На осколках разбитых надежд

— Оставь это и следуй за мной, — приказала она, и Лена опустила тарелку на самое дно тазика с мыльным раствором. Вытерла насухо красные от кипятка руки и спешно поправила сбившуюся косынку, зная, как придирчива хозяйка к внешнему виду.

Баронесса по-прежнему сидела в кресле на балконе. Лене показалось, что сейчас, когда солнечные лучи падают прямо на ее лицо, мать Рихарда выглядит какой-то бледной и измученной. А потом она расслышала шаги прислуги и вмиг приняла привычно равнодушно-холодный вид.

— Знаешь, зачем приезжал оберштурмбаннфюрер? — обратилась она к Лене и, не получив ответа после минутного молчания, продолжила, подав знак Биргит, стоявшей за спиной девушки, чтобы она не вмешивалась. — У него с собой были бумаги из арбайтсамта. Он хотел забрать тебя с собой, потому что знал тебя по Минску честной и работящей девушкой. И он был очень раздосадован, узнав, что ты беременна. Это правда?

Биргит за ее спиной потрясенно ахнула, а потом заговорила быстро и сбивчиво:

— Госпожа, я клянусь… госпожа, я слежу за ними… Мой Бог, какой позор!

— Я спросила Лену, Биргит, — произнесла холодно баронесса, не отрывая взгляда от лица Лены. — И я хочу получить честный ответ, чтобы понять, как мне следует поступить дальше.

Зачем Ротбауэр рассказал баронессе о беременности? Неужели именно в этом и заключалась его месть за то, что она предала его Минске? И еще множество вопросов без ответа, которые мелькали в голове, но которые нужно было пока забыть. Ведь главное для Лены было понять, что ей ответить баронессе. Ей казалось, что все случится совсем иначе, когда ей придется открыться. Лена знала, что в сентябре, когда живот уже невозможно будет скрывать от постороннего взгляда, после прохождения курса необходимых процедур возвращается в Розенбург Иоганн, и рассчитывала на его заступничество. Знала в глубине души, что пожилой немец не даст ее в обиду, особенно если узнает о том, что отец ребенка — его племянник. Для него расовые различия были не так важны, как понимала Лена, и был пусть и маленький, но шанс, что Иоганн станет спасением для нее и ребенка.

Но сейчас она была одна перед лицом баронессы, которая, напряженно сжав подлокотники кресла, ждала ее ответа.

— Как долго ты беременна? — произнесла хозяйка Розенбурга, поняв, что ответа может так и не дождаться. Затянувшееся молчание было ей верно истолковано, как подтверждение заданному вопросу. — И кто отец этого ребенка? Он может жениться на тебе? Если этот человек заявит свои права на ребенка, я позволю ему вступить с тобой в брак. Если он не захочет, я поговорю с его хозяином и заставлю его.

— Отвечай, госпоже баронессе! — больно ткнула в спину Лены Биргит. — Отвечай же, русская дрянь!

Почему ты не рядом со мной? Почему ты оставил меня одну? Я не знаю, что мне делать. Солгать ли, что я не знаю, кто отец ребенка? Придумать насилие? Но Биргит знает, что я почти не выходила из замка в последние месяцы… Сказать ли правду? Как поступит твоя мать, Рихард? Будет ли рада, что у нее осталось хоть что-то от тебя? Несмотря на то, что в этом ребенке будет течь и славянская кровь. Что мне делать, Ритц? Что мне делать?..

Бесполезно было ждать какого-либо знака. Если Рихард мертв, если он остался на небе, то едва ли мог помочь ей в этой ситуации.

Я видел, как Рихард горел…

— Этот ребенок… — начала Лена, глядя в холодные глаза баронессы, которая пристально смотрела на нее. — Я не могу выйти замуж за его отца. Потому что он не ост-работник. Отец этого ребенка — немец. И он… он мертв.

— Какой немец будет путаться с русской дрянью? — зло прошипела за ее спиной Биргит, но знак баронессы заставил ее умолкнуть. — Да и кто тут мог быть, чтобы сделать ей ребенка?

— Продолжай, — мать Рихарда не отрывала взгляда от лица Лены, и подобное внимание показалось ей хорошим знаком.

— Отец этого ребенка — Рихард… — будто в ледяную воду с головой шагнула, решившись произнести правду.

Глава 33

— Рихард?! — сдавленно ахнула Биргит.

А баронесса резко выпрямилась в кресле, дернув головой, словно получила невидимую пощечину, но взгляда от Лены не отвела. Она заметно побледнела, и только румяна алели на ее скулах яркими пятнами.

— Не слушайте ее, моя госпожа! Все знают, что русские лживые твари, — затараторила Биргит. — Она знает, что наш господин… что с ним такая беда, вот и пользуется этим. Знает, что вы оставите… Это ребенок того проклятого поляка! С ним она путалась!

Баронесса подняла руку, прерывая этот поток слов, и Биргит снова пришлось умолкнуть.

— Это… это правда, — несмело произнесла Лена. — Я и Рихард… Все началось на этот Новый год, во время его отпуска…

И замолчала, не зная, как ей следует рассказать обо всем сейчас — с деталями или скупо, только основные факты.

— Ручаюсь, если правда, то это она залезла в постель господина барона! — влезла тут же из-за ее спины Биргит. Лена не могла не смутиться под прямым взглядом баронессы при воспоминании, что она когда-то сама пришла в спальню Рихарда. — Всем известно, что русские те еще…

Она осеклась, когда баронесса резко оборвала ее: «Биргит!»

— Расскажи мне, кто-то видел вас? — обратилась она потом к Лене, по-прежнему без единой эмоции на лице. — Кто-то может подтвердить твои слова? Кто-то знает о ваших… отношениях?

— Руди, — ответила Лена, решив умолчать о Катерине. Все равно словам подруги мало бы было веры со стороны немцев, и еще не до конца было ясно, чем все это обернется. — Мы обменивались письмами. Мы начали писать друг другу сразу же после того, как Рихард уехал на Восточный фронт. Руди носил мои письма на почту и отсылал. А когда получал ответ, приносил мне в Розенбург. Руди был нашим посредником… и когда я узнала, что ношу ребенка Рихарда…

Лена не могла не обернуться на Биргит при этих словах, пытаясь взглядом выразить свое сожаление смерти мальчика пару недель назад. Ее до сих пор мучили сожаления, что она отправила его в город в тот день. А теперь, когда она знала, что все ее письма были перехвачены, жалела вдвойне, понимая, что смерть Руди была совершенно бессмысленна. Ответный взгляд Биргит, сопоставившей факты, был полон такой ненависти, что Лене стало не по себе. Было видно, что немка с трудом сдерживается, чтобы не ударить ее.

— Руди мертв, и он не может подтвердить твоих слов, — продолжила баронесса. — Чем еще ты можешь доказать истинность своих слов?

Лена с трудом отвернулась от Биргит и опустила руки в карманы фартука, чтобы скрыть свою нервозность от цепкого взгляда баронессы. И неожиданно нащупала фигурку балерины, которую все время носила с собой.

— Я покажу вам его письма. У меня сохранились его письма с фронта.

Баронесса кивнула, словно соглашаясь с ее доводами и задумалась на некоторое время. Это удивило Лену, полагавшую, что хозяйка Розенбурга пошлет ее тотчас же за этими письмами.