На осколках разбитых надежд

— Благодарю вас, — Рихард положил ладонь на руку Лены, лежащую на его согнутом локте. Словно ощутил, как ее снова начинает мутить при этих словах. — Мы завтра с Хеленой уезжаем из Орт-ауф-Заале.

— Быть может, тогда в ваш следующий отпуск, господин гауптман? — не унимался Лурман. — Я слышал, у вашей семьи здесь охотничья усадьба. Вы любите охоту? Мы с сослуживцами частенько охотимся в местных лесах и будем рады разделить с вами это удоволь…

— Если не сложно, не могли бы вы подвезти старика до дома? — перебил вдруг к Лениной радости эсэсовца отец Леонард, с кряхтением поднимаясь на ноги. Было заметно, что ему сложно стоять на больной ноге, и Рихард тут же шагнул к нему, подставляя плечо, чтобы довести до «опеля», припаркованного совсем не близко к этому месту.

Счет им принесли быстро, и передала его сама Берта вместе с бутылкой вина, которое достала откуда-то глубины стойки.

— Я давно не видела таких чувств, — улыбнулась она и проговорила заговорщицки. — Откройте эту бутылку завтра, когда будете отмечать особый момент. Чтобы у господина Ритца остались незабываемые воспоминания для моментов отдыха на фронте.

Рихард не стал долго отказываться от подарка, понимая, что обидит ее, но все же прибавил сверху к сумме счета, возмещая часть стоимости дорогого рейнского вина. И поблагодарил от души щедрую немку, заверив, что один из тостов будет непременно за здоровье и красоту Берты. Та довольно рассмеялась в ответ, польщенная его словами, отшутилась, чтобы он пил за красоту другой женщины завтра, а то еще получит на орехи. А потом вдруг склонилась к Лене и прошептала быстро ей в ухо:

— Держи крепко господина барона, милая, раз заполучила. Он и раньше был бы нарасхват, а сейчас в дефицит мужиков — тем более будет, — а потом добавила уже совсем другим тоном, вмиг теряя веселость при воспоминании о войне: — Да сохранит его Господь живым и невредимым!

Домик отца Леонарда стоял прямо на краю городка. Лена еще подумала, глядя на то, с каким озабоченным видом растирает священник поврежденную когда-то ногу, как же он добирается сюда их храма в конце дня при своей хромоте. Когда Рихард вышел из машины, чтобы проводить священника до порога дома, тот вдруг перегнулся с заднего сидения и положил ладонь на плечо Лены.

— Я обвенчаю вас завтра, — проговорил он быстро, воскрешая в памяти Лены разговор в церкви и ее тяжелые мысли. — При условии, что ты примешь Христа, Хелена. Иначе не смогу. Так и скажу Рихарду. Спокойной ночи тебе!

Лена совсем забыла в последние часы о том разговоре в храме и о планах Рихарда. За вечер произошло столько всего! И вот последними словами священник снова воскресил страх ожидания той минуты, когда Рихард решит рассказать о том, зачем на самом деле он привез ее сюда, в Орт-ауф-Заале. Она никак не могла предугадать, какими станут их отношения после этого разговора. И ей не хотелось, чтобы этот момент наставал. Лена не могла объяснить своей странной уверенности, что это был последний вечер, когда она была так счастлива с ним.

— Это был интересный вечер, — сказала Лена, едва Рихард занял место водителя и завел мотор. Он улыбнулся ей и погладил тыльной стороной руки ее щеку.

— Я рад, что тебе понравилось.

— Не ожидала, что ты танцуешь, — продолжила она, опасаясь, что он вот-вот озвучит свои намерения. — Это было действительно весело. А почему пели о петухах во время шту… шуп?..

— Шупплатера? — подсказал ей Рихард. — Тебе ничего не напоминали эти движения? Говорят, что танец родился, когда кто-то подглядел игры глухарей в брачный период. Ну, знаешь, самцы начинают танцевать перед самками, чтобы она выбрала его и ответила на ухаживание. А после шупплатера обычно танцуют лендлер у нас в горах. Это как ответ, что девушка согласна принять его. Иногда лендлер даже называют «танцем сватовства».

