На осколках разбитых надежд

— Не надо никому и ничего… я прошу вас, господин Ханке, — прошептала Лена, в отчаянии цепляясь за его руку. Она понимала, чем обернется для нее все произошедшее, если Иоганн решит вступиться за свою работницу. Если все откроется.

— Я не смог уговорить Аннегрит. Предупреждение останется, Воробушек, но я сумею защитить тебя, если вдруг ты получишь второе, обещаю. Я напишу Фалько, он все решит, — проговорил немец расстроенно, а потом вдруг разозлился. Даже хлопнул ладонью по ручке кресла. — Почему ты была одна? Где была Урсула? Клянусь, я выгоню ее вон! Она тоже виновата в этом!

Лена замотала головой как безумная, глядя на Иоганна широко распахнутыми глазами, и он попытался успокоить ее тут же, решив, что она переживает за Урсулу:

— Хорошо, не буду делать и это, — раздосадованно произнес Иоганн. — Пусть остается! Но Воробушек… Бог мой, Воробушек… Как же так?

Лена и сама хотела бы знать ответ на этот вопрос. Как же так? Как же так могло случиться? Вопросы, которые всегда задаются после того, как что-то произошло. И ответы на которые невозможно получить.

К счастью Лены, встревоженный Иоганн не стал ее долго удерживать, понимая, что ей как никогда нужно побыть наедине в эти минуты. Он отпустил ее к себе, наказав хорошенько отдохнуть, и отсыпал ей несколько таблеток из стеклянного пузырька, аккуратно положив те на ладонь девушки.

— Это веронал. Будешь принимать по одной таблетке каждый день. Они помогут заснуть и не думать ни о чем. Больше дать не могу, Воробушек, — произнес он, глядя ей прямо в глаза. — Иногда веронал может не только лечить… Но это не выход. Совсем не выход.

Иоганн ошибался на ее счет. Лена не смогла бы покончить с собой сейчас, какие отчаянные мысли ни лезли в голову. Потому что ей до боли хотелось жить. Это желание было сейчас не менее острым, чем тогда, в лесу. Она хотела снова увидеть Рихарда, коснуться его, спрятаться в его руках от всего плохого. Правда, возможно ли теперь?

Почему это случилось с ней? Чем она привлекла внимание этого шупо? Почему она?..

Лена смотрела, как падают на кафельный пол ванной комнаты одна за другой отрезанные пряди волос.

Она не меняла прическу с самого детства, только равняла кончики, так что коса отросла ниже талии. И сейчас, пока резала волосы, вспоминала, как мама или тетя Оля заплетали ей косы и укладывали короной на голове, приговаривая «длинная коса — девичья краса». А еще — толстую с руку косу, которой иногда несмело касался пальцами Котя, словно боялся обжечься. Лена вспоминала толстые пучки, которые закалывала так туго шпильками, что вечером болел затылок. Грим на лице и костюмы, превращавшие ее из обычной девушки в «нечто эфемерное и невыразимо прекрасное», как шутил ее партнер Паша. Вспоминала, как пропускал сквозь пальцы пряди ее волос Рихард. От последнего воспоминания почему-то хотелось выть в голос. Потому что не будет больше этого. Ни длинных волос, ни ласковых прикосновений.

Но все эти воспоминания затмевало одно. Самое последнее и яркое. Как сильная рука со сбитыми костяшками пальцев накручивала на ладонь толстую косу, и как прокуренный голос шептал в ухо: «Какие красивые у тебя волосы… какая мягкая кожа…»

— Что ты робишь, дура?!

Катерина появилась в ванной комнате так неожиданно, что Лена вздрогнула и едва не ткнула себе в шею ножницами. И словно от наваждения какого очнулась от этого крика. Что она действительно делает? Чем ей поможет это? Но если подумать хорошенько — не стало ее былой красоты, ее гордости — роскошной косы до талии. Волосы были обрезаны неровно. Она выглядела сейчас очень странно с огромными глазами и обострившимися чертами лица.

— Зачем ты зробила это? — уже мягче произнесла Катерина и забрала ножницы из рук Лены на всякий случай. А потом вдруг стиснула Лену в крепком объятии своими сильными руками и держала, пока не почувствовала, что тело подруги хотя бы немного расслабилось. Пусть не было слез, но стало намного легче. И страх чуть ослабил хватку своих щупалец.

— Хочешь, я дапамогу. У меня есть час до вечоры, — предложила после Катерина. — Я не цырульник, але ровно отрезать смогу. Яшче немец твой не признает, коли приедет.

Лена хотела выглядеть некрасивой, обрезав косу, которой так гордилась раньше. Но получилось так, что новая прическа только подчеркнула черты ее лица.

— Вось! На бумажку накрутишь волосы, будешь як артистка, — улыбнулась ей Катя в отражении зеркала, когда закончила ровнять волосы Лены. А потом добавила, вмиг посерьезнев: — Тебя Войтек видеть хотел. Сходи до него, покуль немчура вечерает. А волосы собери и спали. Недобже волосы выбрасывать…

Войтек! Лена чуть ли не подпрыгнула на месте, впервые за все время вспомнив о поляке. Вот, кто ей нужен сейчас. Именно он.

Она быстро скрутила из волос узел, с острым сожалением отметив, каким тот стал небольшим, набросила на плечи кофту, но выйти никуда не успела. Только отворила дверь, как ее буквально сбил с ног в мощном порыве мужчина и прижал к себе в крепком объятии. На какие-то секунды Лене показалось, что это Рихард. Но тут же поняла, что это не он — не его руки, чужие. А потом и разум подсказал, что это поляк обнимает ее крепко. Потому поспешила отстраниться от него, уперев ладонь в грудь, когда он не пустил ее сразу от себя.

— Какая курва это сделала? — процедил сквозь зубы зло Войтек, больно цепляя ее подбородок, чтобы рассмотреть ссадины и синяк. — Тебя… тебя… Убью!

— Мне нужна твоя помощь, — прошептала Лена, ощущая, как садится голос, не давая ей произнести страшные слова. — Очень нужна. Этот… шупо… он мертв.

В голове тут же возникло воспоминание о том, с каким звуком опустился камень на голову немца. Лена тогда даже не поняла в первые минуты, что произошло, погруженная в странный туман шока и ужаса от происходящего. Просто раздался какой-то странный звук, а потом шупо отвлекся на кого-то в стороне, закричал зло, вскочив на ноги. Лена так и не разобрала слов. Пользуясь шансом, она постаралась отползти подальше от этого места и от шупо, прижимавшего к голове ладонь. Спастись от него. И только потом, набравшись смелости, оглянулась. Она заметила, что пальцы немца окрасились кровью, такой заметной на фоне короткого «ежика» его светлых волос. Слова, которые кричал немец, не сразу проникли в ее сознание, а словно по капле просачивались — по одному-два.

— Стервец… оторву… как еврей… сгноить, тварь…

— А вы… вы недостойны носить знак фюрера и нации! — выкрикнул тонкий голос, ломающийся от страха, и Лена перевела взгляд на его обладателя.

Маленький рыцарь Руди. Такой забавный в своей ярости. Словно коричневый воробей стоял смело перед вороном в серой форме.

— Маленькая паскуда! — шупо вдруг протянул руку, схватил Руди за ворот гитлерюгендской формы и стал трясти худенького мальчика как куклу. — Это ты позор нашей нации! За кого заступаешься? За русскую шлюху?