На осколках разбитых надежд

— И что ты ответил? — встревожилась Кристль тут же.

— Что Лене, наша скромница, боится увидеть что-то лишнее, вот что! — заявил Людо и хлопнул по колену, заливаясь смехом от своей шутки. Кристль только укоризненно покачала головой и махнула смущенной Лене, мол, иди смело да не бери в голову слова Людвига.

Лена не сразу поняла, что в сарае кто-то есть. Позднее она сама удивлялась своей невнимательности. Но в момент, когда девушка распахнула дверь дровяного сарая, в голове не было даже отголоска мысли, что внутри ее может поджидать опасность.

Глава 44

Наверное, она слишком торопилась проскочить через задний двор в темноте вечера, чтобы поскорее спрятаться от взгляда соседей, которые, как выяснилось, внимательно следили за всем, что могло бы показаться подозрительным. Это было неудивительно. Все чаще в газетах печатали сообщения о шпионах томми, которые прятались под личиной обычных граждан рейха, чтобы потом во время налетов сигналами показывать точки сброса бомб на немецкие города. Налеты за последнее время участились настолько, что немцы, не ожидавшие никак подобного на своей земле, были на взводе. Порой полиции и солдатам приходилось в буквальном смысле отбивать английских и американских летчиков, которым не посчастливилось быть сбитыми в небе над Германией, чтобы сохранить тем жизнь. И те уже знали, что им следует прятаться от местного населения, иначе вместо плена их ждала смерть.

А плен для британцев и американцев был совсем не таким, какой был у советских военнопленных. Лена видела своими глазами разницу, ведь рядом с Дрезденом располагались несколько лагерей для них. Часто встречала их в городе на работах или по пути на заводы, где они трудились как подневольные рабочие. Британцы и американцы выглядели вполне здоровыми и сытыми, и пусть на их лицах порой мелькали следы побоев, они не были такими изможденными и больными, как советские пленные. Форма на них всегда была чистой, волосы аккуратно зачесаны. Они позволяли себе с явным интересом разглядывать проходящих мимо немок, коллег Лены, возвращающихся в редакцию с обеда. А однажды кто-то из них даже бросил немкам маленькую плитку шоколада, которую ловко поймала Ильзе, звонко рассмеявшись под неодобрительным взглядом одного из конвоиров пленных, пожилого унтер-фельдфебеля. Лену тогда так поразил этот контраст между содержанием пленных, когда она увидела пленных англичан на улицах Дрездена, что она несколько раз сделала ошибки во время работы после в течение дня.

У советских пленных не было возможности часто мыться или стирать выцветшую одежду. Поэтому от них с ужасом шарахались чистоплотные немцы, когда встречали колонну заключенных на улице, как недавно это случилось во Фрайтале. Неудивительно, что советских пленных считали «красными варварами», которые не умеют даже следить за собой в отличие от англичан или американцев. Особенно тех, кто не был похож чертами лица или цветом волос на славян — грузин, казахов, узбеков и других народностей.

Именно по запаху, такому уловимому в свежести прохладного вечера на фоне аромата опавших листьев, и определила Лена соседство чужих людей в сарае, когда набирала дрова, чтобы отнести к тележке, стоящей во дворе. Она резко выпрямилась, с грохотом роняя поленья, и хотела уже развернуться, чтобы лицом встретить опасность, как ее шею обхватили в тугой захват, давящий на горло и мешающий дышать. Лена пыталась сбросить с себя эту руку, чувствуя, что вот-вот лишится сознания, а то и вовсе — жизни. Забила ногой с силой по голеням того, кто прижимал ее к своему телу в этом страшном захвате.

— Аккуратнее! Не убей только! — воскликнул чей-то хриплый голос на русском языке, но ему тут же возразил другой, в котором так и звенела злость:

— Души ее, суку! Сдаст же!

«Свои!» — мелькнуло страшное осознание в голове Лены. И она стала хрипеть, пытаясь выдавить хотя бы еле уловимое в этом хрипе: «Не надо!.. Пожалуйста…», чувствуя, как постепенно темнеет в глазах, а сознание ускользает по мере недостатка воздуха. Неожиданно раздался короткий приказ: «Отставить!», и рука ослабила хватку, позволяя ей сделать вдох, а потом другой и третий, наполняя легкие в полной мере. Но девушку по-прежнему удерживали в тугом обхвате, не позволяя шевелиться. А когда ясное сознание вернулось к Лене, из темноты сарая на нее обрушился с вопросами голос, который она услышала первым несколько минут назад.

