошенько, они на товарном поезде доехали до узловой станции Золотая Сопка. Ехали всю ночь, а наутро соскочили перед самой станцией и ушли в степь, где, ориентируясь по невесть каким приметам, добрались до реки с красноречивым и несколько коротковатым, на мой взгляд, названием Уй. Здесь они убили троих рыбаков, чьи трупы, привязав к ним камни, утопили, и, завладев моторной лодкой, вышли на ней в устье Уя, не догадываясь о том, какую злую шутку готовится Уй с ними сыграть. Уй – он такой. С ним шутить не стоит. Так же, как не стоит шутить с географией. Граница проходит по Ую, и ее патрулируют казахские и российские пограничники. Хитрожопые узбеки жались к казахскому берегу, и их никто ни разу не остановил. Но когда стемнело, Ровшан нашел в лодке спрятанную под брезентом бутыль огненной воды – самогона, и нечестивцы принялись лакать самогон, опьяненные воздухом, как им казалось, достигнутой свободы. За распитием их застала ночь, в ночи у обоих отказал их внутренний компас, и они пристали к российскому берегу, где и заночевали. А утром их, похмельных и сонных, взял за смуглые задницы российский пограничный патруль. Дальше все происходило быстро: сверили данные в паспортах с данными в предписании, полученном из Москвы, сравнили фотороботы с оригиналами, доложили опять же в Москву и получили оттуда приказ немедленно и негласно доставить парочку на военный аэродром в Чкаловский. Коваленко узнал об этом тогда, когда самолет уже заходил на посадку, а я въезжал на территорию аэродрома. В моей машине, словно пропуск-вездеход, сидел комендант аэродрома с запиской генерала Пети в кулаке. Все складывалось как нельзя лучше, но в результате я оказался в полном дерьме.

Без каких-либо церемоний обоих убийц, закованных в наручники по рукам и ногам, с брезентовыми мешками на головах загрузили в багажник «Ауди». Со стороны я казался сам себе нереально великим спецагентом по фамилии, начинавшейся на «Б». Панибратски хлопнув по плечу коменданта, я вскочил за руль и под визг шин покинул летное поле. Пронесся через городок и на окраине, перед самым выездом на короткое Чкаловское шоссе, был остановлен нарядом ДПС. Их было двое, и вели они себя странно. Сначала вместо того, чтобы подойти с водительской стороны, обошли машину два или три раза, и один зачем-то заглянул под днище. Все это, должно быть, сильно напоминало провокацию, но я был преступно расслаблен и вообще несерьезно воспринимал происходящее. Знакомство с генералом Петей давно вскружило мне голову, мне казалось, что я всесилен, я свято верил своему фальшивому удостоверению, которое приобретало реальный вес вместе с моей внушительной личиной. Поэтому я нажал кнопку стеклоподъемника и высокомерно спросил инспекторов, в чем дело и что им вообще от меня нужно. Мой тон сразу их разозлил, и старший из них, капитан, похожий на жиголо с тонкими, словно нарисованными фломастером усиками, попросил меня выйти из машины.

– А в чем дело, капитан? – заносчиво спросил я, предвкушая близость своего триумфа и готовясь показать свое удостоверение. – Может, для начала в документы мои заглянете ради любопытства?

Не дожидаясь его ответа, я помахал перед его носом своей ксивой:

– Как старший по званию требую меня не задерживать. Нахожусь при исполнении, – ввернул я засевшие в памяти кинофразы.

Они озадаченно переглянулись. Капитан что-то начал тихо говорить на ухо старлею. Я вскипел:

– Послушайте, вы в своем уме? Мне что, смотреть, как вы тут воркуете? У меня других дел нет?

Они смущенно откозыряли. Капитан жестом показал, что путь свободен. Горделиво вздернув подбородок, я тронулся с места, и патрульная машина очень скоро пропала из виду, а я свернул на шоссе: узенькое, двухрядное, на котором обгон почти постоянно запрещен. Я и не обгонял, мне вполне хватало восьмидесяти километров в час, и мне совсем не нужны были новые неприятности с дорожно-постовой службой.

…Тем временем капитан связался с ГУВД и лично доложил Коваленко о случившемся:

– Там это, мент сам-то был, короче. Подполковник. Ну мы не стали задерживать, короче. Он же мент…

Надо сказать, что «капитан» никаким капитаном не был. Коваленко продолжал использовать братву в своих целях. Услышав про «подполковника», он сперва пришел в замешательство, но это длилось у генерала недолго. Он стал орать, материться, словом, командовать:

– Да он небось такой же самый мент, какой и ты, Бобыря, – назвал Коваленко «капитана» его кликухой, – мне похуй, мент он там или еще кто, мне надо, чтобы чурки из его багажника живыми и невредимыми были на точке. И чем быстрей, тем лучше. Нет, Бобыря, ты понял? Я вам за что плачу-то?

– Так чо делать-то? А то он уехал уже, короче, – спросил тот, кого с первой отсидки звали Бобырей.

– До поста его надо перехватить! – заорал Коваленко. – Хоть на таран идите!

…Позвонил Гера, спросил, все ли нормально. Я ответил, что все в полном порядке, но все же упомянул о патруле, который меня остановил. Геру это сильно напрягло, его голос сделался испуганным, он сказал, что сейчас свяжется с Петром и тот мне перезвонит. В тот момент, когда он мне это говорил, «Ауди» птицей взлетел на пригорок. На последний в своей жизни пригорок. Потому что по встречной полосе прямо на меня с очень приличной скоростью летела патрульная машина, и в какую-то оставшуюся до столкновения секунду я увидел, что за рулем сидит тот самый капитан с совершенно белым лицом, а напарник его, рядом, вцепился обеими руками в переднюю панель.