На краю одиночества

– Проклятье никогда не уходит от человека полностью. Вернее, как бы сказать, в том, кто передал его тебе, осталась частица, и между этой частью и твоим проклятьем осталась связь.

– Я знаю.

Она прикусила губу и пальцами пошевелила.

– Болит?

– Немного. Но… оно опять ожило, да? Только утром… я…

– Дед?

– Что?

– Это дед Земляного, да и вообще… самый старый мастер в Империи. Говорят, давно уже разменял третью сотню лет. Некоторые вообще уверены, что он бессмертен и стоит у трона со времен его основания. Но это несколько преувеличенно…

– На бессмертного он не похож, – согласилась Анна. – Правда… я не уверена, что знаю, как выглядят бессмертные.

– Я тоже не уверен, что знаю. Но сотню лет он точно разменял. Да и что остального касается… когда-то Алексашкин предок заключил договор с тьмой. И он, и потомки его обрели редкий по силе дар, способности оперировать с чистой силой… создавать… в общем, многое они могут. И живут куда дольше обычных людей. Только говорить об умениях своих не больно-то любят, да и понимаю, почему. Не всякое знание идет на пользу.

Глеб взял ее ладонь.

Теплая.

Хрупкая. Пальцы будто полупрозрачные. И тонкие шрамы на них кажутся узором. Стереть бы его, но вместо этого Глеб осторожно гладит, будто пересчитывает.

– Земляной-старший служит короне. И Алексашка… у них и выбора особого нет. Впрочем, все не то… в общем, если кто и способен снять твое проклятье, то только дед. И я рад, что он появился. Человек он не самый приятный, но коль уж взялся за дело, будь уверена, доведет до конца.

Ногти розоватые.

Короткие.

А на тыльной стороне ладони шрамов нет.

– Он… – Анна сглотнула. – Сказал, что не сумеет, что нужна кровь… как я поняла, моей матери.

– Нужна, стало быть, добудет, – Глеб вздохнул. Небо за окном стремительно темнело. Так только у моря бывает, чтобы еще недавно прозрачная легкая синева вдруг загустела, вывернулась наизнанку, выплеснув выводок созвездий.

А говорить следовало вовсе не про Земляных.

– На твое проклятье воздействовали, – Глеб поцеловал раскрытую ладонь. – И пока у нас получилось блокировать это воздействие, но… магия крови весьма многообразна.

– И поэтому мне нужно выйти замуж?

– За меня, – уточнил Глеб. – Или за любого другого мастера Смерти. По древнему обряду, о котором только и осталось, что пара описаний.

От ее кожи пахло химией.

– Мы смешаем кровь. И ритуал объединит ее. Моя тьма признает тебя…

…если все пройдет так, как нужно.

– …и станет защитой.

…или сожрет.

Молчание.

Анна не спешит задавать вопросы, просто ждет. И ожидание это мучительно, как и необходимость говорить.

– Однако ритуал далеко не безопасен. Иногда тьма… то есть, мастер не справлялся с ней, и она брала то, что полагала своим. Нас, конечно, будут страховать, но это… скорее дань традиции. Отчасти поэтому мы и предпочитаем обыкновенное венчание.

– И давно этот ритуал не используют?

– Давно. Еще до войны от него отказались. Полагаю, многие были не уверены в себе. Вот и… вышло. Сейчас он почти забыт, а когда-то, если я правильно понял, позволял разделить на двоих… тьму.

И безумие.

И удержать на краю.

И порой становился единственной нитью, которая не позволяла превратиться в чудовище. Хотелось бы верить, что именно в этом смысл.

– Мой отец знал о ритуален, но не рискнул проводить. Впрочем, у него был брак договоренный, возможно, поэтому… я нашел дневники. Знаешь, как-то не слишком приятно читать родительские записи, будто подсматриваешь за чужой жизнью.

Анна высвободила руку и коснулась волос. Пальцы ее замерли и исчезли, чтобы вновь одарить прикосновением. Она провела по щеке и тихо сказала:

– Какой ты… бестолковый.

– Какой есть. Так вот, он выбрал матушку, потому как счел ее дар достаточно сильным, а ее саму крепкой, чтобы принести потомство. В этом он не ошибся, – Глеб запрокинул голову. Говорить, не глядя в глаза, было легко. – Я не знаю, были ли они счастливы. Отец больше писал о делах, чем о любви. Его беспокоила война, которая уже ощущалась. И то, что он слишком долго тянул с продолжением рода, что ждал любви, а ее не случилось. Он отправил матушку в поместье, писал, что надеялся, что пары ночей хватило, чтобы… их и вправду хватило, но родилась девочка. С войны он вернулся другим. Записи стали редкими. И странными… я сжег дневник.

– Это было. Это прошло.

– И осталось. Он сходил с ума постепенно. Сперва эта одержимость родом… ему нужен был наследник.

– А ты?

– Я родился четвертым. Он… теперь я понимаю, что он не позволял матушке отдохнуть, за одним ребенком следовал второй, третий. И когда я появился, я был слаб.

– Не удивительно.

– Безумие, оно не всегда заметно. Для прочих отец до последнего оставался нормальным. Герой войны. Примерный семьянин. Заботливый хозяин. О нем до сих пор вспоминают с теплотой и… многие верят, что я виноват в случившемся.

Пальцы Анны гладили щеки, губы. Касались лба, будто желали вытянуть, стереть ту отравленную память.

– Я был слаб. Слишком слаб. Недостаточно старателен. Недостаточно сообразителен. Неумел. Я был не надеждой рода, а его позором. И поэтому отец до последнего старался получить нормального наследника. Когда матушка больше не смогла рожать, он обратил внимание на сестер. Вспомнил, что некогда… давно… во времена совсем дикие… отцы и вправду брали дочерей в жены, усиливая дар. Правда, те рода, которые баловались подобным, отчего-то вымерли. Но у безумцев своя логика.

– Ты…

– Пытался его остановить. Но видишь ли, мне не верили. Жестокость? Обучение темных всегда жестоко. Сама суть тьмы такова, что без боли этим путем не пройти. Только как отделить боль необходимую от той, которая просто доставляет удовольствие наставнику?

Сказанное повисло в воздухе.

И ответа на этот вопрос не было.

– А что до остального, так… кто поверит? Мои выпады… нет, от них не отмахивались. Приезжали с проверкой, только приезжали те же приятели отца, с которыми он воевал. Которые знали его другим… и мать молчала. Не только она. Все молчали. Все притворялись, что не понимают, о чем речь. И выходило, что я лгал, оговаривал отца. Из злобы? Из зависти? Из слабости своей? Меня презирали. Мне было шестнадцать, когда я сбежал. Просто понял, что еще немного и меня просто-напросто убьют. Подписался на границу, там встретил Алексашку. Он тоже сбежал, но от деда… у нас много общего. Потом оказалось, что не только у нас, что…