— Можешь говорить на русском? Кто ты такая? Что делаешь здесь?

Объяснить своему невидимому собеседнику (а по сути — нескольким, ведь Лена угадывала, что за ее спиной гораздо больше теней, помимо ее пленителя) вкратце правду о том, как она оказалась во Фрайтале, было сложно. Да и показалось опасным — непонятно, кто вообще скрывался в темноте сарая сейчас — то ли свои «советские», то ли кто-то еще русскоговорящий. Потому Лена избрала самый простой путь, который определила для себя в эти минуты. Поэтому она ответила, что она — остарбайтер, пригнанная в Германию более года назад.

— Работница! — с явным недоверием произнес третий голос, который Лена еще не слышала прежде. — Посмотри на ее туфли! Работницам хрен кто даст такую дорогую обувь. Это я точно могу сказать!

Туфли действительно были хорошими — из крашенной в яркий красный цвет кожи, с блестящими пряжками на застежках. У Лены никогда раньше не было таких туфель, потому она надевала их с огромным удовольствием и носила даже в доме, как приучила Кристль со временем, пряча их в ненастную погоду от грязи и дождевой воды за резиной удобных бот. Сейчас боты свалились с ног, видимо, во время ударов по голеням напавшего на нее мужчину, и в полумраке сарая застежки были ясно видны в свете луны, льющимся через дверную щель.

— Честное комсомольское… — начала Лена, но испугалась, когда рука, по-прежнему лежащая на ее шее, вдруг шевельнулась, чтобы надавить на ее горло с силой, как раньше, и замолчала. В панике ее мысли метались в голове, пытаясь найти те самые слова, которые помогут ей сейчас в сложившемся положении. А потом уцепилась за единственное, что показалось самым верным.

— Вы из лагеря угольной шахты? На станции грузите уголь? Я — Катя! Катя! — воскликнула в панике Лена, когда рука стала только усиливать захват при высказанном предположении о том, откуда бежали эти русские. Хватка чуть ослабла, но и этого хватило, чтобы Лена каким-то чудом вывернулась из-под руки и бросилась подальше от своего мучителя. Но только врезалась в темноте на другого мужчину, который сжал больно предплечья и тряхнул ее с силой.

— Докажи! — потребовал он зло, и Лена поняла, что потеряла своего защитника, узнав в этом голосе того, кто приказал сохранить ей жизнь. И она начала читать Пушкина, запинаясь от страха. Правда, совсем не те строки, которые ей пару недель назад, кто-то из пленных написал на обороте ее записки. Это были единственные слова, которые всплыли в голове через пелену паники:

— Товарищ, верь: взойдет она, звезда пленительного счастья…

Мужчина разжал руки, не стал ее удерживать, и Лена опустилась на колени на земляной холодный пол, с трудом борясь с истерикой, вдруг атаковавшей ее в этот момент.

— Я думал, ты другая, — произнес кто-то из темноты. Уже четвертый голос. Слабый и еле слышный, с короткими паузами между словами. — Не такая…

— Какая сейчас на хрен разница? Такая — не такая! — взорвался яростным шепотом третий голос. — Нам нужны бинты или что-нибудь для перевязки. Сможешь достать?

— Смогу, — тихо ответила Лена. Для того чтобы успокоиться ей пришлось с силой вонзить ногти в нежную кожу ладоней. Она обещала им помощь в самой первой записке. Время сдержать свое обещание пришло.

— Тогда давай! — ее обхватили за плечи чьи-то ладони и поставили на ноги. — Но если кому-то хоть слово!..

Лену не надо было предупреждать. Она бы и сама никого не выдала. Быстро, как только было можно, она пробежала в дом, чтобы в столовой достать с буфета коробку с лекарствами и перевязочными материалами, которые Людо держал в доме. А потом так же быстро бросилась вон из дома, радуясь, что «последняя перекличка» все еще идет, а значит, Гизбрехты еще заняты у радиоприемника. Русские все так же ждали ее в сарае и держались подальше от полосы света луны, льющейся в щель неприкрытой двери, и Лена могла разглядеть только темные силуэты. Один был прямо за ее спиной, у двери, готовый броситься на любого, кто зайдет следом за ней, двое сидели у противоположной стены, а еще один был в самом дальнем углу сарая. Самый первый голос, который услышала Лена. Именно его обладатель обратился к Лене чуть напряженным тоном: