На сердце без тебя метель...
Шрифт:
Лиза ждала этого поцелуя давно. Она была готова к нему. Она жаждала его. И приняла его с горячностью, удивившей даже ее саму, настолько вдруг обнажились чувства и позабылась скромность.
Александр был нужен ей. Без него у нее не получалось быть полностью счастливой. Только с ним она видела мир ярко и полно и могла радоваться от души. И осознание этого не покидало Лизу, когда она сама касалась ладонями его кожи, наслаждаясь каждым прикосновением. Когда без стыда позволила сбросить с себя капот и сорочку, открывая обнаженное тело его жадному взгляду. Когда отдавалась ему без остатка, даря всю себя его требовательным рукам и губам, с готовностью и счастливой улыбкой встречая его страсть. Когда вдыхала
Странно, но позднее, когда страсть была удовлетворена, эти ощущения не ушли. Наоборот, только умножились, словно случившееся меж ними поставило некую точку. И было страшно вдвойне, что сейчас Александр скажет или сделает нечто такое, что разрушит ее хрупкое счастье. Потому Лиза лежала, закрыв глаза, и наслаждалась медленно угасающими волнами сладкой истомы. И вздрогнула от неожиданности, когда Александр снова коснулся ее. Провел кончиками пальцев по линии плеча вдоль тонкой ключицы, а потом выше — по шее, вдоль скулы, чтобы скользнуть в волосы, явно наслаждаясь этими легкими прикосновениями.
— Как ты? Нет слабости какой? Головокружения?
Лиза отчего-то смутилась от его прямоты. Качнула головой еле заметно, мол, все в порядке. Но Александра этот ответ, похоже, не убедил. Он намотал тонкую прядь русых волос на пальцы и легко потянул, а затем чуть сильнее, принуждая Лизу распахнуть глаза и встретить его изучающий взгляд.
— Я несколько забылся… ваша недавняя болезнь…
После нежного «ты» вежливое, чуть отстраненное «вы» будто окатило ледяной водой. Лиза невольно напряглась, чувствуя, как вместе с истомой медленно тает ощущение безграничного счастья. Все возвращалось на круги своя.
— Нет причин для тревоги, — поспешила она заверить его как можно спокойнее. — Господин Вогель нашел меня нынче утром в полном здравии.
Александр некоторое время пристально смотрел на нее, словно пытаясь что-то прочесть в ее глазах. А после встал с кровати и, даже не набрасывая шлафрока, направился к столику, чтобы налить из графина вино в два бокала. Когда он возвращался обратно в постель, Лиза в смущении отвела взгляд.
— Я думал с помощью вина возвратить вам румянец, но вижу, что в том уже нет нужды, — пошутил Александр, протягивая ей бокал. — Смелее, это всего лишь вино…
Они встретились взглядами и почувствовали, что прежнее легкое настроение рассеялось, как утренняя дымка, ведь оба на миг снова вернулись в прошлое. Застыла улыбка на губах Александра. Растерялась Лиза, когда поняла, что даже невинное замечание вызывает столь неприятные воспоминания. И делая глоток, она не могла не почувствовать горечь в сладости вина при мысли о том, что прошлое не стереть. Прошлое всегда будет отравлять их настоящее. А значит, возможно ли…
Александр все-таки накинул шлафрок на плечи, скрывая наготу, прежде чем отойти от кровати к окну и распахнуть створки. Пока он стоял спиной и смотрел на рассвет, окрасивший небо нежными красками, Лиза поспешно завернулась в тонкое покрывало.
