На колесах
Шрифт:
– Лида, что задумалась?
– спросил он.
– Хочешь, тест загадаю?
– Александр Константинович! Товарищ директор!
– послышался голос из динамика.
– Вас просят подняться в ваш кабинет... Александр Константинович! Вас просят подняться в ваш кабинет...
– Вот и спрятался, - сказал он.
– Тест в другой раз.
Он знал, что просто так звать не станут. Наверное, снова что-то случилось, а Журков не в силах справиться. Может быть, скандалит тот толстый парень из Вологодской области? Или приехал на техобслуживание какой-то чин?
Никифоров почти угадал: заказчик, лысый коренастый мужчина в роговых очках, ждал в приемной.
– Вы директор?
– Заходите.
– Никифоров толкнул дверь кабинета и сделал вид, будто не заметил сочувственного взгляда секретарши.
Вошли, сели. Мужчина раздраженно сказал:
– Я в девять утра сдал машину!
Никифоров кивнул, нажал белую клавишу, раздался голос диспетчера:
– Слушаю вас, Александр Константинович.
– Нужно отрегулировать клапана, промыть карбюратор...
– продолжал заказчик.
– Что с автомобилем?..
– Никифоров нетерпеливо взглянул на него.
– Ваш номер?
– ЮМО ноль два - сорок пять, - быстро вымолвил мужчина.
– Одну минутку, Александр Константинович, - сказал женский голос из селектора.
– ЮМО ноль два - сорок пять сегодня получен владельцем с седьмого участка.
– Спасибо, Валя.
– Вот именно! Получен!
– крикнул заказчик.
– Там и конь не валялся! Карбюратор не промыт, зажигание не выставлено, тормоза не отрегулированы. Неужели всю жизнь на трояках и червонцах?
– У вас вымогали деньги?
– спросил Никифоров.
– Я сам дал слесарю червонец. И мне ничего не сделали!
– Пишите на мое имя заявление.
– Он чувствовал, что по щекам растекается сухой жар.
– Кому дали? Сколько? Зачем? Пишите!
– Я не буду писать.
– Тогда я бессилен. Кому вы давали?
– Вы сами знаете, - усмехнулся мужчина.
– Почему я должен знать?
– воскликнул Никифоров.
– Вы в своем уме? Вы даете взятку и ищете у меня защиты?
– Мне нужен исправный автомобиль.
– У вас не будет исправного автомобиля. Жулики и взяточники, которых вы плодите, не могут честно работать.
– Никифоров снова повернулся к селектору.
– Поддубских? Василий, что у тебя?
– Нормально, Александр Константинович. Транзитному поменяли крестовину, он написал благодарность Голубовичу. Уф, жарко!
– Зайди ко мне.
– Вам даже пишут благодарности?
– улыбнулся заказчик.
– Я бы вас не беспокоил, но как без вашего разрешения снова загнать машину на участок...
– Подождите, пожалуйста, в приемной, - сухо ответил Никифоров. Гнев, нараставший в нем, погас. Не стоило гневаться на обман, лукавство, наглость, с которыми Никифоров сталкивался каждый день и которые отравляли его. Гнев не мог ему помочь, а лишь выставлял его бессилие напоказ.
Оставшись один, Никифоров сидел, выпрямив спину и положив ладони на стол. Ему казалось, что пальцы дрожат. Он смотрел на них с любопытством, потом заметил, что к рукаву прилип белый комок краски.
– Можно?
– Вошел Поддубских.
– Заходи, заходи, - сказал Никифоров, сковыривая ногтем комок.
– Кто делал его машину?
– Чью машину?
– Ну, того, лысого, что в приемной.
– А-а, - протянул Поддубских, устало улыбаясь.
– Вот что... Вот что...
– сказал Никифоров.
Поддубских, ссутулившись, стоял рядом возле приставного стола, держал руки в карманах халата. Халат облегал его костистые плечи и спадал с груди плоскими прямыми складками.
