На осколках разбитых надежд

А Лена бегом направилась в кухню, чтобы передать приказ баронессы и поспешила обратно, к гостиной. Сейчас ей хотелось быть именно там. И было совершенно безразлично, что ее накажут за подобное ослушание после.

Это ничего не значит. Как заклинание. Словно эти слова могли повернуть время вспять и не дать случиться необратимому. И впервые в жизни Лена вдруг пожалела, что не верит в Бога, как Катя. Быть может, она тогда могла бы обратиться к нему и попросить?.. Быть может, он услышал бы ее, и все было бы иначе.

Голоса Лена услышала за несколько шагов до двери гостиной. Офицеры поприветствовали баронессу резкими кивками, выпрямив спину и щелкнув каблуками. Как поняла Лена из короткого разговора, они давно воевали с Рихардом в одной эскадрилье, теперь базирующейся в Италии, и были знакомы с баронессой. Та в ответ мягко и с теплотой спросила о здоровье и о службе, осведомилась о том, как офицеры добирались до Розенбурга, и не потревожила ли их недавняя бомбардировка путей около Веймара. Обмен любезностями, который первым прервал темноволосый летчик.

— Госпожа фон Ренбек, мне горько и приносить такие вести в ваш дом, — проговорил он тихо и твердо. — Вы знаете, как нам дорог Рихард, как давно он служит вместе с нами. Мы не сообщали вам раньше, потому что до последнего надеялись на иной исход. Ровно восемь дней назад во время очередного вылета несколько самолетов не вернулось на базу. Машина Рихарда была из их числа. Один из курсирующих в море катеров союзника нашел обломки с номером и его планшет с личными вещами.

Лена не понимала некоторых слов. Немец, судя по всему, был уроженцем Австрии, потому что речь отличалась от той, к которой она привыкла в этой местности. Самолет сбили, это она уловила из речи летчика, но что случилось с Рихардом? Он серьезно ранен? Лена подумала, что лицо баронессы подскажет ей без слов, что происходит, потому сделала еще шаг к двери, чтобы видеть хозяйку Розенбурга.

— Что с Рихардом, Штрайден? — произнесла нетерпеливо баронесса, совершенно невозмутимая на вид. — Он серьезно ранен?

— Мы провели поиски, насколько это было возможно в настоящей ситуации. Никаких следов, кроме обломков машины и личных вещей.

— Это ничего не значит! — возразила баронесса, и Лена даже вздрогнула, когда услышала эти слова. Словно та вдруг услышала недавнюю немую мольбу Лены. — Это ровным счетом ничего не значит! Ты же знаешь, Штрайден, Рихарда. Знаешь, какой он опытный летчик! И знаешь, из каких невероятных ситуаций он выходил победителем. Я уверена, что ему удалось и на этот раз. Вы просто должны были искать лучше!

— Я понимаю ваши чувства, фрау фон Ренбек, — спокойно произнес летчик в ответ, делая вид, что не услышал резкого и холодного тона своей собеседницы. — Поверьте, было сделано все, что возможно. Рихард был не единственным, кто не вернулся в тот день. Перед тем, как мы покинули Сицилию, мы получили известие о том, что в госпиталь привезли летчика, которого подобрали в Средиземном море в тяжелом состоянии. Мы ждали только одного, чтобы понять, кто именно из наших товарищей находится там. Мне жаль вам говорить, но это не Рихард.

— Откуда вы знаете? — резко бросила в ответ мать Рихарда. — Если этот летчик в тяжелом состоянии, то вполне вероятно вряд ли сам назвал свое имя.

— На надувной лодке значилось имя Герхарда Нойера. И именно это имя раненый написал, когда пришел в себя. Мне жаль, фрау фон Ренбек…

В голосе летчика без труда читалось сочувствие. Лена так волновалась, что понимала их разговор через слово. Но самое главное — самое ужасное! — она все же поняла. По тону летчика, по чуть дернувшемуся уголку губ баронессы и по тому ужасу, который на миг мелькнул в глазах матери Рихарда. И словно холодной рукой кто-то сжал сердце Лены в кулаке, причиняя невыносимую боль. Ей пришлось даже сжать с силой руки, впиваясь ногтями в кожу, чтобы другая, физическая боль не дала выдать свои чувства сейчас и позволила сохранить остатки былого хладнокровия. Под стать баронессе, которая быстро пришла в себя, снова становясь привычно равнодушно-вежливой.

— Если вы хотите принести соболезнования, то оставьте их при себе, Штрайден, — произнесла баронесса холодно и отстраненно. — Мой сын не погиб. Пока вы не привезете в этот дом его тело, я никогда не поверю в это. Неудивительно, что вы до сих пор не нашли его, раз доверили это дело итальянцам. В такой-то неразберихе, что творится на Сицилии!..

Видимо, немец не в первый раз был участником подобного разговора, потому что он даже бровью не повел в ответ. Он чуть склонил голову, словно разглядывал носки своих сапог, а потом проговорил твердо:

— Мы бы хотели написать несколько слов от лица нашей эскадрильи в «Фолькишер беобахтер»…

— Я запрещаю вам делать это! — резко произнесла баронесса. Лена заметила, как обострились ее скулы, когда она сжала челюсти чуть сильнее обычного. Невозмутимая на вид, но с огромной бурей чувств внутри.

— Рихард заслуживает…

— …чтобы его не хоронили раньше срока! Надеюсь, госпиталь, в котором разместили этого летчика, эвакуировали с острова? Сообщите мне, пожалуйста, когда это произойдет. Неважно — будет ли он базироваться во Франции или в Германии. Я приеду куда угодно.

— Я видел, как горел Рихард, фрау фон Ренбек, — вдруг присоединился к разговору светловолосый летчик. Его голос был тих и печален. — И видел, как он упал в море. Поверьте, фрау фон Ренбек, практически невозможно выжить при таком ударе о воду. Потеря сознания или перелом позвоночника, и…

— Не стоит продолжать, лейтенант! — прервала его баронесса. Лена заметила, что эти слова пробили броню ее уверенности. Чуть дрогнули руки, которые она судорожно сжала, чтобы скрыть это волнение. — Я уже сказала вам все, что хотела. Вы полагаю — тоже.

— Мы привезли личные вещи Рихарда для вас, — проговорил Штрайден после того, как оба летчика кивнули в знак согласия с баронессой. Он показал на коробку и на саквояж, который стоял у его ног. Лена узнала сумку в тот же миг, и кольцо хватки на ее сердце только усилилось. Это был саквояж Рихарда.

— Лена! — окликнула ее вдруг баронесса, и Лене пришлось собрать все силы, чтобы сделать несколько шагов и войти в комнату под взгляды, устремленные на нее. — Отдайте Лене то, что привезли. Она позаботится о том, чтобы Рихард нашел их по возвращении. Благодарю, что позаботились об этом.

— Есть еще кое-что, — сказал Штрайден. — Письма. Рихард не сохранил ни одного конверта, и мы не знаем адреса девушки. Нужно сообщить ей о гибели… о том, что произошло…

Лена сбилась с шага при этих словах, чуть помедлила, когда направлялась к темноволосому летчику, чтобы принять вещи Рихарда из его рук. Она знала слово «гибель», и сейчас оно словно запечатало ее сомнения о том, что она недостаточно хорошо понимает немецкий язык. В горле тут же застрял комок, мешая дышать. Его можно либо выплакать, либо выпустить из себя вместе с криком. Но у нее не было ни малейшего права на скорбь сейчас. И только и оставалось, что держать на лице маску хладнокровия, когда чувствовала себя так, будто она шла по битому стеклу сейчас.