На берегу (Дом у голубого залива)

– Сколько вы просите?

Она озвучила ежемесячные платежи и условие оплатить первый и последний месяцы после подписания договора аренды. И еще один месячный платеж как залог.

– Ух! Жестко.

Дрю улыбнулась.

– Терри меня рассердила. Вы расплачиваетесь.

– Не в первый раз она мне дорого обходится. Привезу деньги завтра. У нас семейное торжество в воскресенье, и надо заказать световые люки, но я хотел бы сразу начать переезд.

– Отлично. – Дрю с удовольствием представила, как он будет рисовать над ее магазином. – Примите мои поздравления. – Она протянула ему руку. – Теперь у вас есть студия.

– Спасибо. – Сет пожал ее руку и снова отметил отсутствие колец на длинных изящных пальцах с ненакрашенными ногтями. – Не надумали еще позировать?

– Нет.

Он ответил на ее категоричный отказ ослепительной улыбкой.

– Я вас уговорю.

– Меня нелегко переубедить. Давайте все проясним прежде, чем начинать наши, надеюсь, взаимовыгодные деловые отношения.

– Давайте проясним. У вас прекрасное выразительное лицо. Как художника и как мужчину меня привлекают характер и красота. Художник хочет интерпретировать их. Мужчина хочет ими наслаждаться. Поэтому я хотел бы рисовать вас и проводить с вами время.

Дрю вдруг ощутила, что они здесь одни, что он стоит между нею и открытой дверью, держит ее за руку, не сводит с нее глаз.

– Я уверена, что вы не испытываете недостатка в женщинах для интерпретации и общения, – заявила она. – Вроде миленькой блондинки в черном, с которой вы сидели в баре.

– Кого?..

Его лицо просияло – словно солнце выглянуло из-за тучи.

– Миленькая блондинка в черном, – повторил он. – Боже, это ей понравится. Это была Обри. Обри Куин. Старшая дочь моего брата Этана.

– Понимаю, – протянула она, чувствуя себя идиоткой. – Вы не были похожи на доброго дядюшку.

– Я и не чувствую себя ее дядей. Скорее старшим братом. Ей было два года, когда я приехал в Сент-Крис. Мы влюбились друг в друга. Обри – первый человек на свете, которого я полюбил безоговорочно. Она сильная и красивая, и я обожаю эти ее качества. Я интерпретировал их, наслаждался ими. Но совершенно не так, как собираюсь это делать с вами.

– Тогда вас ждет разочарование. Даже если бы я заинтересовалась, у меня нет времени на позирование. И я не хочу, чтобы мной наслаждались. Вы очень привлекательны, Сет, и если бы я хотела проявить легкомыслие…

– Отлично. – Он ослепительно улыбнулся. – Давайте проявим легкомыслие.

– Простите. – Ему опять удалось вытянуть из нее улыбку. – Я покончила с легкомыслием. Но если бы я выбрала легкомыслие, то могла бы наслаждаться вами. В данных же обстоятельствах нам придется остановиться на практичности.

– Мы можем с нее начать. А теперь, поскольку вы меня уже спрашивали, я тоже хотел бы задать вам один вопрос.

– Пожалуйста. Какой?

Ее лицо стало замкнутым, настороженным. Она явно приготовилась к личному вопросу и определенно не осбиралась на него отвечать. Поэтому Сет быстро перестроился:

– Вы любите вареных крабов?

Она таращилась на него секунд десять, и он видел, как расслабляется ее лицо.

– Да, я люблю вареных крабов.

– Отлично. На нашем первом свидании будут крабы. Я приеду утром подписать договор, – добавил он, направляясь к открытой двери.

– Хорошо.

Она наклонилась, чтобы запереть дверь, и он смотрел на нее, поражаясь резкому, драматичному контрасту длинной изящной шеи со строгой прической. Ему нестерпимо захотелось узнать, какова Дрю на ощупь, и он провел пальцем по нежному изгибу шеи.

Дрю замерла, и на одно мгновение они словно превратились в портрет: женщина в изысканном костюме, слегка наклонившаяся к закрытой двери. И мужчина в грубой одежде, касающийся пальцем ее шеи.

Дрю резко выпрямилась. Сет отдернул руку.

– Простите. Дурацкая привычка.

– И много их у вас?

– Боюсь, что да. Ничего личного. У вас тут сзади очень красивая линия шеи. – Он сунул руки в карманы, чтобы не перевести ситуацию в более личную. Пока.

– Руки прочь, Куин! – Дрю прошмыгнула мимо него и бегом спустилась по лестнице.

– Эй! – Сет побежал за ней. – Я могу и половчее приударить за женщиной!

– Держу пари, можете.

– Постараюсь продемонстрировать. А пока… – Он открыл ей дверцу машины. – У вас есть какое-нибудь хранилище?

– Подсобка. Вон там. – Дрю показала на дверь под лестницей. – Котел, водонагреватель и все такое. И кладовка.

– Можно временно воспользоваться? Я должен получить кое-какие вещи из Рима. Наверное, в понедельник.

– Никаких проблем. Ключ в магазине. Напомните мне завтра отдать его вам.

– Большое спасибо.

Когда Дрю устроилась за рулем, Сет захлопнул дверцу и постучал по стеклу. Она опустила боковое окно.

– Знаете, мне нравится проводить время с умной, уверенной в себе женщиной, которая знает, чего хочет, и добивается своей цели. Как с этим домом. Целеустремленность и увлеченность очень сексуальны. – Он помолчал пару секунд. – Это я приударил за вами, если вы не поняли.

Она смотрела ему прямо в глаза, пока стекло снова не разделило их лица.

И хихикнула только, когда отъехала подальше.

Дрю обожала воскресенья за возможность просыпаться постепенно и цепляться за полудрему, пока солнечный свет, прокравшийся сквозь дрожащую листву, танцует на закрытых веках.

По воскресеньям никто ничего от тебя не требует, зато можно на досуге переделать кучу всяких дел. Она просто сварит кофе и поджарит рогалик в собственной кухне, а потом позавтракает в маленькой столовой, листая цветочные каталоги. Повозится под музыку в саду, посаженном собственными руками, без посторонней помощи. В ее воскресеньях больше не будет ни благотворительных завтраков, ни распродаж для бедных, ни обязательных семейных обедов, ни теннисных матчей в клубе. Ей больше не придется играть роль судьи в родительских баталиях, никто не будет обижаться и жалобно смотреть на нее, считая, что она приняла сторону противника.

Теперь она может просто лениво наслаждаться воскресеньями.

За все месяцы, что Дрю жила здесь, она ни разу не приняла это как данность. Не упустила ни капли удовольствия, с которым любовалась видом из собственного окна.

Вот и сейчас она открыла окно навстречу прохладному утру. Отсюда она могла любоваться собственной речной излучиной. Вокруг не было других домов, и она могла думать о посторонних людях, только когда ей этого хотелось.

В пестрых листьях печеночника, который она посадила в тени дубов, розовели бутоны. Покачивались на ветру лилии и колокольчики. А посреди болотной травы и камышей она расчистила крохотную полянку для влаголюбивых золотистых ирисов. Слышалось пение птиц, шелест ветра, случайный шлепок по воде рыбины или лягушки.