На сердце без тебя метель...
Шрифт:
— Никогда! — запальчиво воскликнула Лиза, потянувшись к нему через стол и накрывая его руки своими маленькими ладонями.
Александр в ответ несмело улыбнулся уголком рта и переплел ее пальцы со своими. А потом встал, не размыкая их рук, приблизился к ней и опустился на колени перед ее стулом.
— Я хочу, чтобы ты знала все. И ежели повторишь после то, что сказала нынче, я буду наисчастливейшим человеком, — проговорил он чуть хрипло, выдавая свое волнение. — Помнишь, я писал к тебе о своих прегрешениях? О том, что своей безумной страстью, своим самолюбием свел в могилу Нинель. И это правда. Ведь люби я ее истинной любовью, непременно укротил бы свои порывы, хранил бы ее от всего, что могло причинить ей вред, даже от самого себя. Но я… я убил не только Нинель. У мадам Дубровиной
— Не понимаю… — Лиза устремила растерянный взгляд на Александра, пока тот явно собирался с духом, чтобы продолжить рассказ. И она действительно не понимала, что такого страшного мог он совершить, за что так терзал себя сейчас и в чем так страшился признаться.
— Нинель скончалась родами. Но дитя… сын… он умер не сразу. Я… я был пьян. Не понимал, что говорю. Ушел из дома, укрылся от всех, покамест Нинель мучилась. Я даже не простился с ней, потому что был не в состоянии… И когда мне сообщили, что она умерла, мне стало совсем… Меня спросили, что делать с ребенком. Я ответил, что мне безразлично. Ежели Бог забрал мою птичку, то пусть забирает и того, кто убил ее. Я… я просто ничего не сделал. Он был не нужен мне. И он умер. Но самое страшное — в душе у меня даже ничего не шевельнулось. Ровным счетом ничего. И не возьми мадам Дубровина все хлопоты по погребению в свои руки, я едва ли задумался бы об этом. Только когда она увезла тела, чтобы схоронить на погосте в собственном имении, я осознал… И когда поехал туда, она вышвырнула меня вон, даже невзирая на правила приличия. Но я не виню ее. Ныне не виню. Она во всем была права. Я кругом виноват. А еще она сказала, что не всякая женщина сумеет полюбить человека, убившего свою жену и дитя. Теперь ты видишь, какое чудовище стало твоим супругом?
Лиза выпростала ладони из плена рук Александра, но не для того, чтобы отстраниться, как он, разом помрачнев, должно быть, решил. Она ласково обхватила ладонями его лицо и с нежностью заглянула ему в глаза:
— Мне ли бросать камни? Qui 'evoque le pass'e s'en repent…[392] Довольно покаяний, d’accord?
Ах, как жаль, что их прервала Ирина, напомнившая из-за двери, что ее сиятельство ждет портниха-француженка, прибывшая с множеством коробок из самой Москвы! Сама бы Лиза не отказалась провести весь день в объятиях мужа, когда он целовал ее так жадно и требовательно…
— Ступай, ma Elise, — оторвавшись от губ Лизы, Александр с улыбкой провел ладонью по ее волосам. — И не думай о расходах. Смело бери у портнихи все, что пожелаешь, да самое лучшее. Не пристало графине Дмитриевской иметь гардероб хуже прочих, тем паче в провинции.
«Графине»! От понимания, какое высокое положение она теперь занимает, по спине Лизы пробежал холодок. Ее никогда не готовили для подобной роли, но она помнила по прежней жизни в Москве, как пристально следили за поведением титулованных особ, подмечая каждый их шаг. «Nous devrions placer la barre tr`es haut et, je dirais: «Noblesse oblige»[393], — часто говаривала графиня Щербатская.
И страхи Лизы только усилились, когда Александр упомянул о визитах, которые они, будучи молодоженами, обязаны были нанести ближайшим соседям, и об устройстве свадебного приема.
— И, вне всяких сомнений, мы должны известить о нашем венчании твою patronesse, — твердо произнес он. — Пусть все свершилось без ее ведома, пусть Лизавета Юрьевна не считает более тебя своей воспитанницей, но так должно. Я напишу к ней нынче вечером. Ежели пожелаешь, можешь добавить несколько строк от себя. После решишь, — уже мягче добавил он, видя Лизину растерянность, и, напоследок поцеловав ее, громко кликнул Ирину.
На примерке Лиза поначалу чувствовала себя неловко и скованно. По распоряжению Дмитриевского, помимо многочисленных платьев, француженка привезла с собой шляпки, шали, перчатки и прочие детали дамского туалета, которые взяла в кредит в лавках на Кузнецком мосту.
