На страже Империи. Том 2

Я молчал. Только было вернувшееся настроение вновь начало портиться. Ненароком граф задел, пожалуй, самую тонкую из струн моей души. А ведь я бы не сказал, что моя душа — какой-то сложный музыкальный инструмент.

А спустя тысячи лет единственное, что я не мог не только простить — не простил я вообще ничего! — но и принять, это предательство сына. Хилини предала меня — боги, да жены высшего общества предают и травят мужей чуть не чаще, чем изменяют им с молодыми красавцами-стражниками! Такова жизнь при любом дворе. Здесь я, быть может, даже польщен тем, что она не предавала меня целых восемьдесят лет.

Стражи Трона и чародейская гильдия? Ха! Да только при моем правлении те и другие пытались свергнуть меня… ох, сколько раз? Кажется, два раза первые, четыре — вторые, и еще четыре — первые и вторые заодно. Всегда я просто вырезал бесполезных и часть полезных, запугивал и подкупал оставшихся, и правил дальше.

Даже к заговору тех, этих, да еще вместе с женой и всем моим гаремом я был готов — имел сразу несколько планов защиты.

Но меня предал сын. Амар-Син, младший из четырех наших детей. И единственный, оставшийся на тот момент в живых. Затем, уже в загробном мире, я много передумал — и смерти его старшего брата и обеи сестер стали казаться очень подозрительными.

Но при жизни я об этом даже не задумывался — ибо не задумывался о возможном предательстве со стороны сына.

Теперь я, впрочем, понимаю, как был наивен — веками общаясь с «гостями» царства мертвых, я встретил там немало и отцеубийц, и жертва отцеубийства. Понять я это могу. Принять — нет.

Понять в этой жизни вообще можно все, что угодно. Так что ж теперь — мириться с враждебными обстоятельствами?!

Все это я обдумал, пока аккуратно нес спящую Юлю в палатку и укладывал на спальники. Алиса и Маша остались с ней, на случай, если девушке что-то понадобится. Виктор, успокоенный исходом «операции», присоединился к Грише в патрулировании местности. К тому же, вот-вот должны прибыть рабочие, высланные старым графом.

Мы с ним остались наедине. Хотя нет. О себе напомнил третий, совсем новый, обитатель этих мест.

— СТАРЫЙ ЧЕЛОВЕК ХОЧЕТ СКАЗАТЬ ТЕБЕ, ЧТО КАЖДОМУ НУЖНО ДАТЬ КАКОЕ-ТО ДЕЛО. КАК У ВАС ГОВОРЯТ — ПО ДУШЕ.

Пока еще не привыкший к то и дело раздающемуся тут громовому басу духа, чуть не вывалился из своего кресла-трансформера. Недовольно почесав зад, он кивнул.

— Так и есть. Эта штуковина, оказывается, неглупа.

— Разумеется. — довольно кивнул я. — Это дух творения, а не то примитивное месиво, копошащееся в вашей банке. Так что, граф, к чему вы это? Про дело. То, что каждый должен чем-то заниматься, очевидно.

— Чем-то? — с добродушной улыбкой переспросил старик. — В том-то, барон, и секрет, что не «чем-то». А тем, чем человек хочет заниматься сам. Больше того — при этом он должен видеть, что под вашим управлением может делать свое любимое дело лучше, чем без него. Не абстрактно «жить лучше», заметьте! Именно делать любимое дело.

— Понимаю. — задумчиво кивнул я. — Интересная мысль. Ведь, похоже, именно этим всякие там народные вожди отличаются от тиранов и диктаторов — при первых люди думают, что сами выбрали, чем им заниматься, а вождь только способствует их занятию. А при вторых, как бы не улучшилась реальная жизнь людей, они ощущают, что их занятия навязаны. Что дела делаются из-под палки. Вот, о чем вы говорили — чтобы кровные родственники были надежно привязаны к вам, они должны видеть выгоду от союза конкретно и лично для себя, при том в такой форме, в которой нужно лично им, а не в абстрактном количестве еды на столе. Банальная мысль. Но стоящая размышлений.