— Вы спрашивали меня, почему я столь скоро обвенчался с вами. Верно, удивляетесь, почему потащил вас под венец едва живой, — начал Александр, продолжая глядеть в рассветное небо, будто нарочно избегая встречаться с ней взглядом. — Сказать по совести, je suis un ^etre tr`es 'ego"iste[381]. И даже больше — сущий дьявол! Когда мне сообщили, что вы не переживете ночь, я не столько думал о вас, сколько… я стал думать, что вы оставите меня, и я не смогу жить так, как прежде. При всей моей злости на то, что свершилось меж нами, на ваш обман и ваше бегство, мне было до крайности
необходимо знать, что вы пусть не в счастии, но в покое и довольстве. Пусть не рядом со мной. Пусть. Но под одним небом. Но если бы холера забрала вас, как, скажите на милость, жил бы я далее? Вы говорите, что не давали согласия. Вы правы. Его не было. Я вынудил отца Феодора обвенчать нас. Именно так. Обманом и угрозами. Я был готов на все, даже лишить вас отпущения грехов.Ошеломленная признанием Александра, Лиза молчала. От волнения у нее пересохло в горле, но она боялась поднести к губам бокал, как и боялась лишний раз шевельнуться, чтобы ни словом, ни жестом не нарушить его откровенности.
— Теперь вы понимаете, что все, говоренное вам, — истинная правда. Вы писали, что вас предупреждали обо мне, как о закоренелом себялюбце, гордеце и насмешнике. Все так и есть. И я… я писал к вам о том… мое признание… вы, верно, читали?..
Александр замолчал в ожидании ответа. А когда не получил его, обернулся и нашел Лизу взглядом.
— Да, — разлепила непослушные губы она. — Читала.
— Знаете, я ведь ненавидел вас еще и за это. А не только за обман и притворство. За то, что я открыл вам душу, будто на исповеди. До самого донышка выскреб все свои грехи. А потом… потом мне прислали письмо, что вы не Елизавета Вдовина и никогда ею не были. И все встало на свои места: я понял, для чего вы оказались в Заозерном и какие цели преследовали. Моя исповедь сложилась для обманщицы. Не для той, что хотелось признаться в своих прегрешениях в поисках утешения. Нет! — Он протестующе вскинул руку, когда Лиза попыталась возразить ему. — Я не хочу сейчас говорить о том. Не хочу. Я долго думал обо всем и понял, что мне нет дела ни до персоны faux ami, кем бы он ни был, ни до причин всей этой истории. Я не хочу знать, что было до того, как вы пересекли порог моего дома. Единственное, что важно для меня, что мне необходимо знать… А! К черту! Я ничего не хочу знать!
Александр одним махом осушил бокал, а потом принялся нервно крутить его в руках, пытаясь совладать с бурлящими в нем эмоциями. На Лизу он не смотрел. А она молчала, каким-то внутренним чутьем понимая, что ему необходимо выговориться, и терпеливо ждала продолжения.
— Тогда, у твоей постели, когда тебя крутила холера, я понял, что мне все едино. И нет дела ни до чего, лишь бы ты жила. Со мной ли или без меня… Безгрешная или с тяжестью проступков предо мной. Я понял, что прощу тебе все. И понял, что чувствовал Олоферн, когда шел на свидание с Юдифью. Уверен, он знал все заранее. И голову свою отдал, ибо так пожелала она.
«Юдифь, по нраву тебе моя голова? Возьми ее!» — возник тут же в памяти его хриплый шепот. И только теперь, после признания Александра, Лиза окончательно поняла, почему он упоминал эту историю из Ветхого Завета. Ах, если бы она раньше обнаружила его письмо в книге Карамзина! Кто знает, убежала бы тогда от него год назад? И как повернулись бы их судьбы?
— Я не стану удерживать тебя силой и попытаюсь отпустить, ежели захочешь раздельного проживания. Но помнишь, как ты написала мне о том, что я лучше, чем виделся тебе. Увы, это неправда. Это ты делаешь меня лучше. И я хочу быть иным, ma Elise… С тобой. Ты нужна мне. Бог свидетель, как ты мне нужна!..
«Я безмерно люблю вас, ma Elise…» Эти слова не были произнесены сейчас, но они ясно привиделись Лизе в последних отрывистых фразах Александра. Ее захлестнуло горячей волной нежности к этому гордому мужчине, в который раз открывшему для нее свою душу. И снова вернулось знакомое ощущение эйфории, а еще — удивительная легкость и еле уловимый трепет где-то в глубине живота.
— Вы ошибаетесь… — начала она, но тут же запнулась и исправилась: — Ты ошибаешься, Alexandre. Я дала тебе свое согласие в ясном уме и твердой памяти.