На участке неспокойно

— Фантазируешь!

— Между прочим, — не обратив внимания на реплику Сергея, возмущенно продолжал Лазиз, — ты теперь примиришься даже с клеветническими письмами, вот увидишь! Потому что не захочешь бороться с клеветниками. Духу у тебя не хватит. Как бы чего не вышло.

— Ну, знаешь!

— Да! Ты не захочешь бороться с клеветниками! Ты подумаешь: как бы чего не вышло! Не позабыл, чье это выражение? Ты не будешь поднимать шума потому, что тебя все время преследует собственный грех. Вот когда ты очистишься от него, тогда у тебя появятся прежние силы и ты станешь прямо глядеть в глаза людям. Тогда только на твоей стороне окажется правда! Согласен со мной?

— Не знаю…

— Хорошо… Узнаешь потом. Побудешь один, все обдумаешь, взвесишь, как говорят, и узнаешь… Ну не сердись, чего ты надулся! Мы же с тобой друзья!

— Правильно!

— Вообще-то, тяжело признавать свои ошибки, — чтобы как-то успокоить Сергея, снова начал Лазиз. — Однажды я совершил необдуманный поступок. Об этом как-то узнал Таджиддин Касымович. Он же, считай, наш «крестный». Помнишь случай в Янгиюле? Тогда он работал в милиции детским инспектором.

— Помню, — улыбнулся Сергей.

Когда кто-нибудь в разговоре произносил имя Ядга-рова, у Сергея всегда к сердцу подступала теплая волна. Он даже сейчас на минуту позабыл все, представив мужественное лицо первого секретаря горкома партии.

— Так вот, — продолжал Лазиз, — вызвал он меня и давай пропесочивать, да так, что я не знал, куда деваться. С тех пор, как вспомню этот случай, меня в дрожь бросает… Якуб Панаеович, между прочим, тоже не скупится на слова, когда кого-нибудь учит уму-разуму.

— Да-а…

— Ладно, не грусти. Все перемелется, мука будет. Мы еще повоюем! Повоюем, а?

Сергей не ответил — слез с топчана и, повернувшись лицом к реке, долго, не отрываясь, глядел на нее. Она бежала куда-то торопливо, неся на своих желтых волнах сорванные где-то наверху травы и цветы, и казалось, что стоит только закрыть глаза, как ее беспокойный, однообразный говор превратится в голос Лазиза и все повторится сначала — придется опять, хочешь ты этого или не хочешь, выслушивать горькую правду и делать вид, что ты не согласен, хотя где-то в глубине души ты оставался благодарен другу за все, что он тебе сказал. Ты давно все это понимал, но у тебя не было сил признаться самому себе в этом. Ты храбрился, прекрасно зная, что дело-то вовсе не в храбрости. Тебе нужен был друг, который бы внимательно выслушал тебя и посоветовал, что делать дальше…

Тяжело дыша, чайханщик внес блюдо с пловом. От плова шел резкий, дразнящий запах. Крупные зерна риса будто светились коричневым светом. С мясом, уложенным большими кусками по краям подноса, лежали тонкие красноватые нити моркови!

— Сережа, давай к дастархану! — преувеличенно радостно сказал Лазиз. Он соскочил с места, зачем-то переложил подушки и снова сел, потирая руки.

— Мархамат, товарищ, мархамат, — видя, что Сергей не отрывает взгляда от реки, проговорил Юлдаш-ака. — Плов хорош, пока горяч. Остынет — потеряет вкус.

— Перестань дуться, — виновато попросил Лазиз, когда чайханщик вышел. — Сегодня я сказал тебе правду, завтра ты скажешь мне правду. Разве это плохо?

Плохо, если человек, прикидываясь другом, носит за пазухой камень!

— Пошел ты к черту, — беззлобно выругался Сергей. Он легко взобрался на топчан и несмело взглянул в глаза Лазизу. — Чего ты расфилософствовался? Думаешь, мне мало нотаций подполковника? Я сыт ими по горло!.. Подай помидор, единоличник!

Лазиз улыбнулся.

Ели молча. Каждый думал о своем. Сергей то и дело поднимал голову и смотрел перед собой, будто прислушивался к чему-то. Лазиз аккуратно собирал в щепоть плов и, поднося ко рту, сильно выпячивал масляные губы.

«Черт меня дернул зайти к Крупилину! — в бессчетный раз упрекнул себя Сергей. — Если бы я не выпил, не было бы сейчас столько неприятностей. Стыдно показаться людям на глаза… Что подумает Катя, когда ей станут известны мои похождения? Совсем перестанет любить?»

Он пугливо оглянулся, словно кто-то вот-вот должен был нанести удар в спину. Отчего ему показалось, что Катя перестанет его любить? Она теперь вовсе не любит его! К ней вернулся муж…

«Может, уехать из Янгишахара? Катя, по-видимому, будет рада: избавится от моей назойливой привязанности».

Внезапно из репродуктора послышалась песня:

Есть такая любовь,

Та, что жизни длинней,

Как большая река,

Все полней и сильней…

Лазиз перестал есть — удивленно поднял голову, часто моргая длинными ресницами.

Перестали шуметь в чайхане.

Сколько лет мы с тобой Общей тропкой идем,

И ни облачка нет В ясном сердце твоем.

«Сколько лет шли бы мы с тобой общей тропкой, Катя? — успокаиваясь, по-своему воспринял слова песни Сергей. — Как бы все было хорошо! Ты даже не представляешь!»

Если бы знала Катя о его мыслях, она бы, наверно, расплакалась от счастья! В тот день, когда они впервые почувствовали, что нужны друг другу, они произнесли эти же слова и с такой же убежденностью. Правда, тогда она еще не знала о возвращении Анатолия. Да хотя бы и знала, разве смогла бы устоять против чувств, которые, как вихрь, несли и несли ее к тому, кто разбудил в ней эти чувства.

Пусть играют снега,

Пусть гуляют дожди —

В нашей светлой любви Все еще впереди!

Конечно, и у Сергея, и у Кати было еще все впереди^ Не могли они просто так отказаться от того, что уже пережили в тог дождливый вечер. Они не имели права уйти друг от друга, не разобравшись до конца в том, что произошло. Ни у него, ни у нее не было и тени сомнения в любви. Все, что случилось, зрело в обоих не один месяц, и не один надо месяц, чтобы все перечеркнуть и разойтись чужими.

— Послушай, Сережа, знаешь, кого я вчера встретил? — обратился Лазиз к Голикову, когда закончилась песня.

— Кого? — вяло отозвался Сергей.

В глубине души все еще звучали последние слова песни. И он повторил, как в бреду, эти слова, пробуждаясь от какого-то длительного страшного сна: «В нашей светлой любви все еще впереди!»

— Не угадаешь кого, — счастливо засмеялся Лазиз.

— Подозреваемого в магазинной краже, — процедил сквозь зубы Сергей.

— Дурак… Я видел Шазию!

— Впервые слышу это имя.

— Не городи чепухи, ты прекрасно знаешь, о ком я говорю!

— Да нет же!

— Если ты еще скажешь хоть одно слово…

— Я действительно не знаю никакой Шазии, Ты мне никогда ничего не говорил о ней.

— Серьезно? Это та девушка, которую приводили в отдел за оскорбление контролера… О, какие у нее глаза!.. Какие глаза!..

— Хватит, хватит, — замахал руками Сергей. — Можешь больше ничего не говорить. Ты влюбился в нее по уши.

— Ты угадал. Подскажи мне, пожалуйста, что я должен делать дальше?