— Именно так, барон. — довольно кивнул старик. — В теории это банальность. На практике люди чаще считают, что сами знают, чего хотят окружающие. Особенно их собственные дети. Поинтересуйтесь… да вот хоть у Григория Данииловича. Кем он хотел быть в жизни? Хотел ли он «идти по стопам отца»? Значит ли эта чушь для него хоть что-нибудь? Или теперь, чтоб не ощущать свое положение навязанным, он выдумывает какие-нибудь собственные оправдания тому, почему служит в госбезопасности?

— Я спрошу. Это интересно. Но давайте-ка лучше сразу обсудим, какую плату вы потребуете за помощь. Повторюсь, я не люблю ходить в должниках. Полагаю, обещанием показать, что делать с Ядрами, вы не ограничитесь?

— Не ограничусь. — кивнул граф. — Тут вы правы. Настают тяжелые времена, и помощь моему роду нужна здесь и сейчас, а не в будущем. Так вот, об этом…

Глава 11 Оборонительный союз

Перед началом обстоятельной беседы о вознаграждении для графа, мы все-таки переместились в более подходящую обстановку. Сразу передав банку с обрывками душ Грише, я сообщил Меньшикову, что возмещу стоимость всех потраченных им реагентов. Не хочется даже в самой малости быть в долгу у более сильного рода.

Старый граф сначала отпирался, утверждая, что траты не слишком велики, что он рад был помочь и всё такое прочее, но быстро понял, что шутить я не намерен. В итоге от моего бюджета отвалился солидный кусок, но этот вопрос был сразу же закрыт.

— Ну что ж. — сказал я, усевшись на складное кресло под весьма живописным дубом неподалеку от нашей палатки. — Думаю, теперь можно и поговорить, граф. А то на площадку скоро прибудут новые рабочие, и общаться там было бы весьма неудобно.

От нанятой этим же Меньшиковым для нас бригады действительно пришло сообщение о скором прибытии. Отдав Виктору все необходимые распоряжения и инструкции, я на время выбросил это из головы — немец справится, до трагедии с женой и ребенком он был весьма преуспевающим бароном.

— Пожалуй. — кивнул старик, паря на небольшой высоте в своем глубоком кресле-артефакте. — Для начала я спрошу, какую плату вы готовы были бы мне предложить, Ваше Благородие?

Ожидаемый вопрос, с которого обычно начинается любой торг. Зачем называть свою цену, рискуя продешевить, если оппонент сам может предложить что-то ценное?

Только вот я никогда не любил посещать рынки. Пару раз меня там доставали так сильно, что я просто сжигал ко всем чертям ларьки проклятых торгашей. А затем на рынок ходили рабы.

— Я не стану с вами торговаться, граф. Мне это неинтересно. Если вы согласились мне помочь, значит уже видели для себя какую-то выгоду. Назовите вашу цену. Если уж вы ошиблись и продешевили — это не мои проблемы, как считаете?

Старик негромко усмехнулся, вслушиваясь в гул подъезжающих к имению грузовиков. Устало выдохнул. Думается мне, он тоже не большой поклонник базарного искусства.

— Ладно, Дмитрий Алексеевич. — устало махнул он рукой. — Вот так вот я собрался в три минуты, покинув свой уютный особняк, летел к вам на всех парах, сорвался на помощь словно старинному другу, а вы еще и вынуждаете несчастного старика думать о столь корыстных вещах… Молодежь совсем нынче распустилась…

Я улыбнулся в ответ. Старик с одной стороны пытается набить себе цену за срочность, а с другой явно дает мне понять, что сам был весьма заинтересован в помощи мне. Что ж, стоит ответить тем же.

— Я очень вам благодарен, граф, за вашу спешку и самоотверженность. Вы поступили не как торгаш на рынке, но как дворянин и слуга России. Действовали в интересах страны и ее дворян, кем бы они лично вам не приходились. Это вызывает мое уважение. Но уместно ли, в таком случае, оскорблять столь достойного человека, как вы, болтовней о выгоде и выплате долга? Полагаю, вам, благородному аристократу из древнего рода, за счастье послужить нашему общему делу, не считаясь ни с временем, ни с расстояниями!