На сердце без тебя метель...

Что могла ответить Лиза? Ровным счетом ничего. Разочарование медленно разливалось в теле, отравляя мысли и чувства. Особенно после того, как Акулина принесла поднос с холодным ужином, присланным заботливой хозяйкой. Раньше такой знак внимания вносил в душу Лизы немного тепла. Сейчас же почему-то показался насмешкой.

— Что, барыня? Съели лыка? Не надобно было вам поднимать такую бурю, — с ехидством произнесла Акулина, ставя поднос на табурет у кровати, и добавила хвастливо, явно наслаждаясь своим положением: — Хозяйка никогда не сдаст меня квартальному. Уж зарубите себе на носу!

Куда делись робость и ее прежнее подобострастное отношение? Насмешки прислуги стали последней каплей для Лизы.

— Пошла вон!

— Я-то пойду, да вы-то знайте: недолго вам тут осталось барыней ходить! Вы-то, небось, не думали, что в листке^[280] все-все может быть написано!

— Пошла вон! — повторила Лиза холодно и резко.

Во второй раз Акулина огрызаться не стала. Только подол взметнулся, когда при взгляде на Лизино лицо она шустро выскочила из комнаты, вмиг растеряв остатки бравады. Но спускаться не спешила. Лиза кожей чувствовала ее присутствие за дверями. Верно, ждала рыданий или приступа злости.

«Помни, кто ты есть», — наставлял Лизу когда-то отец. И она помнила. И сейчас зацепилась за остатки былого, пытаясь не дать эмоциям взять над собой верх.

Так и сидела в тишине, не шевелясь, пока не услышала стук калитки и не увидела, подойдя к окну, темную фигуру, скользнувшую через черный ход в переулок, — одну из визитерш акушерки, что тайком приходили в этот дом.

— Werft keine Steine, meine Frau^[281], — повторила Лиза сказанные ей на немецком слова. — Истинно так…

Глава 33

При всей богопротивности ремесла Амалии Карловны Лиза не имела ни малейшего намерения сдавать ее властям. Хотя поначалу, едва только поняла, для чего приходят незнакомки в дом на Немецкой улице, в ней всколыхнулась волна жесткого неприятия и решимости прекратить греховное дело Frau Херцлих.

Это случилось за день до того, как обнаружилась пропажа денег из шляпной коробки. Все вскрылось неожиданно, как часто и бывает при делах, что стараются держать в тайне. В тот сентябрьский день лил дождь. Зарядил сразу после полудня, вымочив платье Лизы до нитки. Она замерзла. Туфли промокли и грозили лишиться подошвы. Ввиду своего плачевного положения девушка решила вернуться домой на извозчике.

Проворно садясь в коляску, Лиза как всегда боялась привлечь к себе внимание и тем самым выдать себя. Ведь кукловод был представлен ей именно в Москве. Не хватало еще случайно наткнуться на его приятелей. Она так и представляла, как кто-нибудь их них замечает ему при встрече между делом: «А помнишь ту хорошенькую prot'eg'e графини Щербатской? Ту, что сбежала от старухи. Так вот, я тут отъезжал от ресторации Yard’а и приметил ее…»

Был ли Marionnettiste уже в Москве, куда начинали съезжаться на сезон из усадеб, или все еще в Заозерном? В любом случае, встретиться с ним Лизе определенно не хотелось. Для нее он остался в прошлом, словно и не было его вовсе, как и всего остального. Но притом Лиза понимала, что вряд ли он думал о ней так же. Этот будет искать дольше и тщательнее, чем Дмитриевский, запертый в границах уезда. Потому и старалась всегда остаться неузнанной, когда проезжала на извозчике мимо открытых экипажей и праздно гуляющей публики.

Разумеется, в тот дождливый день публики не было, а экипажи так и норовили побыстрее промчаться в укрытие от холодных осенних струй. Но Лиза все равно по привычке прятала лицо, чем привлекла пристальное внимание извозчика. С тех самых пор, как она заняла место в коляске, он то и дело косился на нее через плечо. Лизу это внимание раздражало. К тому же от запаха его промокшей овчинной безрукавки ее замутило еще в начале поездки, а тряска на ухабах дороги лишь усилила приступ дурноты. И почему Макар снова запил?

