На колесах

– Верю, - ответил он.
– И Журков верит. Ты, Вячеслав Петрович, не горячись...

Журков достал платок и вытер лоб. Брюки у него были обвисшие, как у инкассатора.

– Думаешь, она дважды положила в один мешок?
– спросил он.
– Чего же мы ждем? Надо ехать в банк!

– Позвони управляющему, - посоветовал Журков.
– Может, застанешь.

Никифоров посмотрел на часы и кивнул. Вишневая "ноль-третья" уже выскочила на шоссе и помчалась к подъему, чтобы опередить минутную стрелку. Но Журков был прав: сперва следовало позвонить. И вишневые "Жигули" остались неподвижными у подъезда автоцентра.

Никифорову вспомнились седовато-золотистый ежик управляющего банком Татаринова и его зеленая "Волга" старой модели. "Вы довольны ремонтом машины?" - приготовил он начальную связь-вопрос. Однако Татаринов уже уехал из банка. К семи часам Никифоров был у него дома. Там ужинали. Он отказался присесть за стол и объяснил свою нужду. Татаринов налил ему пива, но Никифоров не прикоснулся к стакану. Татаринов укоризненно выпятил толстые губы и сказал:

– Напрасно вы нарушаете инструкцию: деньги должны укладывать два человека. Сегодня мы уже ничего не сможем сделать. Это исключено. Я утром сам вам звякну. Если обнаружим лишние, они не пропадут.

Никифоров выпил пива и попрощался. Уже стоя в дверях, вспомнил о ремонте госбанковской "Волги" и механически выложил свой запоздалый вопрос.

– Э, голубчик вы мой!
– застенчиво ответил Татаринов.
– Ободрали вы нас, как Сидорову козу. Без малого тысячу триста взяли. Дороговато ведь.

– Дороговато. Мы проверим.

Увидев его одного, кассирша вытянула шею и с надеждой смотрела на двери подъезда.

– Подождем до утра, - сказал Никифоров, садясь за руль.
– Другого выхода нет.

– До утра? Как же я доживу до утра с такой ношей?

Никифоров промолчал. "Курица!
– подумал он.
– Что же ты одна укладывала деньги?" Он подвез ее, повторил, что не сомневается в ее честности, и с ощущением близкого покоя поехал к себе.

От пива захотелось есть. Он был уже почти дома, летел домой, как бы под горку, потому что дом сам влек его. В зеркальце показался желтый автомобиль с синей полосой на бортах. Никифоров на всякий случай притормозил, пропуская Кирьякова. Патрульный тоже замедлил ход и прижался к его машине, словно выталкивал на обочину. Никифоров повернулся и укоризненно глянул на инспектора.

Кирьяков с улыбкой смотрел вдаль, как будто не было никакого Никифорова. Блеснула никелированная ручка. Между машинами можно было просунуть ладонь. Никифоров съехал двумя колесами на обочину и дал газ, чтобы уйти. Стукнула по днищу щебенка. Желтая машина неотвязно держалась сбоку и все прижимала и прижимала. Никифоров остановился. Кирьяков с профессиональной ловкостью косо подал свою машину, перегородив ему дорогу.

– По двенадцать часов дежурю, - пожаловался Кирьяков.
– Прямо сплю на ходу. Когда-нибудь врублюсь в столб, и больше меня не увидишь.

– Чего ты хочешь?
– спросил Никифоров и оглянулся, надеясь, что в патрульной машине сидит и тот добродушный инспектор с татуировкой на среднем пальце, но там никого не было.

– Ну что ты злишься!
– сказал Кирьяков.
– Небось, тоже выматываешься? Ремнями напрасно не пристегиваешься. Сколько тебе говорить? Не дай бог, налетишь на препятствие, тебя размажет, как тесто. Каждый год гибнут тысячи водителей... Если ты не попадаешься в этом году, то в следующем твои шансы становятся меньше, потом еще меньше, и когда-нибудь тебе не повезет. Оштрафовать надо тебя.

– Штрафуй. Не тяни.

– Я с тобой по-дружески, а ты кричишь. Нехорошо, Саша. Что ремни? Сегодня не пристегнул, завтра пристегнул. Не буду штрафовать. Купи подарок любовнице. Только ты осторожнее, чтоб аморалку не пришили.

– Ха-ха!
– нехотя засмеялся Никифоров.
– Что ты мелешь?

– А ты вроде возбужден, - усмехнулся Кирьяков.
– И покраснел подозрительно... Бахуса не употреблял?
– Он шагнул к его машине и быстро вытащил ключ из замка зажигания.
– Поехали, отвезу тебя на экспертизу.

– Отдай ключи!
– сказал Никифоров.
– Это тебе даром не пройдет.

– Выпил, чего уж там!
– как будто шутя, вымолвил Кирьяков.
– Ну, давай ко мне.

Приехали в больницу. Врачиха была не старой и не молодой, с розовыми подушечками щек. Она не смотрела ему в глаза, дала подуть в стеклянную трубочку, набитую ватой.

– Разве я похож на пьяного?
– спросил Никифоров.
– Это недоразумение. Ну вот, не позеленела ваша трубка!

– Вы плохо дули, - сказала врачиха.
– Зажгите спичку и подуйте так, чтобы она погасла.

– Недоразумение, говорю я вам!

– Не волнуйтесь. Дуйте, дуйте...

– Мы же взрослые люди!
– закричал он.
– Не позеленела! Не позеленеет, хоть лопните.

– Проверим координацию движений, - проворчала врачиха.
– Встаньте. И зажмурьтесь. Вытяните руку. Растопырьте пальцы... Так.

Она заставила его и шагать по одной половице, и приседать, и, закрыв глаза, находить подбородок и нос, словно ждала, что он запутается. Никифоров вытерпел. Ничего, сказал он себе, надо взять себя в руки. И больше не спорил, лишь поглядывал на часы и вымученно улыбался.

Во дворе уже сделалось темно, когда его оставили в пустой комнате и велели ждать. Он присел на жесткую кушетку, закрытую клеенкой. Однажды на пустынном шоссе он долго ждал помощи и с надеждой махал редким машинам, пролетавшим мимо него, и ощущал одиночество беды. Тогда он тоже говорил себе, что авария еще не беда, что надо набраться терпения и все кончится благополучно. Действительно, нашелся человек, который посмотрел на Никифорова не скользящим автомобильным взглядом, а осилил свою скорость, вытащил из-под сиденья запасной ремень вентилятора и подарил его. С тех пор Никифоров нигде не встречался с ним, но знал, что такой человек есть.

В медицинском заключении врачиха написала, что непосредственных признаков алкогольного опьянения не обнаружено. Стояла глухая полночь, когда он вышел на улицу. Заспанная сторожиха защелкнула дверную цепочку, и его обступили ночные тени. Мирно стрекотал сверчок. Скрипела высокая кривая береза. Возле крыльца шелестели темно-блестящие листья сирени. Под железным абажуром фонаря порхали мотыльки. Было холодно, и в ясной вышине сияла вечная дорога.

Приехав домой, Никифоров лег спать и не мог заснуть. Но, видимо, заснул, потому что приснилось: хватал ружье, приставлял к горлу Кирьякова, врачиха с розовой подушкой вместо лица дергала Никифорова за нос. Утром Мария Макаровна сказала, что пойдет искать на них, "проверяльщиков", управу, но Никифоров попросил ее не вмешиваться. Он повез Василия в детский сад, встретил старшего следователя прокуратуры Подмогильного и спросил у него, что делать.