На осколках разбитых надежд
Шрифт:
— Если вы писали друг другу, что написал тебе Рихард, в ответ на новость о твоей беременности? — спросила баронесса, и Лена почувствовала, как медленно с ее лица уходят краски. Понимала, что невольно подставляет себя под подозрения, но ничего не могла с этим поделать.
— Мы… Рихард… Я… — смешалась Лена.
— Не называй его так, — проговорила глухо баронесса, обрывая ее, и Лена взглянула на хозяйку. — Не называй его по имени! Господин барон. Пока все не выяснено до конца, он для тебя «господин барон».
Барон фон Ренбек! Я — гауптман люфтваффе. Я служу великой Германии, маленькая русская, если ты вдруг забыла…
При воспоминании об этих словах ее вдруг захлестнуло волной отчаяния. Он так и не написал
— Я не могу поверить, что мой сын пошел на расовое преступление, — сказала баронесса тихо. — Но даже если он взял тебя в свою постель, я думаю, им двигало вовсе не сердце.
— Я докажу вам… — голос Лены сорвался в волнении, когда баронесса поднялась из кресла. Высокая и статная, она подошла к Лене и заглянула прямо в глаза сверху вниз, поджав губы в тонкую линию. Потом обошла ее и направилась в комнату без лишних слов, задержавшись у выхода с балкона. Весь ее вид так и говорил: «Что же ты мешкаешь, заставляя меня ждать?».
В холле их встретила Биргит, за спиной которой стоял Петер. Лена похолодела, когда заметила, с каким выражением злорадства смотрит на нее латыш. Баронесса же прошла мимо слуг, даже не повернув головы в их сторону. Она величаво поднималась по лестнице впереди всех, но только до этажа прислуги, где уступила место Биргит.
— Прошу сюда, моя госпожа, — распахнула дверь в спальню девушек домоправительница и отступила к окну, скрестив руки на груди. Баронесса пропустила вперед Лену, а сама встала на пороге. Петер остался в коридоре, наблюдая за всем происходящим в комнате через плечо.
Под кроватью. Вторая доска от плинтуса. Отодвинуть в сторону и нащупать пальцами… пустоту. И снова — пересчитать половые доски, подцепить вторую от плинтуса, наткнуться на пустоту.
Ни стопки писем, ни книг, которые когда-то Лене отдал Рихард, не было. Ее тайник был пуст. Сначала ей даже показалось, что она ошибочно привела сюда баронессу, ведь когда-то во время обыска Рихард уносил в свою комнату и запрещенные книги, и доказательства их связи. Но потом тут же вспомнила, что сама же вернула все сюда, под доску пола, чтобы надежно укрыть от чужих глаз. Значит, все. Значит конец…
— Я вам говорила, моя госпожа, что она врет! — торжествующе воскликнула Биргит, когда заметила потерянное лицо Лены. — Она вас обманула! Прижила от поляка, а сваливает все на нашего господина Ритца! Лена обернулась на баронессу, стоящую на пороге комнаты и глядящую на нее со странным выражением в глазах.
— Я клянусь вам, — проговорила Лена, пытаясь убедить ее в своей правоте. — Чем хотите, могу поклясться, что я говорю правду. Знаете, почему вам рассказал о моей беременности оберштурмбаннфюрер? Из мести. У него были свои причины на то, чтобы отомстить мне, чтобы я страдала, чтобы, возможно, меня повесили как преступницу. Но я вам клянусь, этот ребенок — от Рихарда. Он ваш внук или внучка. Пожалуйста, дайте ему шанс. Пусть он родится, и вы сами увидите, как он похож на Рихарда. И тогда я готова на любое наказание… тогда вы можете выслать меня из дома или отправить в лагерь за расовое преступление, если пожелаете. Но только дайте шанс этому ребенку, я прошу вас. Ведь это последнее, что осталось от Рихарда…
Лене было больше нечего терять, поэтому она решила рискнуть всем, не осмелившись только назвать истинных причин, по которым Ротбауэр желал ей смерти. Она надеялась, что ее отчаянные слова все же найдут путь к сердцу баронессы, которая сама была матерью и потеряла своего единственного ребенка. Разве не утешением для нее будет дитя ее погибшего сына? Ей казалось, что она заставила баронессу сомневаться своими словами и лишила на какие-то секунды привычного равновесия. Та даже в волнении схватилась за нить жемчуга у себя на груди. Но ей это только казалось…
— Русское отродье не может быть моим внуком, — проговорила баронесса холодно и отступила в сторону,
пропуская в комнату Петера. Тот сразу же шагнул к Лене, чтобы схватить ее, и она отшатнулась в сторону от его хватки. Но места для маневров в узкой комнате почти не было, да и Биргит толкнула прямо в руки Петера, который быстро схватил ее к себе спиной, прижимая локти к телу и мешая тем сопротивляться. Она пыталась дергаться в его руках, но латыш был слишком силен, только сдавил ее сильнее, вызывая острую боль в ребрах и заставляя обмякнуть из-за нехватки воздуха в груди. Но голос баронессы понимала отчетливо, пока висела сломанной куклой в хватке Петера, и приходила в ужас от каждого слова в коротком разговоре хозяйки Розенбурга и экономки:— Биргит, отправь кого-нибудь в полицию и сообщи, что одна из наших работниц беременна. Пусть они примут все надлежащие меры.