— Je l'avais dit: le top du top! — приговаривала она, с помощью Ирины и пары своих помощниц облачая Лизу в очередной наряд. — Seulement le meilleur pour madame la comtesse![394]
От восхищенных
восклицаний портнихи и детского восторга Пульхерии Александровны Лиза постепенно расслабилась. Женская сущность взяла свое, и спустя некоторое время она уже в полной мере наслаждалась выбором нарядов, позабыв обо всех своих сомнениях и тревогах. Пока в самом финале примерки француженка, затягивая шнуровку на одном из привезенных дневных платьев, не произнесла с легким придыханием:— Je n'ai aucune id'ee de votre robe de mari'ee, madam la comtesse[395].
От прежнего восторженного настроения Лизы не осталось и следа. Ее венчание весьма отличалось от общепринятого, и она до сих пор страшилась разговоров о нем. Да и что ей было отвечать? Что ее понесли под венец в покрывале?
Хандра Лизы длилась ровно до обеда. Вместе с Пульхерией Александровной она спустилась в малую столовую, вовсе не ожидая своего супруга. Александр еще утром уехал на дальние поля за пару десятков верст и собирался отобедать у ближайшего соседа. Но едва только сели за стол, как Лиза скорее сердцем, чем на слух, распознала знакомую поступь в анфиладе, ведущей к столовой. «Совсем как раньше», — подумалось ей. Она снова ждет его появления со странным предвкушением. Она всегда его ждала…
— Прошу простить мой неподобающий вид. — Александр склонился к жене, чтобы коснуться вежливым поцелуем ее затылка, а после поцеловал руку тетушке. — Я спешил, как мог, и вот…
— О, как мы рады слышать это! — откликнулась довольная Пульхерия Александровна, забавно тряхнув головой.
Ее восторг после визита портнихи ничуть не утих. Она принялась так возбужденно рассказывать о том, как выбирала себе шаль и кружева на новые чепцы, что вызвала улыбку не только у Лизы, но и у Александра. Лизе показалось, что даже лакеи, буфетчик и дворецкий с трудом сохраняют отстраненно-вежливое выражение на лицах.
— Простите ma tantine сей восторг, — тихо произнес Александр, когда Пульхерия Александровна задремала прямо за столом под действием неразбавленного вина. — Для нее нынче все в радость. Давненько в Заозерном не случалось столько событий.
— Не надобно извинений. При виде такой неподдельной радости поневоле и сам радостен становишься, — ласково улыбнулась Лиза.
— Надеюсь, ваша радость только умножится, — Александр поманил рукой одного из лакеев, и тот подал ему на подносе белый конверт. — По возвращении я нагнал у Заозерного гонца с посланием к вам.
Письмо от Натали! Лиза сразу узнала почерк. От желания поскорее взять его с подноса закололо пальцы, но Лиза помнила, что обед еще не завершен, и не пристало ей сейчас выходить из-за стола. Она беспомощно взглянула на Александра и заметила озорные искорки в его глазах.
— Подайте вино и десерт в голубую гостиную, — распорядился он. — Ее сиятельству пришли важные известия, посему обед окончен. И позаботьтесь об ma tantine…
Едва лакеи притворили двери гостиной, оставив молодых супругов наедине, Александр притянул Лизу за талию и впился в ее губы долгим и страстным поцелуем. Только спустя время она опустилась в кресло и развернула письмо, но прочесть его полностью сразу не сложилось. Натали написала на двух листах, а уже по прочтении первого Александр стал слишком громко шуметь бокалами и графином и слишком часто ходить по комнате из угла в угол. Лиза в удивлении сложила письмо, решив, что дочитает его позже, и посмотрела на мужа с немым вопросом в глазах.
— Не знал, что ты продолжила столь тесное знакомство с мадам Дуловой после ее… м-м-м… fuite[396], — произнес Александр таким тоном, что Лиза без труда разгадала начало разговора.
Она понимала, что у него возникнут вопросы. Ждала их еще тогда, когда он предъявил ее письмо к Никите, и сейчас готова была откровенно и честно рассказать обо всем, что случилось с ней после бегства из Заозерного.
Но, быть может, графине Дмитриевской не пристало поддерживать знакомство с мадам Дуловой, бежавшей из родительского дома и отвергнутой матерью? Эта мысль буквально обожгла, потому что Лиза знала — не сможет она покорно принять такое условие своего нового положения. Но если рассказать, как Натали помогла ей, тогда Александр непременно поймет!..