На прорыв!

Ольха присмотрелась к карте. После Уссурийска проехали станции «Озёрную падь», «Ипполитовку», «Орехово-Приморское», «Сибирцево». Гарь, когда-то оставленную пожарами в этих местах, смывало, оголяя остовы зданий. Роботы довершали начатое неизвестными пироманами и топтали уцелевшие строения погодя. Глядя на неё Тимофей даже подумывал за просекой роботов можно пустить специального робота, который сеял бы семена. Но для этого требовалось удостовериться в плодородности почвы. И в том, что кто-то будет за ними ухаживать.

«Мучную» и «Кнорринг» состав миновал, выбравшись из полосы дождя. Солнце осветило горизонт, показывая большую, красивую радугу. Ольха даже откинула обзорное стекло костюма, щурясь на яркий свет, и улыбаясь новому для неё явлению. Совсем как ребёнок.

– Ребята, смотрите в окно справа. Радуга. – Передала она всей команде.

Народ прильнул к окнам, делясь впечатлениями. По радуге одинаково соскучились как анклавовцы, так и подземники. Все не видели её уже около 16 лет.

– Тим, поставь что-нибудь по теме. – Обратилась сменный машинист к Тимофею.

– Хорошо. – Ответил хакер и вскоре в динамиках заиграла песня «луч солнца золотого» в исполнении Муслима Магомаева. Она же «серенада Трубадура».

Ольха прислушалась. Пение заворожило, рисуя перед ней готовые образы. Воображение поплыло, побежало впереди состава.

Затем послышались композиции «синяя вечность», «журавли», «герои спорта», «не спеши» и другие песни в исполнении маэстро советской эстрады.

Мощный, благословенный голос окончательно добил всех, когда грянула бессмертная песня «день победы». Люди в составе все вышли в коридоры вагонов, не в силах сидеть или лежать. Хотелось действия.

– Зём, ну где же ты? Долго там ещё мыться собираешься? – Пробубнила Ольха. Отпускала на 10 минут. Потом увидела в камеру Ленку. Добавила ещё пятнадцать. И вот уже почти час, как оба не покидали санузла.

Пытаясь отвлечься, Ольха принялась читать инфотеку. Выискивая крупицы информации по местности. Их заботливо залил в сеть Тимофей, когда собирал аппаратуру для Содружества.

Одухотворенные люди под впечатлением зрительного и музыкального образа тем временем достигли Спасска-Дальнего. Маленький в прошлом городишко словно уничтожало само время: железнодорожная насыпь тянулась вдоль мёртвых улиц, пустые «хрущёвки», часто без окон, стояли мёртвыми коробами. Но Ольха уже знала, где сделает остановку. И как только разглядела на мониторе образ памятника, передаваемого дроном, без сомнения скинула скорость.

Состав затормозил и быстро остановился. Роботы застыли на месте, ожидая дальнейших команд.

– Собираемся все на перроне. Идём на экскурсию. – Обронила Ольха в динамик и первая покинула состав.

– Что? Зачем? – Не понял Тимофей, но вышел на перрон в числе первых.

Памятник погибшим в годы Великой Отечественной Войны время ещё немного щадило, а вот аллею до него нет: асфальт вспучился ещё на подступах к памятнику, а плитка возле него так вовсе ходила ходуном, ямы и провалы были повсюду. Некоторые можно было обойти, прочие приходилось перепрыгивать.

Когда то чёрный памятник давно потерял первозданную краску. Теперь он был темно-зелёный. Бронзово-латунный сплав все же передавал образы четырех мужественных солдат, олицетворяющих собой всех, кто отдал жизнь в годы Великой Отечественной Войны.

– Ребята. Вы слышали песню «День победы», а теперь мы стоим перед памятником тем, кто участвовал в ней. – Обронила Ольха и тут из толпы показался Зиновий, перехватывая слово.