— По закону нужно обратиться в гестапо, — поспешила напомнить экономка, а потом осеклась, видимо, под острым взглядом баронессы.
— Ты заявишь полиции, что ребенок от цивильарбайтера, — ледяным голосом сказала баронесса. — И что в услугах работницы мы больше не нуждаемся. Пусть передадут ее позднее в арбайтсамт для решения дальнейшей судьбы. Я разрешаю подписывать все бумаги от моего имени, но помни — ребенок от цивильарбайтера! Не полукровка! Чтобы даже имени Рихарда не упоминали нигде! Я знаю, ты хочешь ее крови из-за Руди, но не приведи Господь тебе ослушаться меня!
Когда Петер вытащил Лену в коридор, они на мгновение встретились взглядами с баронессой, и она попробовала сделать последнюю попытку убедить ее не отдавать ее полиции. Но с распахнутых губ не сорвалось ни слова, кроме какого-то писка, когда латыш еще сильнее надавил на грудь. Момент был упущен.
До приезда полиции Лену заперли в погребе. Петер столкнул ее с середины лестницы, и она упала на каменный пол, больно ударившись коленями и содрав кожу с ладоней. Лена то металась по периметру погреба в поисках выхода из своего положения, то колотила в дверь в отчаянии, словно это могло принести ей спасение. Наверное, надо было что-то придумать… Найти хоть что-нибудь для спасения. Но она понимала всю бессмысленность сопротивления сейчас, когда она заперта в четырех стенах, и ее легко застрелить. Быть может, позднее, когда ее выведут из замка? Можно побежать изо всех сил в сторону высоких кустов сирени и дальше — через парк… Хотя бы это. Только бы это!..
Лена решила не сопротивляться, усыпив бдительность немцев своей покорностью, когда за ней спустились в погреб полицейские и, взяв под руки, потащили с собой. Сначала вверх по лестнице, потом через кухню и черный ход, огибая крыло замка, на площадку перед домом, где их ждал грузовик под грязным от пыли тентом. Она специально не смотрела по сторонам, боясь встретиться взглядом с Катериной и потерять решимость, снова упасть в состояние дикого страха.
Один из конвоиров ослабил хватку на ее локте всего на пару минут, но и этих минут было ей достаточно. Лена вырвала руку из его пальцев, одновременно ударив ступней изо всех сил по ноге второго конвоира, и рванулась с места под женские крики (кажется, это были Айке и Катерина). Правда, убежать далеко не успела. Ее быстро нагнали и сбили с ног ударом приклада в спину, отчего она упала навзничь и проехалась по гравию площадки, расцарапывая в кровь ладони и кожу лица.
— Русская сука! — ударил по лицу один из немцев, и она снова упала на гравий. Не тот, которому Лена ушибла колено, другой. Тот только-только подходил к ним, прихрамывая. Хорошо, что от этого удара по лицу только лопнула внутренняя сторона губы, а все зубы остались на месте. Странная мысль в ее положении, мелькнуло в голове, и она истерически рассмеялась. Оба полицейских легко подняли Лену и швырнули в кузов грузовика. Во время падения у нее оторвалась лямка фартука и карман — висели лоскутами грязной ткани. И в голове Лены почему-то все крутилось и крутилось, что фартук теперь не починить, потому что карман оторвался, как говорится «с мясом». Да еще и заляпан пятнами крови, которая все капала и капала из ее разбитого рта.