Они молча смотрели друг на друга.
Никифоров знал, что в кротких глазах Поддубских не мелькнет даже тени ожесточения, мастер не поверит; но когда убедится, что тот червонец
был, что лысый не солгал, его большие впалые глаза подернутся тусклой пленкой. И еще Никифоров знал, что Поддубских не боец, что он уйдет, как только в нем накопится это тусклое презрение, из-за которого он прежде бежал с московских станций техобслуживания, бежал, чтобы, живя в Москве, ездить на работу за семьдесят километров от дома в новый, не зараженный дрянью автоцентр. Но куда бежать самому Никифорову?– Кто делал машину?
– Голубович.
– Так! Обрадовал.
– Жалоба?
– спросил Поддубский.
– Хуже, но ты все равно не поверишь. Сядь и сиди.
– Никифоров по селектору вызвал Голубовича.
Поддубских грустно усмехнулся, отошел к стене. Никифоров выдвинул верхний ящик стола, взял оранжевую пластмассовую папку, вытащил листок.
– Ты прав!
– гневно сказал он.
– Я бы тоже хотел отгородиться от этой гадости! Слушай, что они пишут.
– И стал читать с дрожащего в руке листка: "Я, Молоканов В.М., был вызван на приемку осмотрения автомобиля... Меня попросили осмотреть левый лонжерон и левое крыло. Я осмотрел эти детали и сказал, что лонжерон можно вытянуть, а крыло надо менять. И я собирался уходить в цех, но клиент меня остановил и положил мне в карман пятьдесят рублей. Я отказался от этих денег, но он настойчиво сказал, что это тебе за консультацию. Я сказал, что авансов не беру. Он опять положил мне деньги, и я не удержался и ушел в цех. В чем считаю себя виноватым. И обещаю, что больше этого не повторится".
– Никифоров вложил листок в папку и продолжал говорить уже как будто спокойнее: - Они дают взятки, а Молоканов и Голубович берут...
– Голубович?
– спросил Поддубских.
– Не может быть!
– Брось ты! Где эта граница, до которой не может быть, а после все может?! Молоканова мы не выгнали только потому, что такое у нас в первый раз. Но теперь, я вижу, мы совсем оперились. Хватит!
Поддубских выпрямился, теперь глядел напряженно и зло.
Вошел Голубович - щуплый, с хмурым взрослым лицом. У него были мокрые темные руки, он вытирал их серой тряпкой. Остановившись у дверей, слесарь молча смотрел на Никифорова.
– Что ж ты так?
– спросил Никифоров с горечью.
– Неужели за двадцать один год никто тебе не говорил...
– Он не закончил; снова открылась дверь и кособоко вошел Журков.
– Пусть с тобой Журков разговаривает!
– А что случилось?
– Журков доковылял до стола, сел, поморщился.
– Что случилось?
– усмехнулся Никифоров.
– Этот мальчишка содрал десятку с клиента.
– Только-то? Они все там, на срочном, с клиентов дерут. Спроси у Поддубских.
– Я не понял вас, Вячеслав Петрович, - холодно сказал Поддубских. Если то, что вы сказали, правда, я готов подать заявление.
– Я тоже не понимаю, - Никифоров покачал головой, - твои шутки, Журков, сейчас неуместны.
– Может, и неуместны, - согласился Журков, - только это не шутки. Чтобы заработать эту десятку, надо вкалывать целый день, а тут он срывает ее задаром. Верно, Володя?
– Он повернулся к Голубовичу.
– А мы куда смотрим?
– нервничая и снова краснея, спросил Никифоров. Если у людей нет совести, то должен быть хотя бы страх.
– Страх никого не остановит, - сказал Журков.
– Дело не в страхе. На "фольксвагене", например, не воруют запчасти - их в магазинах полно. Все твои страхи да совесть - бабушкины сказки. Должна работать сама система: коль продали человеку автомобиль, то обеспечивайте и ремонт. К телеге теперь не вернутся.