На лезвии любви

Она, судя по всему, все же рассчитывала, что, когда мы выйдем из комнаты, в нас будут тыкать пальцами, и теперь подруга заскучала. Да и лицо ее приобрело схожий с прической цвет.

Фирс опустил взгляд и поджал губы после вопроса соседки по комнате. Отвечать не спешил, будто надеялся, что что-то поможет избежать неприятного разговора. Как, впрочем, и произошло.

— Всем привет, — за наш стол рухнул мрачный Ричард. Он шумно опустил поднос, с показательной резкостью придвинул стул и вперился в меня недовольным взглядом: — Просто мечтаю послушать увлекательную историю о том, что вчера произошло.

— М? — сделала я удивленное лицо и тут же пихнула себе в рот вилку с салатом. Леди не разговаривают с набитым ртом. И с учетом того, что сказать Ричарду мне было нечего, это правило рисковало аукнуться ожирением.

— Это был спор, Ричард, — выдавила позеленевшая Нира. — Мы выпили и дурачились, она проиграла мне желание. Только не шуми, умоляю.

От того, что Нира внезапно приняла на себя весь огонь, я чуть не поперхнулась. С трудом сдержала кашель, чем вызвала новую волну пристального внимания своего «жениха».

— Спор? — ехидно переспросил он. — Да неужели? И кто же был автором текста?

— Я! — в этот раз Нира прозвучала не так убедительно.

— Позволишь мне в этом усомниться? — вся колкость и ехидство Ричарда перенаправились с меня на Ниру.

Да что же такое было в этом письме?!

— А почему ты удивляешься? — теперь тон подруги стал более уверенным. — Я учусь на факультете искусств, мне приходится находить творческий подход в любой ситуации. И я не виновата в том, что у студентов-боевиков совсем нет чувства юмора!

— Чувства юмора? — вкрадчиво переспросил Ричард. И ох как мне не понравился его взгляд. Скорее всего, я выдала что-то действительно дикое.

— Ричард, прошу, — мой голос прозвучал слабо. — Я вообще ни словечка не помню из этого письма, потому даже не знаю, как перед тобой извиняться. И Нира тут ни при чем. Она тоже ничего не помнит.

— Не помнишь? — Ричард сощурился, его губы изогнулись в усмешке. — Это даже обидно. Там было в стихах.

— В стихах?! — Я искренне поразилась.

— Да, ты признавалась мне в любви, — продолжил он, запуская вилку в котлету.

— Да бред, — не удержалась я.

— То есть все же помнишь? — попытался поймать парень.

— Если бы я признавалась в любви, ты бы не пылал праведным гневом.

— Смотря какими словами признаваться, — Ричард не удержался от смешка и широкой улыбки, и я поняла, что буря миновала.

Уж не знаю, что такого было в письме, если парень успокоился после уверения в том, что я ничего не помню. Это даже... интригует. Я бросила на Уилкенса оценивающий взгляд, прикидывая, с какой стороны сделать заход.

— Я покажу тебе письмо после свидания, — совершенно спокойно произнес Ричард. Даже бровью не повел, будто легко разгадал мой взгляд.

— Какого свидания?!

— После поездки в столицу, — произнес он. — Считай, что это плата за информацию. Но вообще, похмелье плохо на тебя влияет.

Я уже хотела ответить что-то едкое и ехидное, как мне пришел новый вестник. В этот раз от Морэна — его письма я тоже научилась определять по внешнему виду.

И мало того что вестник пришел, так он еще начал вибрировать и издавать странные, нарастающие с каждой секундой квакающие звуки. Морэн явно хотел, чтобы я не откладывала объяснения с ним в долгий ящик.

С тяжелым вздохом под сочувствующими взглядами друзей я все же решила прочитать текст.

— От бабушки? — зловещим шепотом, будто графиня Роунвесская стояла у меня за спиной, поинтересовалась Нира.

«Жду у входа. Поторопись. М.»

М-м-м, какой лаконичный.

— Давайте встретимся в комнате редколлегии через час, — упавшим голосом произнесла я. — Постараюсь побыстрее.

И, чтобы избежать лишних вопросов, встала и направилась к выходу. Голова кружилась, меня мутило, но в то же время я по-садистски наслаждалась уроком, что преподнесла сама себе. Стоит давать себе разгрузочные дни, для того чтобы понимать, зачем жить совершенно другой жизнью.

Морэн стоял у входа, лениво переминаясь с ноги на ногу. В его руках был свежий номер «Хроник ВАКа», который мужчина с любопытством читал, жуя при этом яблоко. Его совершенно не волновала непогода, моросящий ледяной дождь и порывы ветра — Морэн выглядел так, будто искренне наслаждался ситуацией.

Стоило мне приблизиться и посильнее закутаться в пальто с меховой подкладкой, как он легким движением свернул газету и бросил на меня насмешливый взгляд.

— Как самочувствие? — как ни в чем не бывало поинтересовался мужчина.

— Ну-у-у, нормально, — неуверенно ответила я, толком не понимая, как себя вообще вести.

— У меня для тебя есть подарочек, — весело сообщил он и ловким движением достал из внутреннего кармана пальто два конверта. — Этот — мой.

Протянул руку, и я сразу же обратила внимание на то, что письмо запечатано.

— А этот... — Он показал мне и второй конверт. — Тот, что мне удалось перехватить, пока он не дошел до графини Роунвесской.

Я, словно детеныш куролиска, совершенно пустым взглядом уставилась на протянутые Морэном письма. Тот, что причитался Морэну Неррсу, — в левой ладони, а бабушкин — в правой. Тоже запечатанный. Даже моими чарами скрепленный.

— Перед тобой выбор, я прочитаю лишь одно письмо. Какое ты позволишь?

Думала я недолго.

— То, что предназначалось тебе.

— Молодец. То, что происходит внутри семьи, должно оставаться среди ее членов. Хвалю за верный выбор и поощряю возвратом сразу двух писем, — с наигранным пафосом произнес он, складывая конверты в стопку.

— А выбери я другой конверт? — спросила, но не спешила забирать этот внезапный подарок, чувствуя подвох.

— Я бы сказал что-то вроде: «Молодец, что бережешь чувства начальства», — и все равно отдал бы оба.

— То есть ты прочитал и то, и другое письмо? — с подозрением уточнила я.

— А ты сама как думаешь? — хитро улыбнулся Морэн.

Глава 14

Я ждала этого дня так же отчаянно, как и опасалась. Столица, дворец, встреча с королем, задание от Морэна — еще вчера все это казалось каким-то уж очень далёким планом, сегодня же я прижимала к себе небольшой женский чемоданчик, предназначенный для косметики. За спиной радостно порхал «Муи Крутон», выбравшийся из стен ВАКа чемодан каждой чешуйкой крыла обозначал, как рад этому факту.