Он немного помолчал, а потом продолжил, сосредоточенно глядя на темную дорогу, освещенную скудным светом фар:

— Мне очень жаль, что вечер закончился именно так. Я не знал, что здесь где-то в окрестностях теперь, видимо, лагерь принудительных работ. За четыре года, как оказалось, многое поменялось.

Лагерь принудительных работ.

Лена не могла не усмехнуться горько при этих словах. Почему немцы до сих пор прикрывают ужасы, которые творят, красивыми словами? Почему не назвать прямо — лагерь смерти?

— Ты сам говорил — забыть на два дня о войне, — напомнила Лена, не глядя на него. Но как можно было не вспоминать о ней, когда она сама следовала за ними невидимой тенью, постоянно вставая между ними?

Пока ехали до самой усадьбы, молчали, словно не знали, что можно сказать друг другу, а о чем нужно промолчать. Так же молча вышли из автомобиля и поднялись по крыльцо. Рихард долго возился с ключами, пытаясь найти тот самый, что открывал бы входную дверь, и только спустя несколько минут сумел его обнаружить на связке, спрятав под мышкой бутылку вина. Лена только потом подумала, что, наверное, надо было взять у него эту ношу, но было слишком поздно. Бутылка выскользнула из-под его руки и упала, разлетевшись на десятки осколков.

— Твою мать! — вырвалось у Рихарда. Его реакция была лучше, чем у Лены — когда разбилась бутылка, а ее содержимое расплескалось вокруг, он успел отскочить в сторону, спасая форменные брюки и мундир. Лене же достались только редкие капли, блестевшие сейчас на носах ее туфель.

— Я неуклюжий идиот, — констатировал Рихард, огорченно глядя на осколки стекла. Лена с трудом сдержалась, чтобы не утешить его. «Не переживай насчет вина», могла бы сказать она. У них ведь все равно не было бы повода выпить ее завтра. Лена разгадала, на что намекает Берта, видимо, успевшая переговорить с отцом Леонардом.

Но вместо этого она шагнула к нему и, охватив ладонями его лицо, поднявшись на цыпочки, поцеловала его в губы. Так, как хотела сделать на протяжении всего вечера. Страстно и в то же время нежно. С огромной благодарностью за все, что он делал для нее. Сегодня и всегда.

Она любила его безумно. До умопомрачения. До готовности жертвовать своим будущим счастьем.

Она любила его.

Рихард с такой страстью перехватил инициативу на себя, что Лена даже не поняла, как и когда он перенес ее в дом. Для нее во всем мире существовал только он один, а остальное… остальное будет завтра.

Это случилось совсем не так, как она ожидала. Она десятки раз представляла мысленно, как он сделает ей предложение, но никогда бы не подумала, что это случится именно так. Наверное, поэтому совсем не была готова…

Рихард проснулся первым. Сидел на балконе и пил кофе, наслаждаясь невероятным видом на горы и реку Заале, который открывался со второго этажа дома. Она невольно залюбовалась им, задержавшись на пороге. Растрепанные светлые волосы, широкие плечи, крепкие руки, которые вчера делали такие вещи, что она краснела невольно, вспоминая.

— А ты, оказывается, соня, — произнес он насмешливо, когда Лена вышла к нему, завернувшись в одеяло. — Уже почти девять. Нужно поторопиться, чтобы выехать вовремя.

— Торопиться? До Розенбурга около двух часов езды, — поддразнила его Лена, вытягивая ногу и касаясь пальцами его руки, лежащей на подлокотнике кресла. — Иначе мы вернемся прямо при свете дня…

— Иди сюда, мое сердце, — протянул ей руку Рихард, и Лена вложила в нее свою ладонь. Он потянул ее к себе и усадил на колени, осторожно поправив одеяло, соскользнувшее с ее плеча. — Я бы предложил тебе кофе, но ты не особо жалуешь его.