– Память это наше всё. – С ходу добавил молодой адмирал и встал рядом с памятником. – Наши прадеды были мужественны. Наши деды последовательны. Они строили новый мир. А вот отцы уже слишком доверчивы. Я не хочу сказать, что они разрушили все, за что воевали и что отстраивали предыдущие поколения. Но они поверили в то, что Вторая Мировая будет последней Великой Войной. Никто не хотел Третьей. – Зиновий повернулся к людям. – И вот она пришла, забирая не десятки миллионов жизней, а миллиарды менее чем за год. Нам досталось жуткое наследие, которое мы, скрипя зубами, должны облагородить и передать нашим потомкам. Мир утонул в голоде, крови и радиации, но мы должны создать оазисы, от которых возродится новый мир. Без разногласий, конфликтов вер, культур, политики… мы стали едиными вопреки всем разобщающим факторам. Потому что мы единственные, кто выжили! Это обязывает нас идти вперёд и добиваться новых побед. Потому что больше просто некому. Люди, заныкавшиеся по бункерам, лесам и клочкам не тронутой радиацией земли, наверняка опустились до уровня зверей. Но мы должны помочь им вновь ощутить себя людьми.

– Но как же людоеды? – Послышалось в толпе.

– Те, кто носят уши других как колье, сами прировняли себя к скоту и будут уничтожены ровно так же, как раньше охотились на зверей. – Спокойно ответил Зиновий. – Человек состоит из привычек. Привычки есть человеческое мясо в новом мире не быть! Но я верю, что это делали не все выжившие! А теперь ещё раз посмотрите на памятник. И делайте всё, чтобы потомки возвели вам не хуже. За ваше мужество и самоотдачу!

Толпа одобрительно загудела.

– Я-то думала ты до самой Шмаковки собрался трахаться, – ткнула в бок Ольха.

– Должен же кто-то и о продолжении рода заботится. – Ответил адмирал, отмахнувшись, и снова поднял руку, требуя внимания. – А теперь погружаемся в состав. Следующая остановка Шмаковка. Пробурим скважину. Добудем воды. Без воды жизни нет!

Народ снова загудел и подбодренный, поспешил к составу.

Зиновий посмотрел на Ольху.

– Спасибо, что прикрыла. Но нас ждут на севере. Не стоит делать остановок просто так. Мы не знаем ресурса роботов. В один прекрасный день они могут нас просто перестать толкать для разгона. И встанем посреди рельс. Пока не доберемся до Лучегорской ГРЭС, после Шмаковки никаких остановок.

– Люди мало что знают об этом мире. Особенно, молодёжь. Наша задача просвещать. Им нужны зрительные образы, то, что можно потрогать, посмотреть. Вдохновляющие события, чтобы идти за Содружеством. Раньше это называлось патриотизмом.

– Пока все не начали воевать друг с другом в пределах собственной страны? – Подкинул бровь Зиновий. – Или это уже называлось выживанием при изменившихся условиях?

Ольха фыркнула, повернулась и молча зашагала к составу. Чего с начальством спорить. Дурак на дураке.

Ближе к вечеру дотянули до Шмаковки. Загорелись красные лампы. Состав закупорился, не выпуская никого, кроме дронов и планеров. Катастрофа изменила посёлок, расположенный неподалёку от станции. Ключи больше не били из земли, а округа показывала высокий уровень радиации.

– Это странно, так как ещё 2 месяца мы проскакивали здесь с допустимым уровнем радиации. – Ответила Вики.

– Сказывается близость китайской границы? – Переспросила Ольха.

– А раньше её не было что ли?

– Тогда ветер другой был.

Обе спорили, пока планеры разведали окрестности. Семёныч вернулся с докладом, что не всё в порядке с водой и расположенных неподалёку Горных Ключах. Посмотрев карту, пришли к выводу, что всему виной река Уссури. Лёд вскрылся и понёс по воде десятилетиями собираемую радиационную пыль. Снег таял поверх него, добавляя в воду примеси, от которых дохла и без того скудная рыба.

– Если она плывет по течению кверху брюхом уже здесь, то выше по течению эта зараза попадёт в Амур, а так и так будет немало грязи. Хабаровску стоит закрыть водозаборники до осени. – Прикинула Вики и настояла на немедленной установке новой вышке связи.