У самого дома на Немецкой извозчик в который раз окинул Лизу цепким взглядом с головы до ног, а потом вдруг проговорил еле слышно:

— Коли желаете, барыня, вернусь за вами в конце. Недорого возьму. Полтину всего.

— Нет, благодарствуй, не надобно, — отказалась она, отсчитывая гривенники. Несмотря на дождь, ей хотелось поскорее выбраться из коляски.

Дворник Гаврила, заслышав звук подъехавшего экипажа, уже гремел засовом с другой стороны калитки.

— Не сможете вы сами после, барыня, — цыкнул досадливо извозчик. — После такого дела мало кто сам ходить сможет. Да и подумали бы вы, барыня, что ли. Это ж не щенка утопить. Сучьего сына и того жаль, а тут дите вытравить из утробы! Грех-то какой! Да еще коли кто прознает, ведь подсудно же…

У Лизы дрогнула рука, когда протягивала мужику гривенники. Монеты так и посыпались из ладони на дно коляски, зазвенели, падая на камни мостовой.

— Да что ж такое! — в сердцах бросил извозчик и прибавил ругательство, от которого Лиза вся так и вспыхнула.

Огонь, которым горело все внутри, теперь пылал лихорадочным румянцем и на ее лице. Она с готовностью оперлась на мозолистую ладонь дворника, шагнувшего к коляске, и выпрыгнула из экипажа, торопясь убежать от извозчика и его странных предположений.

Он ошибался! Конечно же, ошибался! Да, Амалия Карловна была акушеркой, но это вовсе не значило… не значило… Или значило?! Ведь тогда легко объяснялись и череда ее тайных посетительниц, и странная суета на первом этаже, которую Лиза порой угадывала по глухим звукам, и то, с какой осторожностью Гаврила оглядывал через окошко в воротах каждого визитера.

Чувство гадливости и неприятия разрывало Лизу. То и дело подкатывала дурнота. И она жила в таком доме! Просто ужасно! Ужасно!.. Но самым противным во всей этой истории была ее собственная беспомощность. Уйти сейчас же невозможно: некуда, да и бумаг у нее нет. Замкнутый круг. Она связана по рукам и ногам, пока не найдет Николеньку и не уедет вместе с ним из Москвы. Если найдет. Потому что вместе с осенней хмуростью дней в душу Лизы медленно вползали сомнения. Что, если брата все же увезли в столицу? Или вовсе в какой-нибудь уездный город? Там ведь тоже могут быть пансионы. А что, если это вовсе не пансион?..

Обуреваемая этими ужасными мыслями, Лиза до самого рассвета промучилась мигренью. В привычное время в дверь тихо стукнула Акулина, пришедшая, как обычно, помочь ей с утренним туалетом. Отослав ее прочь, к завтраку Лиза так и не вышла. Чтобы не встречаться с хозяйкой, она дождалась окончания утренней трапезы, кое-как пригладила руками платье, слегка помятое за ночь, и выскользнула поскорее из дома. Думала тогда, что подыщет себе новое жилье — быть может, и без бумаг что выйдет. Нужно только немного перетерпеть… подождать…

А следующим днем обнаружила пропажу денег. И случился тот самый разговор с Амалией Карловной, приведшей к очередной ночи без сна. И если ранее Лиза полагала немку милосердной из-за риска, на который та пошла, пустив в дом жиличку без бумаг, то теперь ей все виделось иначе. Разве рисковала акушерка, выказывая милосердие? Верно, сразу догадалась, что прошлое Лизы с душком, оттого и вела себя так вольно. Везде обман и лицемерие. Везде…

Поутру к Лизе вновь постучалась Акулина. Получив разрешение войти, она внесла в комнату ведро воды для утреннего туалета и насмешливо покосилась на Лизино платье.