На пути к войне

Беван сполз с каталки и теперь лежал на грязном полу, положив голову на колени Алексы. Она осторожно водила пальцами по его лицу, опасаясь дотрагиваться до спутанных, грязных, некогда шелковистых и блестящих волос. Беван свернулся клубком и замурлыкал себе под нос, не осознавая ее присутствия, хотя сам подполз к ней.

— У нас нет никаких доказательств. Только опыт Алексы убеждает нас, что чоя стремятся к духовным контактам, — ГНаск насмешливо поднял губу и обнажил клыки, на которых еще виднелись остатки его последней трапезы. Он сплюнул на пол. — Духи не способны совершать межпространственные полеты.

Блестящие глаза ррРаска на мгновение обратились в сторону Алексы, и он возразил:

— Время от времени нам попадается какой-нибудь чоя. Даже подробные анатомические исследования тела и тезарианского устройства не дали нам необходимую информацию.

Алекса подавила дрожь, поняв, на что намекает командир флота — ей представились муки вивисекции.

— Едва ли это существо, — ГНаск толкнул Бевана массивной ногой в бок, — поможет нам.

— Самое важное — если он умеет пилотировать корабли. Стоит ему проложить дорогу, и я последую за ним.

Алекса в испуге подняла голову.

— Чо… — произнесла она. — Значит, вы полетите не для того, чтобы защитить их, а чтобы напасть! — она перевела взгляд на ухмыляющегося ГНаска.

— Вот именно, маленькая охотница, — ответил он. — Теперь ты все поняла.

Алексу внезапно обдало жаром. ГНаск разыгрывал комедию, болтая с ррРаском и ожидая, пока она сама сделает вывод, к какому они уже давно пришли. Она покачала головой.

— Он не сможет лететь, — нехотя сказала она.

— Сам — скорее всего не сможет. Но если рядом будешь ты, я не сомневаюсь в успехе.

Алекса вздрогнула. Грязное существо, валяющееся у ее ног, когда-то находилось с ней в самых интимных отношениях. Но разве сможет она вновь коснуться его — телесно или душевно?

Теперь Беван вызывал у Алексы отвращение. В худшие дни он представлялся ей хитрой, увертливой добычей, мешающей ей утолить голод.

Алекса не позволила ГНаску заметить выражение ее лица.

— Сколько у нас времени?

— Нам некогда ждать, — ответил ррРаск, — мы должны быть готовы нанести удар прямо сейчас. К тому же понадобится время, чтобы набрать ускорение и пролететь сквозь Хаос.

Беван резко дернулся. Его голова откинулась, и взгляд уперся в глаза Алексы. Когда-то у него были прекрасные, темные, живые глаза. Теперь они напоминали пересохшие лужи.

— Но каким образом он, по-вашему, сможет доставить нас туда? — с горечью спросила Алекса.

Лицо Бевана просияло, как будто он пробудился от ее голоса. Усмешка, похожая на гримасу боли, исказила грязное лицо.

— Алфавит, — произнес он. — Это как перемешанный алфавит… И мы пройдем от А до Я, — он закашлялся и со стоном уткнулся в ее колени.

Алекса внезапно склонилась, обнимая Бевана и помогая ему восстановить дыхание. Она оглянулась через плечо на ГНаска и заявила, подчеркивая каждое слово:

— Я ничем не могу ему помочь.

— Что же тебе нужно?

Если ей предстоит это сделать, то ГНаск поплатится за свой замысел.

— Ваша ванна, — сказала она. — Мне надо вымыть его и успокоить.

Лицо ГНаска окаменело. Тарш, который завис над его лбом, затрясся всем телом. Алекса наблюдала, как ГНаск принимает решение. Он отказался бы даже прикасаться к ванне до тех пор, пока ее полностью не сольют и не очистят после купания человека, а это было сложной задачей в космосе, и Алекса прекрасно знала об этом. Она собиралась лишить абдрелика его самого излюбленного удовольствия.

ГНаск повернулся к ней спиной, прорычав что-то ррРаску, когда проходил мимо. Он громко хлопнул дверью, удаляясь в жилые помещения станции.

ррРаск откашлялся.

— Поступай, как хочешь, — произнес он, но Алекса уже знала, что получила то, чего добивалась.

Она осторожно отстранила Бевана и поднялась.

— Вези его за мной, — приказала она командующему флота и пошла вперед.

Абдрелик фыркнул, исполняя приказ.

Палатон встал за спиной Руфин.

— Мне казалось, ты сообщила о том, что преследователи отстали.

— Верно, но я не сказала, что мы не получили никаких повреждений, — Руфин окинула взглядом пульт. Отметины и трещины покрывали его прежде гладкую поверхность, кое-где виднелись оплавленные дыры, из которых торчали перепутанные провода. — Аппарат связи разбит полностью.

— И не только он, — заметил Палатон, понимающе улыбнувшись Руфин. — С этим уже ничего не поделаешь. Попытайся исправить все, что можешь. При посадке нас обязательно заметит охрана — посадка будет трудной, тезар, но мы окажемся дома. Так что им не придется долго тревожиться.

— А пока, — ледяным тоном заметила Руфин, — никто не знает, что стало с наследником и его подопечным, и я не могу вести счет в этой командной игре.

— Значит, ты умеешь в нее играть? — Палатон мгновенно отвлекся. Он обнажил зубы и стукнул ногтем пальца по коронке на одном из них. — Однажды мне чуть не вышибли зуб, но я забил решающий гол.

Руфин усмехнулась.

— Я играла в защите, — заметила она и вздохнула. — Может быть, Чо приходит конец, но она все еще отбивается.

— Естественно, — Палатон положил руку ей на плечо. — Я немного отдохну. Позови, если я понадоблюсь тебе.

Руфин кивнула и повернулась в кресле, с сокрушенными восклицаниями ковыряясь в аппарате связи.

Рэнд свернулся в разложенном пассажирском кресле. Палатон осторожно присел рядом, думая, что мальчик спит, но Рэнд спросил:

— Что-нибудь случилось?

— Ничего особенного. При взлете глиссер получил незначительные повреждения. Связь прервана.

Рэнд спустил ноги на пол и сел.

— Здесь есть какая-нибудь еда?

— Ты все еще голоден?

— Еще бы! Я бы съел ту штуку в фиолетовой обертке. Но только не серую кашу!

— Значит, ты предпочитаешь овощной массе углеводы и сахар?

— Это и в самом деле овощи? — Рэнд скорчил гримасу, видя, как Палатон открывает шкаф в салоне и достает припасы. — Нет, этим ты меня не убедишь.

Палатон обнаружил несколько сладких плиток и подал их Рэнду.

— Это поддержит тебя ненадолго. Скоро мы будем дома.

— А если нет, ты еще услышишь, как урчит у меня в животе! — Рэнд развернул плитку и мгновенно проглотил ее, слизнув с пальцев сладкие крошки.

Палатон опустился в кресло, наблюдая, как человек радуется еде. В этом существе была детская непосредственность — вероятно, с возрастом и зрелостью она должна была пройти. Палатону казалось, что если человек лишится способности радоваться, он будет действительно жалким существом. Подобно полноводным рекам, у истоков скрывающимся под землей, радости было необходимо выходить на поверхность, облегчая жизнь. Палатон позволил себе сейчас такую радость, видя наслаждение Рэнда.