На участке неспокойно

— Ладно, дядя Степан, я передам все, что вы сказали, — пообещала Рийя.

Хабаров облизал языком сухие губы, постоял еще с минуту и, ничего не ответив Рийе, тяжело зашагал к выходу.

Потом, когда он исчез, девушка заметалась по парку. Ее впервые за все время работы в дружине охватил страх. Она подумала, что Василия могут убить хулиганы. Он же никому из них не давал поблажки. Хабаров первый, наверно, выполнит угрозу…

Василий появился минут через двадцать. Он был в новой желтой финке, серых гладко отутюженных брюках и в молочных туфлях. В его глазах горели яркие радостные огоньки, от которых все оборвалось в груди Рийи, и она до того растерялась, что не могла сдвинуться с места.

— Прости, Рийя, ты, наверно, давно меня ждешь?

— Нет, что ты! Я только что пришла, — соврала девушка.

— Понимаешь, по дороге задержался, — стал объяснять Василий. — Заходил к Хабаровым… Степана опять дома нет. Я уже и не знаю, что с ним делать. Может быть, положить в больницу?

Рийя помедлила, решая, говорить ли Василию о том, что видела Хабарова, или не говорить.

— Проходил он сейчас мимо парка, — посмотрела она в сторону.

— Пьяный? — заволновался Василий.

— Не очень.

— Надо класть в больницу!

— Захочет ли?

— Положим силой!

— Я бы всех пьяниц привлекала к уголовной ответственности.

— Ты уж больно строга 1

— Ничего я не строга. Ты вдумайся только, сколько гибнет хороших людей из-за этой проклятой водки, — строго заговорила она. — Ты бываешь в милиции, знаешь, что почти все преступления совершают люди в нетрезвом состоянии. Я вот себя как-то представила на месте его жены и едва с ума не сошла… У нее же трое детей, Вася! Один одного меньше. Да еще свекровь больная… Нет, я бы судила пьяниц открыто, чтобы у других отпадала охота пить. Что ты смотришь так на меня, разве я не нрава?

— Права, Рийя, — нежно ответил Василий.

— Вот видишь, — смутилась она, — видишь, и не защищай, пожалуйста, пьянчужек, а то рассержусь… Мы же вместе боремся с ними.

Разговорившись, она вся порозовела от волнения и стала еще красивей.

— Понимаю тебя, Рийя. Ты все сказала правильно. Ничего не преувеличила. Пьяниц нельзя щадить!

— Конечно же, Василь, конечно!

— Мы с Сергеем Борисовичем решили на каждом предприятии организовать секции дружинников по борьбе с пьяницами и хулиганами. В них войдет боевой народ. А мне предложили возглавить это дело. Справлюсь?

— Справишься, не хнычь.

— Рийя…

— Что, Василь?

— Мороза обвиняют в краже из магазина… Неужели мы в нем ошибаемся?

— Я не верю, Василь.

— Дознание ведет Шаикрамов. Он как будто неплохой оперативник.

— Дознание — это еще не все, Василь. — Рийя посмотрела на влюбленную пару, сидевшую на соседней скамейке, радостно вздохнула и невольно потянулась к Войтюку.

— Ага, вот где вы|—вдруг раздался торжествующий голос Абдуллы Зияева.

Василий и Рийя посмотрели друг на друга, стараясь глазами высказать то, что готово было сорваться с губ,

— Чумовые вы, ребята, клянусь аллахом! Брали бы с меня пример и все было бы хорошо… Знаете, как я назвал сына?

Он был рад поделиться своим счастьем со всеми друзьями, забыв, что многим уже говорил об этом.

— Как же ты назвал своего сына? Рашидом?

— Ты — дочь Магомета. Клянусь аллахом! — воскликнул Абдулла. — Я так и назвал его. Знаете, сколько он весил, когда родился?

— Четыре килограмма двести пятьдесят граммов! — ответил Василий. Он глядел на Абдуллу и улыбался.

— Правильно, Василий. Клянусь аллахом, ты — сын Магомета!

— Знаете, какие глаза у Рашида? Черные, как агат, — продолжала за Абдуллу Рийя.

— Вы читаете мои мысли…

— Скоро твои мысли будет читать весь Янгишахар, — засмеялся Василий.

— Нет, быть отцом — самое великое счастье на свете. Ты, конечно, пока не сможешь понять меня… Кстати, — перевел Абдулла взгляд с Василия на Рийю, — что мы будем сегодня делать? У меня чешутся руки.

— Не беспокойся, без дела не останешься, — пообещала Рийя.

— Надо с Эргашем и его дружками поговорить, — нахмурился Абдулла. — В последнее время они совсем распоясались. Хлещут водку, как сапожники. Как бы не натворили чего-нибудь. Эргаш, по-моему, ничему не научился в заключении.

— Мы уже беседовали с ними вчера, когда ты был на работе, — посмотрел на Зияева Василий.

— Вы все им сказали? Да? Ничего не забыли? Я бы Эргаша выселил из города…

Разговаривая, они медленно шли по аллеям, подставляя лица мягким лучам заходящего солнца.

ОТПАВШАЯ ВЕРСИЯ

1.

Подполковник Абдурахманов грузно поднялся с кресла и подошел к Автюховичу, сидевшему в противоположном углу кабинета.

— Ты пойми, мы отвечаем с тобой за каждого нашего сотрудника, — запальчиво произнес он, удивляя Автюховича звонким срывающимся голосом. — Ни одно даже малейшее нарушение не должно быть скрыто нами. Надо строго наказывать всех, кто нарушает дисциплину. Давать поблажку — значит, не уважать самих себя. Тебе, как секретарю партийной организации, надо зарубить это на носу… Да-да, пожалуйста, не отворачивайся, я говорю вполне серьезно. Ты должен завтра же собрать партийное собрание и обсудить поведение Голикова!

— Вы можете мне, как секретарю партийной организации, только посоветовать сделать что-нибудь, — сдерживая гнев, глухо отозвался Якуб Панасович. — Приказывать же вы не имеете права. Коммунисты отдела избрали меня своим вожаком, и я не стану злоупотреблять их доверием!

— Не бросайся такими словами, капитан, — отошел от Автюховича подполковник. — Мы с тобой не на собрании и не в кабинете Ядгарова.

— Я думаю и говорю везде одинаково. Не надо мне делать подобные замечания, ведь вы уже более пятнадцати лет в партии.

— Ладно, ладно, распетушился, — сдался Абдурахманов.

Он сел за стол и нервно забарабанил пальцами по стеклу. Его нижняя мясистая губа отвисла, на щеках четко обозначились глубокие морщины.

Автюхович, не меняя позы, сбоку рассматривал начальника отдела и все больше убеждался в своей правоте.

Они говорили о Сергее Голикове. Абдурахманов

ill

поинтересовался, проверены ли жалобы шофера больницы Садыкова и лотошницы Розенфельд. Капитан ответил, что проверены, и факты, о которых говорилось в жалобах, не подтвердились. Сергей Голиков в обоих случаях действовал правильно и был совершенно трезв. Абдурахманов, очевидно, ожидал другого ответа — он обвинил Автюховича в беспринципности и субъективизме и потребовал перепроверить жалобы. Автюхович категорически отказался это делать, заявив, что жалобы проверяли коммунисты, которые еще никогда не были уличены в нечестном отношении к партийным поручениям. Тогда-то Абдурахманов и попытался повлиять на секретаря партийной организации как начальник отдела.